Русское масонство - А. М. Васютинский

оставалось на виду две недели. В течение этих двух недель на обязанности всех членов ложи лежало расследование о нравственности, характере, гражданских и семейных «добродетелях» предложенного к приему. Поручитель же, которым был в большинстве случаев предложивший профана, «долженствовал прилежать» произвести перемены в его нрав, если то необходимо, «дабы не оставить его еще погрязшим в какие-нибудь склонности, противные всему тому, что он будет слышать при своем принятии». По истечении обязательного срока следовала баллотировка, если не имелось никаких порочащих сведений. Уже один черный шар мог отдалить прием и вызвать новые расследования, если только заявленная мастеру стула причина не оказывалась настолько незначительной, чтобы он своей властью мог черный шар обелить. При наличности трех черных шаров обычно в приеме отказывалось, и лишь через известный промежуток времени, иногда в несколько лет, профан мог возобновлять свое ходатайство. О забаллотировании профана тотчас поставлялось в известность все братство вольных каменщиков, а в случае благоприятного исхода все члены ложи, а иногда и дружественные ложи приглашались к приему профана в орден, то есть к присутствию при торжественном посвящении в первую степень иоанновского ученика.

Обрядов посвящения было несколько видов, но по замыслу тождественных. Приведу обряд посвящения, каким он был в России в XVIII веке, в Союзе Великой Национальной ложи и во многих ложах начала XIX века.

В назначенный день и час поручитель, завязав профану глаза, вез его в помещение ложи, где все приглашенные вольные каменщики уже находились в сборе. По приезде он тотчас отводил его в так называемую черную храмину, где и оставлял его одного, предварив, что он имеет право снять наложенную на его глаза повязку лишь тогда, когда стихнет совершенно всякий шум, не слышен будет даже малейший отзвук удаляющихся шагов.

Черная храмина, или храмина размышления, была невелика, без окон; дверей, через которые был введен испытуемый и в которые вышел поручитель, не было видно: так искусно были они замаскированы. Потолок сводом едва только дозволял стоять выпрямившемуся среднего роста человеку. Покрашенная либо затянутая тканями храмина была однообразно черная, чем скрывался действительный ее размер, тем более еще что она была едва освещена. С потолка свешивался «лампад треугольный», в котором три тонких свечи давали «свет трисиянный». В одном углу – черный стол и два стула. На столе – берцовые человеческие кости и череп, из которого в глазные впадины выбивалось синеватое пламя горевшего спирта. Тут же – Библия и песочные часы. В противоположном углу – человеческий скелет с надписью над ним: «Ты сам таков будешь». В двух других углах – по гробу; в одном гробу – искусно подделанный мертвец с признаками тления, в другом углу – гроб пустой.

Тьму, смерть, тление, слабый свет, часы и отверстую Библию – вот что видел каждый посвящаемый, когда впервые снимал с очей своих повязку в масонском братстве. Истекала четверть часа, и входил обрядоначальник. Изумленному, испуганному или равнодушно взиравшему профану он изъяснял значение черной храмины более или менее витиевато, нередко в следующих выражениях: «Вы посажены были в мрачную храмину, освещенную слабым светом, блистающим сквозь печальные остатки тленного человеческого существа, с помощью сего малого сияния вы не более увидели, как токмо находящуюся вокруг вас мрачность и в мрачности сей разверстое Слово Божие. Может статься, вы вспомнили тут слова Священного Писания: “Свет во тьме светится, и тьма его не объят”. Человек наружный – тленен и мрачен, но внутри его есть некая искра нетленная, придержащаяся Тому Великому, Всецелому Существу, Которое есть источник жизни и нетления, Которым содержится вселенная. Вступя к нам в намерении просветиться, при первом шаге получили вы некое весьма изобразительное поучение, что желающий света должен прежде узреть тьму, окружающую его, и, отличив ее от истинного света, обратить к нему все внимание. Повязка, наложенная тогда на ваши глаза, заградила то чувство, которое едва ли не более прочих развлекает наше внимание, дабы вы, устраняясь от наружных вещей, сильно действующих на наши чувства, всего себя обратили внутрь себя к источнику вашей жизни и блаженства». Цель ордена троякая: сохранение и предание потомству таинства (тайного знания); исправление членов ордена, исправление собственным примером и вне общества находящихся, а также весь род человеческий. Орден требует исполнения семи должностей[262]: повиновение, познание самого себя, отвержение гордыни, любовь к человечеству, щедротолюбие, скромность, любовь к смерти. Ритор пространно изъясняет важность этих «должностей», их неразрывность, а затем тотчас же требует доказательства 1, 3 и 5-й «должностей»; в знак послушания испытуемый должен позволить завязать себе глаза, в знак отвержения гордыни – снять верхние одежды, эти отличия земной жизни; в знак щедрости – отдать все деньги и драгоценности. Приставив к обнаженной левой груди острие меча, ритор выводит посвящаемого из черной храмины.

«Труден путь добродетели» – такими словами почти неизменно начинал ритор свои наставления во время шествия в ложу. Необычное зрелище представляло собой это шествие: вели разутого, полураздетого человека с завязанными глазами, неуверенно ступавшего, невзирая на дружески направлявшую руку руководителя, одетого вычурно, украшенного различными знаками и лентами, в круглой шляпе и с накинутой на плечи епанчой; длинный, сверкающий меч держал руководитель в протянутой свободной руке и острием его слегка касался обнаженной груди посвящаемого. Один неверный шаг, неосторожность, и поранение неизбежно, а между тем путь неровен – то «каменные крутизны», то куда-то «в неизвестные глубины нисходящие скользкие ступени». «Елико возможно, должно теснить путь испытуемого, – гласят уставы, – вести его противу всех свирепствующих стихий на испытание духа и воли его».

Но кончается трудный путь, слышно пение:

От нас, злодеи, удаляйтесь,

Которы ближнего теснят;

Во храмы наши не являйтесь,

Которы правды не хранят!

«Вход воспрещен злому вольнодумцу, рабу пороков и страстей, для злобных сердцем властолюбцев, сынов неги, сластолюбцев не растворятся врата масонской ложи».

Другая песнь сменяет первую – это не угроза приближающемуся профану, а ободрение посвященным:

Мужайтесь, братия избранны,

Небесной мудрости сыны,

Помыслите, к чему вы званы,

Что были, есть и быть должны.

Тремя ударами в дверь ритор просит доступа в ложу. Песнь смолкает.

Приоткрыв двери, брат стерегущий вопрошает: «Кто нарушает покой наш?», и вводитель, от имени ищущего, ответствует: «Свободный муж, который желает быть принят в почтенный орден свободных каменщиков».

Тогда Великий Мастер предлагает целый ряд вопросов, которые так же, как и ответы на них, передаются через посредство первого надзирателя и стерегущего брата.

«Как зовут? Сколько от роду лет? Где родился? Какого закона? Где жительство имеет? Какого звания в гражданском обществе?» Еще не отзвучал последний ответ,