Часть картины - Анастасия Всеволодовна Володина

свою жизнь туда, в нее, и повторяла про себя: «Держись, держись, держись!». Из аэропорта она вновь взяла такси, но на подъезде к переправе ее поджидал очередной удар. Дороги оказались забиты машинами и автобусами в обе стороны.

— Почему все стоят?

— Пробка, наверное, — пожал плечами таксист.

— Я не могу ждать!

Кулаки сжимаются и разжимаются.

— Здесь километра полтора идти. Вы без багажа, так что минут за пятнадцать доберетесь…

Софья сунула ему крупную купюру и собралась бежать, но он удержал ее и дал сдачу.

— Бог в помощь.

— Спасибо, — растрогалась Софья.

Таксист оказался прав: она быстро дошла до переправы — но тут же обнаружилась и причина огромной пробки.

Море, ее родное, любимое, близкое море взбунтовалось: черные волны ощерились белой пеной, поднимались и разлетались брызгами во все стороны, раскачивая баржи на причале. Суетливо размахивающие крыльями чайки зависли в небе, тщетно пытаясь сопротивляться силе ветра. Жизнь здесь как будто бы поставили на паузу.

Софья смотрела в небо, вспоминая сказку о двух лягушках, одна из которых тонула, а другая всеми силами дергала лапками, чтобы сбить масло.

Но что, если ты бьешь лапками и все равно тонешь?

Видеть так нужный ей сейчас берег она могла, а добраться туда — нет.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, у меня мать в реанимации, а у вас никакой информации не было о шторме, пожалуйста, — молила Софья.

— Да налетело во как, никто не знал. Девушка, мы-то здесь при чем! Мы за погоду не в ответе. Самолетом бы летели!

Софья взвыла, по лицу потекло беспомощной злостью:

— Мне надо домой! Домой! Немедленно! Как же вы не понимаете?

К ней подошел мужчина в форме и схватил за локоток.

— Успокойтесь, девушка, тут всем куда-то надо. Ничего не поделать, придется ждать. Говорят, к утру уже немного успокоится и начнут отправлять партиями. — Он понизил голос: — Я посажу вас на первый паром, только ведите себя тихо.

Она вцепилась ему в руку.

— Обещаете?

— Слово офицера.

Она кивнула и села на лавку, обхватив голову руками. Если б она не была так занята собой, если б ответила на телефон вчера, то сейчас была бы уже с родителями.

Если бы она действительно была той самой лягушкой, которая бьет лапками достаточно сильно.

Кажется, ей все-таки удалось уснуть. Когда она открыла глаза, ее тряс офицер.

— Девушка, — прошептал он, — пойдем-ка со мной.

Не соображая, где находится, она покорно поплелась следом. Шторм сменился штилем, обновившаяся вода была прозрачной и ледяной. Тусклое небо было затянуто густыми тучами.

В паром набились помято-сонные люди. Софья хотела было пройти в трюм, но поняла, что опять уснет и ей станет только хуже, поэтому и села на верхней палубе. Ее малая родина казалась сейчас чужой — верно, из-за того, что таким путем она никогда не добиралась. Все как будто бы необратимо изменилось.

На том берегу царил хаос: за руки хватали таксисты, водители автобусов в рупоры объявляли рейсы. Она даже не думала торговаться, но таксист был серьезно настроен заработать больше и найти еще пассажиров. Софья, глядя в одну точку, безучастно сжимала и разжимала кулак, пока на заднее сиденье к ней не плюхнулась румяная женщина.

— Вместе поедем, да?

Софья кивнула. Ей было все равно, хотя она предпочла бы менее оживленную попутчицу.

Она набирала и набирала номер больницы — тот все так же не отвечал, как и отцовский.

Держись, только держись.

Женщина, представившаяся Оксаной, всю дорогу рассказывала, что ее дочь и внуки живут здесь, вот они и катаются друг к другу в гости через переправу, а теперь-то будет намного удобнее, все приведут в порядок. Софья слушала вполуха и кивала: болтовня попутчицы все же отвлекала ее от неотступно-тревожных мыслей.

Наконец Оксана добралась до своего пункта назначения, помахала Софье и на прощанье всучила свой номер. Софья только вяло улыбнулась в ответ. Ехать было еще минут сорок.

— Можете быстрее? — Она старалась, чтобы ее просьба прозвучала вежливо. Таксист озвучил сумму сверху, она нетерпеливо махнула: — Ладно, ладно, только поезжайте.

Он кивнул и включил радио:

— Так веселее.

Софья вновь принялась сжимать и разжимать кулак — «держись!» — слушая сбивчиво-ликующую речь ведущих. Повторялись разные цифры, говорилось о безмятежном будущем. Повсюду развевались флаги — тех же цветов, что и раньше, но в другой комбинации. На улицах мелькали люди с красными повязками на руках.

К тому моменту, когда они добрались до больницы, небо уже очистилось, так что едва ли кто поверил бы, что еще недавно здесь прошла буря.

Софья оставила водителю свой заработок за несколько недель репетиторства и вбежала в здание больницы.

— Девушка, посещения с девяти!

Тут Софья не выдержала. Открыла рот и высказала все, что накопилось за последние сутки: про то, как она добиралась, сколько она заплатила и куда именно идти суровой даме.

— Фамилия, — процедила пунцовая женщина.

Соня назвала данные матери, та пробила быстро, подняла глаза и смущенно пробормотала:

— Так это вам не к нам, а… через дорогу.

— А что там?

— Морг.

Она закрыла глаза и начитала считать до десяти, все еще сжимая и разжимая кулак.

Что ж, она знала, знала еще на переправе, знала, когда увидела чаек, когда поняла, что она из тех лягушек, что тонут.

Выдохнула и попросила посмотреть фамилию отца.

Женщина чуть более нервно прощелкала.

— Второй этаж, десятая палата. Он в послеоперационной один, так что можете пройти. Только бахилы наденьте.

Софья направилась в сторону лифта, но администратор ее окликнула.

— Не работает, по лестнице.

— Это же больница, как без лифта? — она спросила скорее на автомате.

Администратор только хлопнула стеклянным окошком.

Софья поднималась по обшарпанной лестнице, выкрашенной в грязно-голубой цвет с желтой каймой. В пролете пахло сигаретами. Ее тошнило от этого запаха, от вида забитой обмусоленными окурками пепельницы, от общей убогости. Она не могла поверить, что мама умерла в таком месте.

Она не могла поверить, что мама умерла.

В палату зашла без стука. Прижала руки ко рту, чтобы не взвизгнуть. Ее папа, такой высокий красивый сильный папа лежал безжизненным, обмотанным белым куском на кровати. Вместо лица сплошное фиолетовое пятно.

— Папочка, — тихо прошептала она.

Он сразу открыл глаза — точнее, один опухший глаз, залитый кровью.

— Соня.

Подошла к кровати и села на пол рядом, уткнувшись головой в его ладонь.

— Папа, как же так, как же так?

— Соня, скажи мне, где мама. Они мне не говорят.

Она только заплакала. Он издал клокочущий звук, напомнивший Софье крик вчерашних чаек, так и не сумевших справиться с ветром.

— Это все