Морозные узоры: Стихотворения и письма - Борис Садовской

TCHUKOWIANA

С Куоккалою не был я знакомДо сей поры, как в первый раз увидел«Пенатов» Репина: счастливый дом(И комара художник не обидел!).Чуковский здесь гуляет босикомИ сочиняет он, на пляже сидя.Сюда, сюда, в счастливый край морскойПримчался я, писатель Садовской.

Поэме сделано прекрасное начало,Так надобно ее мне продолжать.Поэм написано уже немало,Так отчего ж одной еще не написать?Лети перо, прелестное мокало!Чернила есть, а кончатся они –Есть лавка близко, где усталойБорисовой влачатся музы дни.

Поэт без музы – что жена без мужа.Одна бесплодная, другая во плотиБывает муза, – с этим не шути,Чтобы судьбой твоей не стала лужа.Весна пришла, пропала стужа,И Садовской влюбиться должен днесь.В кого, в кого? Свой лоб натужа,Он тщетно ищет, забывая спесь.

Ах воспарю ль на острый верх ОлимθаА lа Сергей Михалыч Соловьев,Склоню ль чело к дыханью Ccazvkθa,Все не услышит сердце тайный зов.Один цветок, одна мне Муза – Нvмфа,И перед ней склониться я готов,Хоть муж ея, пиита Городецкий,Зело мой слух задел октавой детской.

Ах, ложно-классики! Казацкой плетиЖелал бы я их испитым задам!Собаку съели в рифмах, но в сюжетеНе знают толку, как в штанах Адам.Пусть задевают слух октавы эти:Они летят. Борис уже влюблен.Моя жена прекрасней всех на свете,Но всех ли, всех прекрасней он?

И все-таки не выдержал октавыТяжелозадый, свежий акмеист!Пробьется классик сквозь твои заставы,Испустит акмеисту в ухо свист.Твои октавы – кактусы, агавы.Октава классика – лавровый лист.А кто тут прав, Сергей или Садовский,Пускай рассудит наш зоил Чуковский.

Довольно! Так нельзя! Не для того бумагуКроил я и клеил, сшивая альманах,Чтоб вы себе в зады втыкали злобно шпагуИ спорили о женах и штанах!Опомнитесь! Я к вашему же благуНапомню вам, кого воспеть в стихах:Меня! Меня! Или забыли спьяна,Что сами ж назвали поэму «Чуковьяна».

Скорей же за перья, пииты,Прославьте Корнея скорей:Пишите:«Корней знаменитый,Великий, могучий Корней…»

С. ГОРОДЕЦКОМУ И Н. ГУМИЛЕВУ

Цехисты, не годитесь никуда вы,Гиперборейцы, слаб и худ ваш стих:Один не может кончить акростих,Другой не в силах выдержать октавы.Не любит Муза ерников таких.О, евнухи, в любви не ждите славы!На нашу Клио посягнули зря вы,В пылу усилий старческих своихВы от богини почтены патентом:«Дан сей венок двум юным импотентам».

СОНЕТ

Мои мечты стремятся далеко,А ноги всё несут меня на дачу.Рокочет море, на душе легко,И здесь я даром времени не трачу.Явижу стол: тарелка глубокоЧудесным супом налита. Я плачу,Увидя хлеб, жаркое, молоко.Кричит щегленок. Нет, не наудачуОсветит солнце черных кос намет,Взор ласковый и прошивной капот.С каким радушием я встречен ею.Как сердцу мил супруг ее босой,А между тем из-под косы густойЯнтарь, спускаясь, золотит ей шею.

ЮРИЮ ИВАНОВИЧУ ЮРКУНУ НА ПАМЯТЬ

Пусть наступают дни осенних хмар,Нам нечего бояться лихорадки:Вы распорядитесь поставить самовар,А я надену шведские перчатки.

НЭТИ

Романтическая эпопея [16]

Посвящается Анне Ипполитовне Худяковой

Глину времен рою.

Н. Минаев

Песнь I

Тела отдых львиный.

Н. Минаев

Она носила имя Нэти.И, как образчик модных дам,Слыла в большом московском светеОчаровательной belle femme.Изобразить же Нэти ВамЯ не берусь. Мне пробы этиНе по плечу, но в кабинетеУ Нэти есть ее портрет.Фон Гюлих, молодой аскет,Нарисовал на том портретеНакидку пеструю ееС таким искусством и так мило,Что кисть его переломилаПеро убогое мое.И кто не увлекался Нэти?Член Думы, граф, жокеи, кадет.Волошин, юноша-поэт,Обнинский, что скончался в цветеБезвременно угасших лет,Художник, октябрист, атлет.Кто на моторе, кто в карстеСтремится к ней, чтоб в tete-а-tete'eХлебнуть шампанского из лилий.Ах, отчего я не Вергилий?

Но из поклонников у нейВсех интересней и умнейВ нее влюбившийся безумноОдин московский адвокат.Имел он приключений ряд,Кутил талантливо и шумно,Гигант сложеньем, с виду фат,При этом дьявольски богатБыл Либенсдам. Таких фамилийНе носят даром. По средамПоклонник элегантных дам,Как романтический Эмилий,Являлся к Нэти, чтобы тамС ней пить шампанское из лилий.

В его дворце-особнякеВсё пышно, как мечта поэта.На всем печать большого света.На галстуке и на рукеИграют бриллианты Тэта [17].Всё серебро под аплике,И золотом американскимСверкают вазы там и тут.Фонтаны ланинским шампанскимИ кашинской мадерой бьют.Не сосчитать роскошных блюд:Вот фаршированная щукаЧесночный аромат струит,Вот кугель рисовый стоит.Картины Гюлиха и Штука,Расписан Барсовым плафон,И превосходный патефонИз Лодзи (двадцать два целковых)Мотивы шансонеток новыхТак упоительно поет.

Но тщетно Либенсдам зоветНа ужин Нэти: величавоОна благодарит его,Склонив головку, точно пава,Не обещая ничего.

И зреет в сердце у негоГлухой обиды жгучий веред.У Либенсдама (кто поверит?)В палаццо тайный есть гарем.Здесь вечером, от страсти нем,Он спальную шагами мерит,Бутылка пейсеховки, крем,Маца и курица на блюде.Два нефа вводят между темКрасавицу. Какие груди!Какие бедра! Что за торс!И корчась в сладострастном зуде,Он клюквенный глотает морс.

Нет, надоели одалиски!Иного хочет Либенсдам:Как лучше пейсеховки виски,Так Нэти краше этих дам.Ее похитить он решает.Зажмурясь, тихо заряжаетРевольвер Лефоше, потом,Надев очки, парик и маску,Велит закладывать коляскуИ мчится прямо к Нэти в дом.

Он быстро входит без доклада.В руке револьвер. – «Что Вам надо?»Впился он в Нэти, как паук.Но не смутилась дама, вдругОна револьвер выбиваетУ похитителя из рук.Курка раздался резкий звук,И на колени упадаетКрасавец дерзкий. – «Ай, мадам,Гевалт ваймир! Ведь он штреляет!» –«Оставьте пистолет! Я ВамОтдамся! – Нэти отвечает. –Ну что же Вы?» – «Шпугался я.Ай-вай!» В груди любовь тая,Несчастный Либенсдам вздыхает.Затем, потоки слез струя,Спешит домой, белье меняетИ в тот же вечер уезжаетВ заокеанские края.

Песнь II