Русский вечер в Ницце - Екатерина Барсова

парнишку на дом. О работе и других делах фотографа Копачев ничего не знает. Но сказал, что в последнее время Клепихо выглядел озабоченным. Когда спросил его почему, Клепихо ответил: есть проблемы.

– Какие, не сказал?

– Копачев не спрашивал. Парнишка свое место хорошо знает. О чем спрашивать, а о чем молчать.

– Ты уверена, что парень ничего не утаил?

– Уверена. Юноша далек от дел партнера. И вообще ему все по барабану, была бы жрачка и хороший досуг.

– Тогда мы здесь ничего не накопаем.

– Верно. Глухая стена. Нужно работать в другом направлении.

– У меня есть зацепка.

Баринов остановился и достал из пакета записную книжку.

– Вот записная книжка Клепихо. Завалилась за кровать. Надо ее как следует проштудировать и выяснить круг контактов фотографа за последнее время. Как-то все складно получилось: только Инга Мартинсоне побывала с визитом у Клепихо на предмет пропажи своих снимков – его сразу и убили. Хорошенькое совпадение…

– Я просмотрю ее. А сотовый телефон Клепихо не нашли?

– Нет. Очевидно, убийца прихватил его с собой. Чтобы его не обнаружили и не вычислили.

На работе Анна принялась листать записную книжку. Потом позвонила по нескольким телефонам.

У одного старого знакомого убитого фотографа Зарубина узнала любопытную информацию: оказывается, Клепихо не брезговал никакими заработками. Мог подработать как папарацци и толкнуть снимки налево. На вопрос, мог ли он продать кому-то фотографии без разрешения владельца, ей ответили: запросто.

Клепихо вел свои записи безобразно. Почерк у него был неряшливый, и Анна с трудом разбирала написанное.

Иногда он писал развернуто: «Съемка Кристины О. Белое и желтое. Много меха. Строгие и одновременно роскошные линии. Фон – бледно-золотистый. Можно поэкспериментировать с позами».

Другие записи были лаконичнее. Например:

«Вера С. 17:00». Или: «Ресторан «Бургас. Корпоративная вечеринка. 25 апреля».

Об Инге Мартинсоне было написано по-спартански: «Инга М. Снимки в студии».

Но после этой записи Анну особенно заинтересовали две.

Одна из них была сделана седьмого апреля: «Встречался с К. Получил 2000$». А другая: «Надо позвонить Б. Могут быть проблемы», – датировалась шестнадцатым мая.

Что за К.? Может, под инициалом скрывается Катя, то есть Екатерина Владимировна Новосельцева?

Анна созвонилась с Ингой Мартинсоне, и та сказала, что была у Клепихо в студии пятого апреля.

Зарубина выпила большую чашку кофе и села за компьютер. «Прогнала» через рабочую базу данных Екатерину Владимировну Новосельцеву и ее мужа Евгения Борисовича Германа. Муж был «чист». А вот Екатерина Владимировна, как оказалось, страдала… клептоманией. И у нее было два привода в милицию за кражу в универмагах. Один раз она пыталась стащить фирменные джинсы, спрятав их в объемную сумку, в другой – помаду и тени фирмы «Кристиан Диор».

Анна усмехнулась. Кто бы мог подумать! Подруга Инги Мартинсоне – клептоманка.

Зарубина знала, что клептомания – болезнь, которая очень трудно поддается излечению. В Америке она вообще национальное бедствие.

Клептоманы крадут, потому что испытывают в момент кражи высший подъем, эйфорию. Происходит сильнейший выброс адреналина, и наступает кайф. Похоже на своего рода наркоманию. Для того чтобы вновь и вновь испытать это чувство, клептоманы идут на новые и новые кражи. Остановиться они уже не могут. Даже если бы и хотели.

У Новосельцевой отмечено всего два случая. Но вовсе не значит, что их больше не было. Просто ее могли не засечь, и воровство сходило с рук.

Кате не удалась карьера балерины. Она могла ненавидеть Ингу, завидовать ей. И посылать письма под ником Жиzel!

Анна тряхнула головой. Захотелось выпить еще кофе. Но, порывшись в шкафчике, она не нашла новой банки кофе. А прежняя была пуста.

Позвонил Баринов.

– Ну как?

– Есть любопытная информация. Вы когда будете на работе?

– Еду.

– А у вас как?

– Скажу, когда приеду.

По голосу Анна поняла, что настроение у шефа неважное.

– Михаил Александрович!

– Чего?

– Купите, пожалуйста, кофе. У нас кончился.

– Зарубина! Тебе что, лень задницу от стула оторвать и сходить в магазин? Ты меня, своего шефа, по каким-то мелким поручениям гоняешь! Где субординация? Чем ты думаешь?

– Понятно, товарищ начальник.

– Все!

Анна сбегала в магазин и купила кофе. Не успела она расположиться на рабочем месте, в кабинет ввалился Баринов.

– Держи свой кофе.

И он поставил на стол точно такую же банку, какую купила Анна.

– Я уже купила!

– Ну знаешь… Да что ты мне мозги-то морочишь?

– Извините, я думала…

– Чем ты думаешь в последнее время, Зарубина?

– Головой.

– Не похоже. Что у тебя?

– Я нашла информацию, что у Екатерины Владимировны Новосельцевой были две попытки совершить кражу в крупных универмагах.

Баринов повертел головой.

– Ну и ну! Когда это было?

– Первый раз – 25 апреля 2005 года. Второй – 5 января 2006 года.

– Воровка?

– Клептоманка.

– А, ты же у нас психолог! Так вот объясни: может ли клептоманка быть убийцей?

– Вопрос, конечно, интересный, но сказать трудно. Теоретически может, а как на самом деле…

– Ты мне не теорию, а практику гони. Мне твоя теория вот здесь сидит. – И Баринов провел рукой по шее. – Мне факты нужны и доказательства. А не голая теория.

– Клептоманы – люди с неустойчивой психикой. Склонны к депрессиям.

– Зарубина!

– Короче. Клептоманы могут быть такими же убийцами, как и любой из нас.

– Ясненько. А что там Мартинсоне говорила о личной жизни Новосельцевой?

– Екатерина Владимировна подавала большие надежды как балерина. Но из-за тяжелой травмы ей пришлось оставить сцену. Занялась живописью, но не особо удачно. Вышла замуж за художника. Имеет пятилетнюю дочь.

– И что мы имеем? С одной стороны – известная балерина. С другой – неудачница, которая оставила мечту о балете из-за травмы, а реализовать себя в другой области не смогла.

– Вы к чему делаете такой сложный пасьянс?

– Прикидываю и размышляю. Получается, что у Новосельцевой есть причины для зависти. А зависть – страшная штука. Особенно женская.

– Думаю, надо спросить у Мартинсоне, не пропадали ли