Прекрасные дьяволы - Ева Эшвуд

есть власть над братьями, и он хочет их смерти, а это значит, что они в большой опасности.

И они не сказали мне.

Ну, естественно, не сказали.

Они никогда мне ничего не говорят, пока не становится слишком поздно.

Никогда не дают понять, что происходит. Все, что они делают, – это появляются, когда им нужна моя помощь, или принимают решения за моей спиной, отстраняясь от меня и оставляя в неведении.

Ужасающая правда состоит в том, что я начинаю влюбляться в этих парней. Как и сказал Мэлис, они запали мне в душу, забрались под кожу, и я ужасно боюсь, что влюблюсь в них по уши, а потом увижу, как они умирают. Я боюсь, что они вовсе не те люди, в которых стоит влюбляться.

Они живут опасной жизнью. Да, они никогда этого не скрывали, и я ничего не могу сделать, чтобы обезопасить их. Ничего не могу сделать, чтобы уберечь их от врагов, о которых я, вероятно, даже не узнаю, поскольку они, черт возьми, мне не скажут.

Мэлис все еще наблюдает за мной, и на мгновение непроницаемое выражение исчезает с его лица. Его штормовые глаза слегка прищуриваются, будто он пытается понять, о чем я думаю теперь, когда знаю правду. Но затем он снова замыкается, и черты его лица становятся жестче. Он снова возводит стены.

Суровый гнев, который я видела в нем раньше, снова появляется в его взгляде.

– Не делай такой удивленный вид. Ты с самого начала знала, что мы за люди, – сердито бормочет он. – Если не можешь с этим справиться, ладно. Но мы никогда не лгали тебе о том, кто мы такие. В отличие от тебя, ведь ты лгала себе самой постоянно. О том, кто ты такая. С того самого гребаного дня, как мы тебя встретили.

Эти слова ощущаются, как пощечина, и я уязвленно отступаю назад. У меня и без того до черта проблем с той постоянной войной, что идет в моей голове. Я разрываюсь между тем, чего хочу, и тем, чего я должна хотеть.

Я помню, как Рэнсом сказал мне, что в душе я плохая девочка, которая слишком старается притворяться хорошей, и сейчас это больше похоже на осуждение, чем на дразнящий комментарий.

Я с трудом сглатываю, руки сами сжимаются в кулаки.

– Ты ни хрена не понимаешь, о чем говоришь, – холодно произношу я. – Но мне надоело, что мне лгут. В следующий раз просто не вмешивай меня. Если ты даже не можешь быть честен со мной, тогда не проси меня больше ни о каких одолжениях.

Я разворачиваюсь и вылетаю со склада, прежде чем Мэлис успевает сказать что-то еще. Меня переполняют эмоции, и я практически бросаюсь в машину и мчусь домой так быстро, как только могу.

Словно это каким-то образом поможет мне оставить все это позади.

25. Уиллоу

Следующие несколько дней я ничего не слышала о братьях Ворониных. Даже от Виктора не было сообщений, что заставляло меня чувствовать себя странно. Потом я разозлилась на себя из-за этих чувств, ведь это то, чего я хотела, и противоречивость моих чувств только усугубилась.

Я стараюсь сосредоточиться на учебе, хожу на занятия как обычно, делаю домашнее задание и стараюсь подготовиться к началу осеннего семестра.

Но мои эмоции все еще в смятении после ссоры с Мэлисом. Я по-прежнему злюсь на него. Каждый раз, когда я думаю о том, как он отстраняется от меня, закрывается, то начинаю злиться снова.

И все же… хоть я и не хочу признаваться в этом самой себе, я скучаю по нему. Скучаю по всем троим. Я беспокоюсь о них и о том, в какой опасности они находятся, и мне хочется их увидеть, хотя точно знаю, что не должна этого делать.

Я ловлю себя на том, что оглядываюсь по сторонам, когда выхожу из аудитории. Я почти ожидаю, что ко мне неторопливо подойдет Рэнсом, попытается сгладить ситуацию своей очаровательной улыбкой и какой-нибудь шуткой о том, что Мэлис не знает, как разговаривать с людьми. Или что сам Мэлис прячется в тени между зданиями или поджидает моего возвращения в моей квартире и, конечно же, не извиняется, ведь он не такой, но пытается оставить все позади.

Этого не происходит, и я говорю себе, что так будет лучше, пусть мое сердце и щемит от чего-то очень похожего на тоску.

Пытаясь отвлечься от мыслей о парнях, я с удовольствием погружаюсь в свою новую жизнь, пытаясь найти себе место в этом запутанном новом мире. Оливия приходит в восторг всякий раз, когда я соглашаюсь пойти с ней куда-нибудь, или позволяю ей купить мне что-нибудь, или предложить что-то, и я стараюсь, чтобы ее очевидное счастье перевесило неловкость, которую я все еще испытываю.

Трудно не чувствовать себя чужой. Я будто не принадлежу к числу этих модных, богатых, утонченных людей. Они шагают по этому миру с высоко поднятой головой, так легко ориентируясь в нем, а я чувствую, что спотыкаюсь, изо всех сил стараясь не запутаться в собственных ногах и не упасть ничком.

В четверг я встречаюсь с Оливией после занятий и принимаю ее предложение пойти после обеда в загородный клуб. Я уже нервничаю, поскольку словосочетание «загородный клуб» вызывает в моем воображении определенный образ, и когда мы добираемся туда, он оказывается еще более роскошным, чем я ожидала.

Территория поля для гольфа – это гигантские зеленые лужайки и холмы, а в центре большой пруд. Когда мы входим в здание клуба, у меня чуть челюсть не отвисает. Здесь красиво, но не вычурно, а с потолка свисает массивная люстра, явно дорогая, как и все в этом месте.

Люди, толпящиеся вокруг, чувствуют себя здесь комфортно и непринужденно, и Оливия приветствует их по именам со своей обычной вежливой улыбкой. Я следую за ней, здороваясь с людьми, которые приветствуют меня в ответ, и пытаясь вспомнить, как вообще разговаривать с незнакомцами.

– Оливия! – Пожилая женщина с седыми волосами и лучезарной улыбкой машет нам из кресла на небольшой лаундж-зоне. Она сидит с группой людей, и все они оборачиваются, когда она окликает бабушку.

Оливия подводит меня, и мы представляемся, хотя я с трудом запоминаю имена всех присутствующих. Они заводят разговор о ком-то, ведя деловые разговоры и сплетничая, поэтому легко отвлекаются. Какое-то время я радуюсь, что меня никто не замечает, пока не вижу, как кто-то приближается ко мне с другого конца