Часть картины - Анастасия Всеволодовна Володина

не человека, царя, — надо выдавить из себя не только раба, но и героя. Нам не нужны герои, революционеры, террористы. Это все устарело. Это все не из нашего времени. Не из нашего века. Нам нужен не герой, а общество. Свободное общество, понимаете? Все остальное — это подмена понятий, иногда подмена кровавая, но всегда бессмысленная. Вот где наша война, наше поле боя, но боя ненасильственного. Растить людей свободных, думающих и небезразличных. Понимающих, что мы не часть картины — мы сами и есть эта картина. Это мы ее пишем. Это наша картина. А чем вы ее хотите писать?

Вихрев опускает глаза в пол и всхлипывает.

Николай Александрович смотрит в сторону и жует губы.

Андрей (холодно). Красиво говоришь. Только где конструктив?

Софья (игнорируя Андрея, устало зовет). Николай Александрович? Неужели вы…

Тот поднимает на нее глаза, и она уже все понимает.

Николай Александрович. Вы говорите прекрасные вещи, но вынужден согласиться с Андреем Ивановичем… Чтобы эта картина стала нашей, ее для начала придется вернуть. И боюсь, как бы мне ни было это неприятно, но для этого остаются только… силовые методы.

Она трясет головой, все еще не в силах осознать услышанное.

Софья. Это же дети.

Андрей. Эти же дети пачками погибают в войнах. Такие же дети, как и он. (Зло кивает в сторону Тимофея, опирающегося на стенку.)

Софья. Это же дети.

Андрей. Дети, которые с радостью пойдут за тобой. Особенно сейчас. Понимаешь?

Софья. Что? Я-то здесь при чем?

Андрей. Ты ж у нас героиня.

Софья. Я?

Андрей. Да еще и специалист по детям. Вон к тебе как тянутся! Может, еще кого приголубишь? Ваську моего там? Софья! Софья, брось!

Действие 2

Она слышит невнятные звуки за своей спиной. Тима стоит на коленях, его рвет. Он стаскивает с себя толстовку, вытирается ею и с отвращением прикрывает жижу. Софья безучастно следит за мальчиком.

Андрей. Ты выстрелила.

Софья. Да.

Андрей. Он не заряжен.

Софья. Да.

Андрей. Но ты выстрелила.

Софья. Да.

Андрей. Ты знала, что он не заряжен?

Софья. Какая разница?

Николай Александрович промакивает лоб платком.

Николай Александрович. Я так понял, вы, Софья Львовна, не с нами.

Софья. Верно. Поезжайте домой и соберите вещи.

Николай Александрович. Зачем это?

Софья молча поднимает глаза.

Андрей. Ты что это?

Софья молчит.

Андрей. Ты совсем, что ли?

Софья молчит.

Андрей. Ты совсем сдурела, что ли? Ты этого не сделаешь.

Софья (протягивает ему пистолет). Так заряди и стреляй. Раз детей не жалко, то и меня не будет. Я свидетель, Андрей.

Андрей. Сонь, да ты что, сдурела? Это же мы. Мы свои!

Софья молчит.

Андрей. Сонь, мы же за тебя впрягаемся. Мы ничего еще не сделали.

Софья. Я выстрелила.

Андрей. Он не заряжен.

Софья. Но я выстрелила. Это то же самое.

Андрей. Мы же ничего не сделали. Это даже не по закону. Николай Александрович, да скажите вы ей! Она же нас сдаст!

Николай Александрович (тихо). Она права. По закону это преступление.

Андрей (фыркает, с вызовом). Ты что, сдурела? Думаешь, этому не достанется? Думаешь, малолетку за собой не утянем?

Софья. Я даю вам фору. До утра.

Андрей. Соня, ты…

Софья. Чем дольше вы здесь остаетесь, тем меньше у вас времени на сборы.

Андрей. Соня, ты…

Софья. Мне есть кому позвонить, помнишь?

Андрей. Соня…

Софья. Уходите.

Андрей. Ты же пожалеешь. Ты передумаешь. Ты…

Софья наставляет на него пистолет.

Софья. Я уже ему написала.

Андрей. А ты, Соня, та еще сука, оказывается.

Софья. Я же сказала, что ты меня плохо знаешь.

Андрей и Николай Александрович уходят. Тима все так же сидит у стенки. Всхлипывает и некрасиво размазывает по уже почти взрослому лицу слезы и сопли.

Софья. Тима?

Он поднимает на нее глаза, но как будто все еще не слышит.

Софья (громко). Тима, иди домой.

Вихрев. А ты?

Софья. Мне надо еще кое-что сделать. Избавиться здесь от кое-чего. Иди домой. Расскажи все маме. Выспись. Будь готов. Утром к тебе, скорее всего, придут.

Вихрев. Ко мне или за мной?

Софья. Не знаю, Тима. Это больше не от меня зависит.

Он еле-еле поднимается и направляется к выходу.

Софья (вспоминает). Погоди, а где охрана?

Вихрев. Он заболел, а сменщик еще не вернулся. Николай Александрович отпустил его домой, сказал, что все равно будет здесь до утра.

Софья (протягивает). До утра, значит…

Вихрев. Это все я виноват. Да?

Вытирает рукавом нос, прижимает ладонь ко рту и с ужасом смотрит на пистолет.

Вихрев. Можно я пойду?

Она кивает.

Вихрев (бубнит еле слышно). До свиданья, Софья Львовна.

Софья. Прощай.

Дверь хлопает. Софья выдвигает нижний ящик стола, в котором лежат брошюрки. Подбирает оставленную Андреем зажигалку. Поджигает одну брошюру, от нее жалюзи. Затем идет в учительскую и вытаскивает из шкафа запрятанный запас подаренного алкоголя. Обливает все коньком. Поджигает жалюзи в учительской, потом в коридоре. В холле у кабинета директора.

Актовый зал. Спортивный. Раздевалка.

Вот теперь пора.

Занавес (горит)

мины превращаются в белые цветы

— А дальше вы знаете.

Он выключает диктофон и ляпает как-то по-детски:

— Ну и на хрена?

Она пожимает плечами.

— Проняло. — Потом тише: — Гормоны расшалились, наверное.

— С чего это вдруг?

Она молчит. Он закатывает глаза.

— Серьезно? Да что с вами не так? — Вздыхает: — Ну и куда вы полезли вообще? Вы чего себя не бережете? Софья Львовна, вы мне точно все рассказали? Все, как было? Может быть, — он понижает голос, — может, кто другой случайно разлил что-то, вот оно и занялось… Мальчишка психанул, например?

Она резко вздергивает голову:

— Нет! Я сделала то, что сделала. Это моя вина и моя ответственность. Я взрослый человек! Тима меня предупредил — он обратился ко мне как к взрослой. Взрослый и должен решать такие проблемы.

— Вы-то решили, конечно, — протягивает он обиженно-задумчиво.

Она закидывает голову выше, чтобы загнать обратно слезы, но ей не удается, и она отпускает себя. Сейчас можно, даже