За Русское Дело на сербских фронтах - Борис Юрьевич Земцов

на тот момент – заместитель главного редактора «Независимой газеты», заведующий отделом фотоиллюстраций. – Б.З.) …

Очень хотелось привести Артёма в чувство известным способом – хорошенько врезать ему. Велик был соблазн заехать ему в тот самый подбородок, по которому сейчас сбегали не по-мужски обильные грязные слёзы. В сё-таки удержался. Встряхнул, уже было поднятым для самосуда, кулаком. Заменил рукоприкладство на отрезвляющее замечание:

– Прежде чем с Борисом Матвеевичем объясняться, нам ещё в Москву вернуться надо… И тебе здесь стараться не меньше, чем мне, придётся…

Не уверен, постиг ли Артём смысл услышанного, но рыдания прекратились. Мы вместе начали изучать наше новое жизненное пространство. Ничего примечательного в этом пространстве не было. Камера как камера. Небольшое зарешеченное окно. Окно на высоте, ближе к потолку, заглянуть в него невозможно. Помост из толстых досок, на нём можно и сидеть, и лежать. В углу едва отделённое невысокой деревянной перегородкой «удобство», предназначенное для отправления естественных надобностей. Вряд ли «кутузки» при милицейских и полицейских отделениях в социалистических странах в эпоху расцвета народной демократии строили по единому проекту. Однако камеры в советских райотделах милиции, где доводилось бывать в пору бурной и не всегда законопослушной молодости, выглядели так же.

* * *

Не только «форма», но и «содержание», точнее «содержимое» югославской «кутузки» имело много общего с российскими аналогами. Нашими соседями по территории неволи оказались несколько непонятного возраста небритых и нетрезвых личностей, громадных объёмов всем улыбающийся золотозубый лохматый цыган и ещё кто-то, лежащий в углу с натянутой на голову курткой. Последний, судя по запаху, имел очень своеобразные представления о личных санитарных нормах (бомжи всех стран пахнут одинаково), но бессонницей не страдал, спал крепко, храпел с присвистом.

– Чего теперь будет? – тревожным шепотом, всё ещё всхлипывая, спросил Артём.

– Приедет судья, зачитает приговор, и нас… расстреляют! – я почему-то решил блеснуть уже совсем чёрным юмором.

– А моя аппаратура? – то ли не расслышав, то ли не переварив услышанное, продолжал шептать мой спутник.

– Аппаратура тебе уже не нужна будет… Совсем не нужна…

Сначала мне показалось, что я сильно перестарался с чёрным юмором, откровенно пожалел об этом, даже внутренне приготовился к отражению второй волны истерики своего теперь уже, похоже, подельника. Ошибся! Истерики не грянуло, не зазвучали даже привычные сетования на тему «и зачем я с тобой поехал…» Вместо этого Артём с любопытством продолжал разглядывать новые «декорации», даже пытался заговорить с кем-то из небритых и нетрезвых соседей. О совсем недавней и совсем немужской истерике напоминали только грязные разводы от уже высохших слёз на его лице. Возможно, освоился. Хотя, скорее, просто не понимал всей серьёзности ситуации.

* * *

Действительно, перенёс всё случившееся очень спокойно. Даже страха, похоже, не было. Где-то на донышке души была даже уверенность, что всё обойдётся, что всё сложится так, как надо. Тем не менее в голове настырно крутилось: «Что будет? Что будет? Что будет?» С очень разной интонацией. То очень вкрадчиво, почти интимно. То угрожающе грубо.

Действительно, что будет? Что может быть? На самом деле может быть всё что угодно. Могут и выпустить с какими-то дежурными казёнными извинениями. Могут и «загрузить» по полной программе. Без всяких скидок на Славянское братство, единые корни, общую Веру. Только не хватало в более чем зрелом возрасте вляпаться в уголовщину, да ещё за тридевять земель от Отечества. Неужели посадят? Неужели собственной шкурой придётся платить за эти самые неполученные Сербией комплексы С-300, тема которых, как оказалось, красной нитью проходит через всю эту командировку? Только причём здесь моя шкура, когда речь идёт о вопросе, что должен решаться на совсем другом, очень далёком, отсюда просто заоблачном, государственном уровне?

Конечно, совсем некстати вспоминается расхожий, насквозь пропагандистский, голливудский сюжет, как на помощь попавшему в беду американскому гражданину непременно приходит Государство. Да ещё, без преувеличения, в глобальном масштабе: то эскадру миноносцев, то до зубов вооружённую роту спецназа на вертолётах, то дипломатов с угрожающими нотами присылает.

Ну так это, во-первых, в кино, во-вторых, в треклятой Америке. Кстати, сейчас вполне можно предположить, что в белградской заплёванной и вонючей кутузке никакой Америки не существует вовсе. И вообще ничего не существует. Весь мир свернулся до мини-масштаба этой камеры с грязным полом, драными стенами, подслеповатым, затянутым решёткой окошком. Не существует Америки? А кто же бомбит тот город, в котором мы сейчас оказались волею судьбы? И результаты этой бомбёжки налицо, до них считанные минуты ходьбы отсюда. Правда, пока отсюда никакой ходьбы быть не может, и, вообще, пока отсюда никуда и никак…

Сюрреализм какой-то. Кафка отдыхает. Может быть, всё это снится, может быть, ущипнуть себя сильнее и вернётся добрая и счастливая реальность? Ну, ущипнул… Скрутил пальцами правой руки кожу на запястье левой, надавил. Вот оно, и покраснение и припухлость налицо. А всё остальное – без перемен: и грязные полы, и драные стены, и окошко, что размером с форточку, с решёткой. И мой незадачливый напарник по командировке, фотокор «Независимой газеты» Артём Ж., как самое вопиющее воплощение жёсткой действительности, вот, он – рядом с так хорошо заметными на грязном лице следами совсем недавних слёз.

Кстати, реальность, о которой упомянул, того гляди, может обернуться ещё более серьёзными осложнениями, если, не сказать, катастрофой. Всё равно надо собраться, сосредоточиться, вспомнить любимое выражение, скорее даже девиз собственной жизни: «Прорвёмся!» Вот только куда прорываться? Повязали с поличным, разумеется, со свидетелями, за тем, что в понимании всех стран и народов во все времена называлось шпионажем. Шпионаж – преступление из категории особо тяжких. Плюс надо учитывать, что случилось всё это в военное время. Хотя, какие мы шпионы?

Тем не менее Кафка снова нервно докуривает в сторонке, пряча бычок в рукаве. Шпионы? Бред! Наваждение! Трижды бред и наваждение! Следует всё-таки помнить, что мы являемся гражданами государства, которое в нынешний момент вовсе не дружественно стране, на территории которой мы арестованы. И те же пресловутые комплексы С-300 наше государство этой стране не предоставило, поставив себя тем самым в один ряд с проклятой Америкой и прочими странами, чьи самолёты сыплют бомбы и ракеты на соседние улицы и площади. Неужели теперь в этот ряд судьба пинками запихивает и двух российских журналистов, пожелавших сделать фотографию здания, о предназначении которого они не имели ни малейшего представления?

* * *

Тем не менее ситуация разрешилась.

Был бы атеистом, сказал бы «сама по себе». Только «сами по себе» даже для неверующих такие ситуации не решаются. Уверен, в этот миг рядом с нами оказался Ангел. Невидимый, невесомый,