Екатерина Фурцева. Женщина во власти - Сергей Сергеевич Войтиков

тех, кому доверяла. В том числе за тех, кому доверяла совершенно напрасно. Одну такую историю позволяют реконструировать документы, выявленные и опубликованные крупным специалистом по истории отечественной культуры Леонидом Максименковым.

В самом начале сентября 1962 года Екатерина Фурцева неосторожно направила за собственной подписью в ЦК КПСС записку с просьбой разрешить известному пианисту, лауреату международных конкурсов Владимиру Ашкенази взять с собой на гастроли в США жену Торун-Софью, которая приехала в нашу страну из Исландии учиться в Московской государственной консерватории и приняла советское гражданство. Кроме того, с учетом длительности поездки Екатерина Алексеевна просила разрешить супругам Ашкенази заехать на обратном пути на неделю в Лондон к родителям жены, поскольку у исландской родни средств на дорогу в Страну Советов не имелось. Владимир Давидович изъявил готовность взять на себя расходы на проезд и пребывание жены за границей[567].

Вообще-то супругов на гастроли в Советском Союзе одновременно не выпускали. Такова была традиция. Однако исключения, пусть и редчайшие, все же делали. В записке, что уж вовсе странно, не упоминалось, что Ашкенази берут с собой еще и сына, которого, кстати, можно было оставить на время гастролей в семье деда, эстрадного пианиста Всесоюзного гастрольно-концертного объединения Давида Владимировича (Вульфовича) Ашкенази. Но в этом случае знакомство с родственниками получилось бы неполным.

Фурцева все же перестраховалась: ее записка была направлена в высший партийный орган с приложением проекта постановления.

Документ был получен на Старой площади 5 сентября и направлен в Отдел культуры ЦК. Там не торопились. Завотделом Дмитрий Поликарпов поддержал предложение Министерства культуры СССР только 13 октября. Очевидно, Дмитрий Алексеевич вовсе не стремился разделить потенциальную ответственность с Екатериной Алексеевной. Однако и предоставлять подписание заключения своему заместителю Поликарпов тоже не мог. Как-никак инициатива члена Центрального комитета партии, а сам он в этом самом ЦК только кандидат…

Брать на себя одного утверждение прошения не захотел и Леонид Федорович Ильичёв, который, как водится, пошел «посоветоваться» с Михаилом Андреевичем Сусловым. Уже вдвоем они милостиво наложили резолюцию «согласиться», и 16 октября предложенный Фурцевой проект постановления «О поездке В. Ашкенази с женой и Ашкенази Торун-Софьей с последующим заездом в Англию на срок до семи дней»[568] с резолюцией двух членов Президиума ЦК КПСС был направлен на исполнение. На следующий день Дмитрий Поликарпов уведомил об этом Министерство культуры СССР (хранить партийные документы государственным органам запретили в далекие двадцатые годы, однако на трехдневный срок ведомства получали распоряжения для последующего проведения «в советском порядке»).

Данное крайне либеральное по тем временам постановление было принято беспротокольным порядком аккурат накануне Карибского кризиса. Екатерина Алексеевна и деятели ЦК и его аппарата не могли не подозревать возможный побег, тем более что в 1959, 1961 и 1962 годах КГБ высказывался против командировок Владимира Ашкенази, ссылаясь на высокоавторитетное мнение Комиссии по выездам за границу при ЦК КПСС, — «в связи с наличием серьезных компрометирующих материалов»[569].

Как бы то ни было, в марте 1963 года семья Ашкенази улетела в США, а потом и в Великобританию, где ожидавшая второго ребенка супруга оформила документы на получение английского подданства и потребовала от Владимира Давидовича, чтобы он забыл Советский Союз и остался вместе за границей. Ашкенази поддался и 3 апреля 1963 года заявил советнику посольства СССР в Лондоне Яроцкому о своем намерении «временно» не возвращаться в Советский Союз и категорически отказался от посещения нашего посольства[570]. После личного обращения за помощью к Фурцевой Ашкенази просто не мог не понимать, что он ставит ее под удар[571]. Правда, отнюдь не желая подставить собственных родителей, Владимир Давидович поручился, что никаких действий, могущих повредить Советскому Союзу, он предпринимать не будет и даже пришлет почтой письмо на имя посла с просьбой о продлении срока его пребывания в столице Великобритании «по семейным обстоятельствам».

Доложив 6 апреля о случившемся в ЦК КПСС, председатель КГБ Владимир Семичастный указал в качестве заложников (прямо это не говорилось, но и так всё понятно) на отца и мать Ашкенази — пианиста и домохозяйку. Однако в конце записки Владимира Ефимовича товарищи по высшему руководству КПСС ознакомились с подлинно вегетарианским хеппи-эндом: Комитет госбезопасности, поддерживая предложение советского посла Александра Алексеевича Солдатова о продлении срока пребывания Владимира Ашкенази в Великобритании по семейным обстоятельствам, посчитал целесообразным официально сообщить пианисту, что это решение принято Министерством иностранных дел СССР, которое «выражает уверенность в том, что он будет вести себя за границей достойно». Правда, КГБ обязался принять «меры по возвращению Ашкенази в Советский Союз»[572]. Данные надежды были связаны с тем, что Владимир Ашкенази за рубежом рассчитывал на старые связи с британским импресарио Виктором Хоххаузером, в свою очередь заинтересованным в учреждениях, подведомственных Министерству культуры СССР.

Хоххаузер сидел на прочном «кукане» Министерства культуры СССР. Позже, 1 ноября 1965 года, Екатерина Алексеевна объясняли на партсобрании министерства:

— В настоящее время международный артистический обмен в целом ведется Госконцертом СССР на основе самоокупаемости со сдачей в Госбюджет СССР значительных инвалютных средств. Однако эту работу можно сделать еще более рентабельной за счет улучшения работы с импресарио. Практика показывает, что в отдельных случаях Госконцерт СССР еще далеко не достигает наилучших условий оплаты для наших артистов. […] Значительную экономию в советских рублях могло бы дать более рациональное составление маршрутов гастролей артистов, более продуманная постановка рекламы и т. д. Слабо используется нами возможность выступлений советских артистов по зарубежному телевидению во время их гастролей за рубежом. Этот вопрос плохо изучен, здесь [речь] идет о сотнях тысяч инвалютных рублей[573].

И в качестве конкретного примера привела достижение:

— Только в результате дополнительных переговоров с импресарио Хоххаузером он выплатил Госконцерту 10 тысяч долларов.

Нет сомнения, что и в истории с Владимиром Ашкенази на Виктора Хоххаузера было оказано определенное давление. Не исключено, что западный импресарио предпочел «откупиться».

Визы об ознакомлении с документами о бегстве Ашкенази наложили Козлов, Суслов, Ильичёв и Пономарёв, то есть обсуждение состоялось на заседании Секретариата ЦК КПСС. Почему Екатерине Алексеевне не припомнили ее записку, сказать сложно. Не исключено, что в связи с официальным обращением пианиста к советскому послу скандал решили не раздувать.

Так или иначе, «командировка» Владимира Ашкенази продолжилась. 20 апреля 1963 года КГБ прослушал телефонный разговор Владимира Ашкенази с Давидом Владимировичем. Сын с радостью сообщил о принятом решении, тепло отозвался о сотрудниках нашего посольства в Лондоне и попросил рассказать об этом друзьям в Москве. А кроме того, выразил возмущение сообщением московского корреспондента газеты «Рейтер» об осуждении Давидом Владимировичем поступка сына и отказом от него.

На самом деле, когда западный корреспондент П. Джонсон попытался провести аналогию между Владимиром Ашкенази и Рудольфом Нуреевым, Давид Владимирович подтвердил, что с родом Ашкенази такэ можно иметь дело. Старый прожженный эстрадник сыграл, по всей видимости, свою последнюю миниатюру. Он выставил иностранца из дома, с возмущением заявив ему: