Принцесса и Ко - Виктория Цветкова

знак принадлежности к сословию и все такое. Хорошо, что у торговцев нет ничего подобного. Но сейчас вы не в Ремесленной слободе. Может, снимете?

— Ой, нет, ни за что! Боюсь, батюшке доложит кто-нибудь. Вы не представляете, как быстро у нас такие новости разносятся. Сплетничают о… обо всем.

Тут Веро покраснела и опустила глаза. Естественно, догадываюсь, что сплетничают в том числе и обо мне. Ну что ж, это тоже реклама.

Я все-таки заставила девушку переплести косу и изящным полукольцом уложила ее вокруг макушки, пристроив чепец на затылок. Получилось даже кокетливо; главное, обязательный убор больше не казался уродующим форму головы блином.

— Как красиво! — в радостном изумлении Веро даже слегка подпрыгивала перед зеркальной плоскостью. — Благодарю, Тера! Вы сотворили чудо!

— Всегда рада!

Я шутливо поклонилась и развеяла зеркальное заклинание. На башенных часах как раз пробило половину шестого. Я закинула на плечо сумку с выручкой.

— Нам пора к мастеру Фоксу. Кого-то ждет сюрприз!

Свернув на соседнюю улицу, я попросила спутницу подождать и забежала в Южный Гномий банк, где освободилась от тяжелой, но весьма приятной ноши, увеличив свой счет. Дом художника располагался на одной из главных улиц в центре Винсента. Пока мы шли по людным торговым улочкам, недостатка во внимании не испытывали. Восхищенные взгляды или даже спонтанные комплименты от незнакомцев редко вгоняют меня в краску, но Веро цвела, словно ягодка сулаи. Конечно, все ей было непривычно и внове, и я поймала себя на том, что улыбаюсь довольно, словно творец, создавший оцененный шедевр.

Вскоре мы постучали в дверь под аккуратной табличкой с именем художника. Веро беспокойно топталась возле меня. Наблюдать за ней было забавно, потому что краска то приливала к ее нежной коже, то отливала. Вот за дверью загрохотали шаги ее кумира. Бедняжка предприняла отчаянную попытку сбежать, но была поймана мною в тот самый миг, когда дверь открылась и на пороге показалась высокая фигура Клода Фокса.

66

— Милая госпожа Эдденби, наконец-то вы посетили мою мастерскую! Рад, что вы привели с собой симпатичную подругу. Добро пожаловать, госпожа, как приятно видеть новые красивые лица в нашем старом Винсенте!

По официальному тону, с которым Клод обратился к дочери гончара, я поняла, что Веро не узнана. Обменявшись украдкой торжествующими взглядами, мы последовали за Фоксом через узкий, захламлённый коридор в мастерскую. Художник указал нам на низкую оттоманку, возле которой стояла красивая ваза с фруктами. Мы уселись, с любопытством осматриваясь. Это была большая, светлая комната. Обстановку составляли несколько мольбертов, пара стульев и расписная ширма в углу. Стены были выкрашены белой краской, одна из них была сплошь завешена вперемежку графикой, пейзажами, портретами и натюрмортами, и от этого казалась пестрой.

Художник, улыбаясь во весь рот, остановился перед нами и проговорил, заинтересованно разглядывая смущённую и краснеющую Веро:

— Кто же вы, прекрасная незнакомка?

Я изумленно выгнула бровь.

— Клод, вы шутите? Неужели вы никогда не встречались с моей подругой?

— Клянусь, вижу эту красавицу впервые, — заверил мастер серьезно и не без самодовольства добавил. — У художников особая память. Я никогда не забываю лица, раз привлекшего моё внимание. — А вы, госпожа Незнакомка, разумеется, не из тех, кто ускользнёт от ценителя прекрасного.

Ну сам напросился! Мне пришлось прикрыть рот ладонью, подавляя хихиканье, а Веро вдруг откуда-то набралась смелости и заявила:

— Я Веро Крили, мой господин.

Нам оставалось лишь наслаждаться произведённым эффектом. Рыжие легко краснеют, и лицо художника немедленно приобрело кирпичный оттенок. Глаза забавно выпучились, а челюсть отпала. Словом, это было не лицо, а маска крайнего удивления.

Наконец, он обрел способность говорить:

— Веро? А куда вы дели ваши веснушки? Жаль, они были симпатичные.

Как мило! Что ж, мы старались зря?

— Да ведь вы сами говорили, что не любите рыжий цвет!

— Да, но только на холсте. Вы не понимаете, что наделали: веснушки предавали вашему облику индивидуальность. Красавиц много, а вот симпатичная Веро Крили уникальна!

Уголки губ подруги расстроенно опустились.

Ловко он всё вывернул, хитрец!

— Не беда, — заверила я. — Веснушки возвратятся, стоит только солнышку коснуться лица Веро, непокрытого защитным слоем крема.

— Ну, уж нет! — девушка откликнулась так быстро и решительно, что мы с Клодом рассмеялись. — Больше никаких конопушек!

Всё ещё улыбаясь, Клод подошел к мольберту, который был прикрыт белоснежной тканью.

— Давайте начнём сеанс, госпожа Тера. Я уже набросал фон, вот посмотрите.

Он сорвал завесу. На полотне широкими мазками были обозначены складки ткани и что-то вроде залитой солнцем лужайки на заднем плане. В центре, ближе к правому краю, зияло большое незакрашенное пятно — это место для моей фигуры, насколько я поняла.

Я осторожно поинтересовалась:

— Какой вы видите главную фигуру, мастер?

Рыжеволосый художник воззрился на меня с самым лукавым видом.

— А какие у вас будут пожелания, моя госпожа?

— Они вам уже известны — минимум обнажённости.

— Я так и полагал, что вы не смягчитесь. Отлично, тогда предлагаю пройти за ширму. Для вас приготовлено платье, которое не оскорбит ничьей скромности, я уверен. Единственная просьба, никаких уродующих нижних юбок.

Замечание показалось странным и малозначительным, и я решила не спорить. Какая разница, надета нижняя юбка или нет?

За ширмой обнаружилось платье из белоснежного шёлка с пеной кружев и обширным декольте. Корсажа не было, а лёгкая материя была присборена под грудью и падала изящными складками до пола.

Раздеваясь, я с удовольствием прислушивалась к завязавшейся между Веро и художником шутливой беседе. Молодые люди до сего дня перебрасывались лишь короткими фразами, встречаясь на рынке, и прогресс, который обозначился в их отношениях, был очевиден.

Как и просил Фокс, моя накрахмаленная нижняя юбка осталась на стуле вместе с платьем из практичного синего сукна. Полупрозрачная ткань наряда для позирования приятно льнула к телу. Я покрутилась перед висевшим на стене зеркалом. Декольте сильно обнажало грудь, плечи и руки. На грани приличий, но… Отчаявшись подтянуть платье повыше, я наморщила нос: ладно уж, ради искусства, чего не сделаешь! Ткань чуть просвечивала, но не в стратегически важных местах, ведь нижнее белье осталось на мне.

Вышла из-за перегородки и неожиданно почувствовала неловкость. Излишнее стеснение мне не свойственно, такой уж я человек, но поймала себя на том, что не знаю, куда девать руки. Всё потому, что в проклятом платье я была словно голая — без нижних юбок шелк