Сокрушая ночь - Кэтрин Куинн

разумное и очевидное, вроде того, что я прибежал к матери в поисках утешения, когда потерялся, или еще какую-нибудь вдумчивую чушь. И возможно, был бы прав. Но чем больше времени я проводил в обществе Эмелии и мужчин, которые следовали за ней и обожали ее, тем сильнее прорастали семена моего гнева.

Она приютила Финна и Димитрия – две заблудшие души в поисках дома, – но бросила меня, собственного сына. Впервые увидев ее в Фортуне, я ничего не испытал. Я руководствовался мыслями о Киаре и ее безопасности, а также о проклятии, которое нам предстояло снять, дабы освободить всех от оков предательства Патрика.

А теперь? Теперь у меня было время подумать, и ни одна из мыслей меня особенно не волновала.

Джейк протянул Лиаму пачку овсянки и опустился рядом с ним. Они разделили еду, бормоча что-то друг другу и иногда улыбаясь.

Финн с преувеличенным рвением поглощал свою еду, а Димитрий безучастно смотрел вдаль.

История его жизни никак не оставляла меня. Я удивлялся, как он вообще может вставать по утрам после столь ужасной утраты близких.

Если у меня когда-нибудь будет семья…

Нет. Мне не стоит даже думать об этом. Не сейчас. Надеяться и мечтать о будущем опасно.

В глубине души, под притворным оптимизмом, на самом деле я не верил, что выберусь из этого испытания живым.

Вот так.

Такова правда.

Поднявшись на ноги, Киара подошла ко мне и соскользнула по стене рядом со мной. Положив голову мне на плечо, она спросила:

– Будешь это противное мясо?

Она поднесла сверток ближе, и я принял его, хотя когда положил кусочек на язык, то почти ничего не почувствовал.

Мой взгляд метнулся к ее ножнам. Богоубийца.

Если что-то пойдет не так, у меня в запасе имелось решение. Я собирался сделать так, чтобы Киара выбралась из этого храма живой. Даже если мне самому это не удастся.

* * *

– Игнорируешь меня, мальчишка?

Я резко распахнул веки. Эмелия слегка нависла надо мной, отставив бедро, проницательный взгляд придавал ее жестким чертам еще больше суровости. Должно быть, я задремал, потому что Киара ушла и уже переговаривалась тихим шепотом со своим братом и Джейком. Я даже не почувствовал, как она отходила.

– Пытался, пока ты не пришла сюда. – Я снова закрыл глаза, надеясь, что мать уйдет и оставит меня в покое. Когда до моего слуха донесся шорох одежды, я понял, что она села рядом.

Ясно, слушать она не собиралась.

– Рано или поздно тебе придется со мной поговорить.

– Никак нет. Если это не касается миссии, мне нечего сказать.

Наступило молчание. Еще больше неловкости.

– Знаешь, я бы погубила тебя, – сказала Эмелия так тихо, что я подумал, будто ослышался. – Даже моя мать считала, что со мной… что-то не так. Она ни разу в жизни не улыбнулась мне, и единственные хоть какие-то искренние эмоции выразила в момент, когда впервые взяла тебя на руки.

От ее слов я открыл глаза.

– Мы так долго были в бегах, никогда не задерживались на одном месте, чтобы успеть к кому-то привязаться. Она была параноиком, постоянно утверждала, что за нами кто-то охотится. В детстве я ей верила, но, повзрослев, решила, что мама нездорова. – Эмелия резко усмехнулась. – Только на пороге смерти, прежде чем испустить последний вздох, она поведала мне правду о нашей семье.

У меня не было слов, и я не пытался их найти. Рейна могла оказаться не более чем легендой. В голове не укладывалось, что она была членом нашей семьи. Отчасти я все еще с этим не смирился.

– Ты легко на это решилась? – спросил я неожиданно для самого себя. Мой тон был грубым и непростительно ледяным.

Я услышал, как Лисица сглотнула. Она точно поняла, что я имел в виду.

– В тот момент я покинула тебя без сожалений, – призналась она, и что-то внутри меня оборвалось. – Но лишь потому, что думала, что поступила достойно и у тебя будет шанс вырасти в безопасном месте без нашего семейного бремени.

Я не сумел сдержать смех:

– Ты оставила меня с садистом и подонком. Ты разрушила мою жизнь. И поступила так, потому что не хотела заботиться о ребенке. Вот и все.

Вновь повисла тишина.

Почему она всегда наступает, когда я меньше всего этого хочу?

– Нечего сказать? – надавил я, осмелившись повернуть голову и взглянуть на Лисицу. Она замерла с широко распахнутыми глазами и дрожащей нижней губой.

– Я… я думала… – запиналась она, подыскивая нужные слова, но их не существовало. – Меня нельзя назвать хорошей, Джуд. Но я не думала, что твой отец окажется хуже. Я бы не оставила тебя, если бы знала, что он сделает, а когда до меня дошли вести, мне захотелось его прикончить. Содрать с него кожу и…

– Тогда почему ты этого не сделала? – Я вскочил на ноги, не обращая внимания на то, что повысил голос. Тут же почувствовал на себе пристальный взгляд Киары, но она не стала вмешиваться. – Почему ты не вернулась, узнав о его жестокости?

Глаза жгло, и это не имело никакого отношения к магии.

– Потому что…

– Почему? – закричал я, испугав остальных. Они встали, чересчур громко для меня застучав сапогами. Я слишком много слышал, слишком много чувствовал и тонул в этих ощущениях.

– Потому что я боялась! – Эмелия отпрянула. Она прижала обе руки к стене, разомкнув губы, словно желая сказать что-то еще. Но не произнесла ни слова.

Трусиха.

Ее признание повисло в воздухе между нами, как дым, и я вдыхал его ядовитые пары.

– Я эгоистка, Джуд, и всегда ею была. Но, несмотря на мои многочисленные промахи, я могу покинуть этот мир, зная, что, хоть я и бросила тебя, хоть я никогда и не была той матерью, которую ты заслуживал, я оставила в тебе лучшую часть себя. Но это не значит, что меня не терзают сожаления. Я всегда буду сожалеть.

Эмелия не стала дожидаться моего ответа. Она вскочила на ноги и помчалась как можно дальше от меня.

Слова бесполезны. Пусты.

Сожаление ничем не облегчило боль моего детства. Сожаление не отменяло ее эгоистичного выбора, независимо от того, что она прикрывала его порывом доброты.

Финн занял место Эмелии, пока я продолжал злиться. Мне хотелось побыть одному, и я точно не желал его присутствия рядом.

– Она не теплая и не пушистая, это точно. Богам известно, за годы работы я понял это на собственном опыте. – Он издал резкий смешок. – Такие люди, как она, вынужденные бороться всю жизнь, каждую секунду каждого дня, не умеют принимать хорошее, когда сталкиваются с ним. Думаю, именно это и произошло с тобой, мальчик. И хотя ты не обязан прощать Эмелию, знай, что каждый год в самый холодный день зимы она покидает город. Я не знаю, куда она уходит и что делает, но по возвращении Лисица еще долго не расстается с одним и тем же клочком голубой ткани.

Я замер. Оставив меня на пороге отцовского дома в зимнюю стужу, Эмелия положила рядом со мной свою книгу преданий и компас. Но еще я был завернут в толстое синее тканое одеяло, с одной стороны от него будто оторвали кусок.

Финн похлопал меня по спине. С силой.

– Легко держать в себе эту ненависть, сынок. Но Лисица и сама себя ненавидит не меньше.

Он ушел, оставив меня в растерянности на неровной земле.

Ненависть – безопасная территория, но прощение? Прощение вынуждает покинуть дом, который ты выстроил из шипов и стали, и отправиться в лес, в неизвестность. Прощение может привести к тому, что тебе снова придется открыться и притвориться, будто ты не боишься, что те, кого ты любишь, во второй раз вонзят тебе в спину нож.

Более того, прощение означало шанс обрести покой. А это для меня в новинку. Подобная перспектива пугала меня больше, чем возможность предательства.

Я попытался укрыться на другом конце стены. Киара позволила мне пройти, возможно полагая, что мне нужно пространство.

Устроившись как можно дальше от своих спутников, я понял, что ошибался.

Робкий виток пепла и ночи