Мой сводный американец - Мэри Ройс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем… зачем ты мне это говоришь? — шепчет она дрожащим голосом.
— Все зашло слишком далеко, мы следили за тобой, преследовали как жертву, коллекционировали фото и видео с тобой. А потом я вспылил и… поспорил, что смогу переспать… с тобой, Мия.
Я вижу, как тяжело вздымается ее грудь, как подрагивают приоткрытые губы и как быстро ускользает ее самообладание. И пусть мелкая больше не услышит меня, но я делаю шаг вперед. Надеюсь притянуть ее ближе, обнять и помочь принять сказанные мной слова. Только вот сестренка отшатывается, мотает головой из стороны в сторону и едва сдерживает слезы в глазах.
Почему все так? Мы могли бы сейчас сгорать от страсти на шелковых простынях, могли бы просто быть рядом, а вместо этого теряем друг друга. Я ее теряю. И от этого понимания нуждаюсь в ней еще сильнее. До жуткого отчаяния. До асфиксии.
— Клянусь тебе, что когда это случилось, я напрочь забыл о том споре. Я хотел этого! Искренне, как и всю тебя…
— Замолчи! Хватит! Я не хочу ничего слышать!
— Он оценил твою девственность в пятьсот рублей, — с насмешкой подливает масла в огонь этот урод, явно смакуя происходящее.
— Закрой свою пасть! — срываюсь на рев. А потом, обезумев от боли, которую причинил его комментарий моей девочке, бросаюсь на Макса.
Пятьсот рублей. Сто тысяч. Разве это важно? Цена не имела значение. Меня притягивал сам процесс. Адреналин, вкус ее страха, запрет и опасность.
Нанося удары по противнику, я больше не контролирую свое тело. Просто зверею. Схожу с ума.
Я считал его другом. И даже не понял, в какой момент Макс захотел мою сестренку. Не понял, когда сам перешел грань разумного и позволил это сделать ему. Однако в случившемся виноват только я. И хоть у каждой ошибки есть своя цена, порой она бывает слишком высока.
Неожиданно твердый кулак прилетает мне под дых и, запнувшись о какую-то железку, я с грохотом приземляюсь на спину. Мой так называемый друг не теряется, начиная совершенно беспрепятственно наносить по мне сокрушающие удары.
А может, не нужно бороться?
Вдруг это лучший исход, который я заслужил? Возможно, сейчас Мия наблюдает за нами, получая удовольствие. Вдруг оттого, что мне причиняют боль, она испытывает облегчение? Хотя эта боль и на каплю не сравнится с ее собственной.
Я облажался. Хотел, чтобы мы с Максом владели ей, управляли, когда придет время. И у нас для этого было все: деньги, свобода, безбашенность. Нас ослепила вседозволенность. Я хотел разрушить ее жизнь, сделать девчонку беспомощной, никчемной, жалкой. А Макс казался лишь рычагом, который должен был заменить меня после уезда в Америку. В мое отсутствие ее разрушал бы мой друг.
Однако я так увлекся своей игрой, что даже не заметил, как Мия забралась в самое сердце, обвив его колючей проволокой. И каждая попытка высвободиться заставляла меня запутываться еще больше.
Именно тогда пришло пугающее осознание, что я нуждаюсь в ней. Я больше не мог допустить, чтобы Макс тоже владел мелкой. Потому что сам нуждался в ней, как в гребаном допинге, делиться которым категорически не желал. Я сбросил друга со счетов, прекрасно понимая, что когда-то придется ответить и за это.
Я ответил, когда решил записать на видео нашу связь. Когда отец застал меня и свою приемную дочь. И отвечаю сейчас, когда пришлось открыть правду, когда причинял боль, глядя в волшебные малахитовые глаза сводной сестры.
Она разрушила меня первая. Заставила идти против всех. А главное — против себя самого.
— Хватит! Остановитесь! — слабо доносится до моего спутанного сознания крик Мии.
Удары прекращаются, но в следующее мгновение сердце буквально разрывает на куски, которые так и норовят выползти через глотку.
Макс отталкивает Мию с такой силой, что она спотыкается и врезается в стену, из которой торчит чертов железный прут.
Адреналин вмиг закипает, вены буквально разрывает от вспыхнувшей ярости. Я резко швыряю Макса в сторону.
Рывком поднимаюсь на ноги, но тут же падаю. От полученных побоев голова идет кругом.
Мия пытается схватить ртом хоть глоток воздуха, но у нее выходят лишь частые хрипы. Она задыхается. Собравшись с силами, я предпринимаю новую попытку подняться. Наконец, пошатываясь, добираюсь до нее.
Сестренка трогает место ранения, и в ее стеклянных глазах отражается ужас.
— Нет! Мия!
Обхватываю ее личико ладонями, но она смотрит сквозь меня, словно перед ней призрак.
— Дышать… больно… мне… не могу…
— Ш-ш-ш, — в горле застревает ком, но я целую ее, — смотри мне в глаза, — шепчу ей в губы, — слышишь, мелкая.
Мой голос искажен до неузнаваемости, потому что подступившие слезы стягивают голосовые связки в жесткий узел.
С трудом вобрав в легкие воздух, я пытаюсь понять, как можно ей помочь. И жутко пугаюсь, потому что не знаю.
Резко обмякнув, Мия едва не виснет на штыре.
— Нет-нет-нет… мелкая… — повторяю, подхватывая ее, — сейчас, потерпи немного… Макс! Помоги! — раздираю горло криком, только ответа не получаю, поэтому поворачиваюсь, чтобы найти его взглядом. — Макс! Прошу тебя, мать твою, сделай хоть что-нибудь.
— Нет, — качает он головой, медленно отступая назад, — ты заслужил это. У тебя всегда было все. А я… лишь был твоей тенью. У меня не было ни семьи, ни друзей. А потом я встретил тебя. Ведь мы с тобой родственные души, верно, Том? Мы оба испорченные. Нас никто и никогда не понимал. Зачем ты подарил мне ложное чувство, что она моя? Что она принадлежит нам! А потом все у меня отобрал? Откупился деньгами? — Он срывается на истерический хохот. — Хотя у тебя всегда все было просто. Ты никогда не знал, что такое потерять. А ее жизнь ты оценил как игру. Том, я всей своей прогнившей душой желаю, чтобы ты мучился. И причиной тому может быть только ее смерть, — шипит он с презрением, искажая лицо в гримасе.
— Какого… черта… Макс? — часто дыша, выдавливаю из себя. Сердце долбит с такой силой, что лишает последней возможности дышать. — Что
