Мой сводный американец - Мэри Ройс

— Я думаю, каждый из нас в этой ситуации допустил ошибку. И ты прав, больше так не может продолжаться. Я устал столько лет нести этот груз в одиночку. Я расскажу все Наташе и Мии. И если вы захотите… быть вместе… так тому и быть.

— Можешь не переживать, — резко обрываю его. — Как встану на ноги, уеду отсюда. Если ты действительно хочешь мне помочь, просто купи билеты. И не говори об этом Мие. Ничего ей обо мне не говори. Я сам ей напишу, — и добавляю шепотом, — когда-нибудь…

— Но я не хочу, чтобы ты уезжал. Ты можешь остаться, Том. — Отец вновь сжимает мою руку, продолжая с болезненной хрипотой в голосе: — Давай вместе попробуем все исправить?

— Есть вещи, которые уже невозможно исправить. Так же, как и принятое мной решение.

Глава 42

Даже шевелюсь с трудом, не говоря уж о поднятии век. Малейшее движение дается путем колоссальных усилий. Тело словно чужое, но я упорно раз за разом пытаюсь выбраться из темноты.

— Мия, — доносится до моего сознания знакомый голос, а потом я ощущаю теплое прикосновение к щеке и легкий аромат маминого парфюма, — как же ты всех нас напугала! — Наконец мне удается сфокусироваться на родном лице. — Девочка моя, ты в порядке?

Даже не представляю, что сказать. В связи с последними событиями у меня просто нет ответа на мамин вопрос.

Замечаю вокруг себя множество пищащих приборов и тянущихся к ним проводов и понимаю, где нахожусь. Дыхание тут же ускоряется, становясь поверхностным.

— Ш-ш-ш, — мама начинает гладить меня по щеке, успокаивая нахлынувшую панику, — все хорошо, милая. Твоей жизни ничего не угрожает.

— Мам… — голос осип, в горле сухо, как в пустыне Сахаре, — ты здесь. — С трудом сглатываю, силясь побороть головокружение. — Прости меня… — Медленно накрываю ее руку ладонью и слегка сжимаю, ощущая, как уголок губ болезненно тянется вверх. — У тебя такие нежные руки.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как вареный слизняк, — пытаюсь отшутиться, но выходит не очень, потому что мне больно даже улыбаться. — Что произошло?

Спрашиваю больше из-за неспособности придумать какую-то другую тему или просто из-за опасений, что разговор пойдет не о том. Сейчас защищаться я не готова.

— Думаю, твоим друзьям об этом известно больше. — Мама поворачивается в сторону выхода, где я замечаю Николь и Марка. Надо признаться, странный состав. — Я пойду, найду доктора, а вы пока пообщайтесь.

Она наклоняется и целует меня в макушку, а потом покидает палату.

Ребята подходят ближе.

— Привет! — Николь садится на стоящий рядом с кроватью стул. — Мы тут немного фруктов принесли и апельсинового сока, ты ведь любишь его. — Подруга виновато улыбается и ставит пакет на стол.

— И цветы, — Марк демонстрирует букет в руках. — Прости нас, Мия. — Он опускает взгляд. — Мы не думали, что все может закончиться… так…

— Вот только не надо, — закатываю глаза, потому что их жалость мне не нужна.

— Мия, просто хочу, чтобы ты знала: я сожалею, что так обращался с тобой. И то видео…

— Марк, все нормально. Я не хочу говорить об этом. Ладно?

Натягиваю вынужденную улыбку и испытываю облегчение, когда парень, наконец, затыкается.

— Марк помог вам с Томом добраться до больницы, — сообщает Ника.

Том… в голову тут же начинают просачиваться события минувшего вечера.

— А Том… — прочищаю горло и стараюсь говорить как можно равнодушней, — что с ним?

— Не переживай, он лежит в травматологии.

— Ясно… — Ни черта мне не ясно. Сердце лихорадочно бьется о ребра, когда я вспоминаю, какие удары ему наносил незнакомец, но с языка срывается совершенно другой вопрос. — А Яра? Почему она не пришла с вами?

— Она сидит в машине. — Немного помявшись, Ника продолжает: — Яра считает себя виноватой. Хотя виноваты все мы.

— В чем? Что расставили мало свечей, а я из-за плохого освещения наткнулась на штырь?

— Иронизируешь, это хорошо, — улыбается Ника, но улыбка быстро сползает с ее лица. — Я позвала вас помириться, а Ярка решила тебя проучить и пригласила поиграть с нами Марка и Макса. Я решила подыграть ей и ничего тебе не сказала. Думала, будет весело…

— А разве не было?

— Мия, ну хватит, пожалуйста! Мы правда очень испугались. Ты помнишь, что случилось?

— А разве ваш дружок не поделился с вами?

На что Марк лишь раздраженно фыркает, опираясь плечом о стену.

— Макс сбежал, — поясняет Николь. — Это он сделал?

Я перевожу взгляд на потолок.

— Не помню.

Все я помню. Ужасающие кадры постепенно восстанавливают ход событий в моей голове. В том числе и признание Томаса, что подобно острому лезвию вспарывает туман забвения. Каждое его слово плетет вокруг меня липкую паутину лжи. Эти двое просто играли со мной…

Придурки!

Мне противна даже сама мысль о том, что американец оказался способен на такое. Они видели меня голой. Посмеялись? Повеселились? Им было забавно наблюдать за мной? Больные. Причем на всю голову. Оба.

Однако Тома я ненавижу гораздо больше, чем человека, который едва не убил меня. Сводный брат заставил меня влюбиться.

От осознания, что воспылала чувствами к больному чудовищу боль становится только сильнее.

Как он мог так поступить, если любил меня? Если я его любила? Или все произошло до того, как у него проснулись чувства ко мне? Боже. Я ни черта не понимаю, потому что просто-напросто не помню тот промежуток своей жизни.

Хотя, может, это и к лучшему? Проще быть жертвой обмана?

Несмотря ни на что мне ужасно хочется верить его словам, полным сожаления и отчаяния, его поцелуям и прикосновениям, пленяющим мои тело и разум. Хочется верить поступку, совершив который, Том моментально запал мне в самое сердце. Я всего лишь на одно мгновение забылась рядом с ним. И это мгновение изменило все. Но ведь так не бывает? Или бывает? Я же сама позволила случиться нашей близости. Кстати, и боли я при этом не