Надломленные. Хроники пикирующей Цивилизации - Кирилл Ляпунов

ли дети теперь такие? Он попытался вспомнить, как вели себя его собственные отпрыски, и пришел к выводу, что не очень помнит, так как практически никогда не участвовал в их классных и внеклассных мероприятиях. Но так как тема показалась ему безусловно важной, Кузнецов взял с себя честное слово обсудить ее вечером еще и с женой. Уж она-то точно должна была знать, какие они – современные дети.

Несмотря на то что толпа на входе была внушительной, очередь прошла довольно быстро: в какой-то момент из кассы вышла мамочка в Armani и, помахивая стопкой билетов, технично увела школоту созерцать дивный подводный мир. Таким образом, Аркадий оказался первым, купил билет и протиснулся в узкий зальчик вслед за детишками.

В аквариуме царили полумрак и тишина. Тем более поразительная, что вместе с психологом туда только что вошла энергичная толпа, состоявшая из как минимум двадцати человек. Казалось, что из звуков остались только шарканье многочисленных ног и бульканье аэраторов, обогащающих воду кислородом. Как и положено подобного рода заведениям, стены и пол аквариума были задрапированы или выкрашены в черный цвет, а по всему периметру отведенных под музей помещений стояли внушительные аквариумы, где плавали разноцветные рыбки. Воздух был влажным, пахло водорослями.

Кузнецов с упоением погрузился в созерцание. Аквариумы он любил. Ему казалось, что в них время замедляет бег, оседая на плавниках существ, многие из которых пережили даже динозавров. В маленьком аквариуме на Чистых прудах эффект, конечно, был не таким эпичным, как в крупных заведениях мирового уровня, но урвать толику спокойствия было вполне реально. Аркадий вспомнил, как недавно они с детьми ездили в океанариум в Лиссабоне, где центром композиции является гигантское сооружение, кое и аквариумом-то назвать сложно, – громадная емкость на несколько сотен тонн воды, окруженная бетонными стенами, стилизованными под морские скалы, с прорубленными вниз иллюминаторами причудливой формы, непременно выше человеческого роста, организованными таким образом, что каждый желающий мог провести перед ней сколь угодно долгое время. Перед некоторыми можно было садиться на специальные скамейки и созерцать. Благо, есть что: сотни, а может, тысячи рыб вместе с ракообразными содержатся в этом филиале океана на земле, бесконечно фланируя, пританцовывая из одного угла (хотя какие углы у цилиндра?) в другой. Аркадий с детьми устроились тогда прямо на полу перед одним из самых больших окошек и, наверное, минут сорок не могли отвести глаз от подводного мира, выискивая знакомых им обитателей. И хотя идентифицировать удалось лишь некоторых акул, подплывавших иногда настолько близко, что если бы не было стекла, то можно было бы потрогать их рукой, да любимых (в гастрономическом смысле) тунцов, семейство Кузнецовых получило ни с чем не сравнимое удовольствие. Чистопрудный аквариум был, безусловно, скромнее, но толику атмосферы больших братьев передавал. В нем, кстати, тоже обнаружился водоем – самый крупный из всех представленных, в котором плавала маленькая акула, сильно смахивающая на белую. До «португальских» сородичей ей было еще расти и расти, но восторг она вызывала не меньший. А у Кузнецова, знавшего, что акул крайне сложно содержать в неволе, так как для поддержания дыхания им требуется проплывать десятки километров в день, поскольку так уж устроена их дыхательная система, тем более.

Школота завороженно прилипла к стеклу. Гаджеты позорно капитулировали. Никто не хотел в них пялиться. Правда, их доставали, чтобы заснять подводный полет маленькой гордой хищницы. И то только первое время, пока сохранялся зуд, заставляющий любого современного человека фиксировать любое мало-мальски стоящее событие. Потом и он отступил, а школьники XXI века, без пяти минут подростки, судя по уже выкрашенным волосам и модной одежде, трансформировались в обычных «ламповых» детей из предшествующих поколений, получавших все свои главные жизненные впечатления напрямую, без посредничества коробочек, нашпигованных микросхемами. «С них как будто пленка слезла», – подумал Кузнецов. И вместо рыб вновь стал наблюдать за людьми.

Аркадий смотрел и вспоминал себя в таком же возрасте. В его нежном девятилетнем возрасте, конечно, никаких аквариумов в Москве не было. Но был зоопарк, еще тот, старый, до реставрации, без расписных вольеров, башенок и тысяч палаток с фастфудом. Он был лаконичен, как леденец, и так же притягивал к себе московскую малышню. Бегемота, в шестидесятые показанного в фильме «Офицеры», там уже не было, но были слоны и, конечно же, парнокопытные, вольеры коих ощущались за несколько сотен метров в любое время года благодаря характерному аромату, кошачьи в ассортименте, а также многочисленные птицы и совсем немного рептилий. До них, правда, никто обычно не доходил. Животные содержались в аскетичных и немного пугающих вольерах. Аркаша как-то ходил туда на экскурсию вместе с классом, прихватив с собой гордость – фотоаппарат «Смена». Естественно, вся пленка была использована, а потом он ждал почти месяц, пока дед соблаговолит проявить ее и напечатать фотографии. К сожалению, навыки фотографирования у будущего психолога тогда были близки к нулевым и работать с фокусным расстоянием он толком не умел, техника же, по понятным причинам, свойствами автомата не обладала, поэтому кроме многочисленных фото идентичных решеток, смахивающих на своих собратьев из средневековых тюрем и пыточных, на снимках ничего не получилось. Хорошо вышла только одна фотография, на которой Кузнецов запечатлел учеников своего класса, пришедших на экскурсию, – два десятка девочек и мальчиков в незамысловатых, тусклых одежках, радостных от того, что выбрались погулять, несмотря на промозглую погоду.

Прошло больше тридцати лет, но Аркадий помнил этот день очень хорошо. Было жутко холодно, училка, как всегда, злилась и пыталась спихнуть собственные проблемы, вызванные одиночеством, на подопечных. Для этого она к месту и не к месту вспоминала Владимира Ильича, а именно сусальное детство вождя, в том числе успеваемость и ангельское поведение, и бесконечно сравнивала его с несовершенствами вверенных ей учеников. Самое в этом смешное (или ужасное?), что дети безоговорочно верили ей, несмотря на то что в стране уже пару лет царили плюрализм и гласность и о неоднозначности иконы мирового пролетариата трубили на всех углах. Возможно, с точки зрения педагогики ход был и не беспроигрышным, однако не благодаря ли таким иезуитским выкрутасам советские граждане сызмальства приобщались к развитой культуре вранья, позволяющей мирно уживаться в головах взаимоисключающим понятиям? Как бы там ни было, но увещевания оказывали благотворное влияния, так как дети стыдились собственного поведения и никто сильно не шалил. Все с детсадовским воодушевлением относились к прогулке и с удовольствием разглядывали несчастных животных, вынужденных проживать жизнь в нехарактерном для них климате. И всем было наплевать, что ничего особенно нового о животных они не узнали, из-за того, что школьное руководство не озаботилось тем, чтобы экскурсию провел представитель