Ларк-Райз - Флора Джейн Томпсон

Церкви и государству верны.

Господь, королеву храни.

Это так понравилось сквайру, что он заговорил о том, чтобы послать куплет в газеты.

Возвращаясь домой с раскачивающимися фонарями, бросавшими длинные отсветы на темную дорогу, зрители обсуждали вечерний праздник. «Негритянскую труппу» сквайра и песни викария всегда без стеснения хвалили, а выступления молодых леди терпели, хотя нередко кто-нибудь жаловался:

– Не знаю, оглох я или что, но не смог разобрать ни единого слова из их песенок.

Что касается учеников, то больше критиковали их внешний вид, чем исполнение. Те, кто шаркал, хихикал или даже краснел, получали от родителей выговор, и частенько можно было услышать такие замечания: «Эта Мэри-Энн Пэриш вырядилась в пух и прах!», «Говорю же, я заметила торчащий краешек панталон Роуз Митчелл» или: «Эта Эм Таффри представляла собой жалкое зрелище. О чем только думала ее мать?». Но в целом деревенские обитатели получали от концерта почти такое же наслаждение, какое их внуки получают от кино.

XIII. Майский праздник

Когда всеобщее возбуждение, связанное с концертом, стихало, наступали долгие зимние месяцы, снегопады оставляли на жнивье полосы, похожие на потеки соуса на остатках рождественского пудинга, потом начинались дожди и смывали их, старые зонтики, которые дети брали с собой в школу, выворачивало ветром наизнанку, трубы в коттеджах дымили, а белье приходилось сушить в помещении. Но вот являлась весна и приносила с собой Майский праздник, величайший день в году, по мнению детей.

От прежних майских празднеств в Ларк-Райзе сохранились лишь майские венцы. Майское дерево, майские игры и танцы, в которых участвовали целыми приходами, были прочно забыты. Старики не принимали никакого участия в веселье, разве что жертвовали цветы для венца, говорили, как все полагается делать, и рассказывали, как это делалось в их молодости.

Все неприятности, донимавшие детей, с приближением этого дня забывались, все заботы улетучивались. Единственное, что имело значение, – погода.

– Будет ли хороший день? – звучал постоянный вопрос, и многие взрослые в ответ обращали глаза к небу, чтобы узнать, нет ли ветра и облаков. К счастью, погода всегда бывала довольно сносная. Ливни в это время года, конечно, случались, но не было ни одного майского дня с беспросветным проливным дождем, и на протяжении всех восьмидесятых годов процессия, несущая майский венец, устраивалась каждый год.

Майский венец изготавливали, или «наряжали», в классной комнате. Раньше это происходило на улице, в одном из коттеджей или у кого-нибудь в сарае; в любом случае его сооружали на протяжении бесчисленных поколений, причем, вероятно, почти в неизменном виде.

Основой конструкции майского венца служил легкий деревянный каркас из стоек, на которых укреплялись обручи разного диаметра, образовывавшие колоколообразное сооружение высотой около четырех футов. «Колокол» обвивали туго перетянутыми гирляндами цветов.

В последнее апрельское утро дети приносили в школу цветы в руках, корзинках, передниках – все цветы, которые они смогли найти в лугах, на живых изгородях или выпросить у родителей и соседей. В предыдущее воскресенье кое-кто из старших мальчиков уходил за шесть – восемь миль в дальний лес, где росли первоцветы. Эти первоцветы, наряду с фиалками из живой изгороди, примулой с лугов, а также желтофиолями и побегами цветущей красной смородины из цветников, и составляли основной объем. Дикая роза из сада школьной учительницы обеспечивала венец неограниченным количеством листвы.

Запас цветов, горами лежавших на партах, учительском столе и полу, казался неисчерпаемым; но венец был огромный, и по мере его украшения скоро становилось ясно, что нынешний запас вряд ли будет «некуда деть», как говорили дети. Посему рассылались отряды для пополнения припасов: один – в дом священника, другой – к сквайру, а остальные – в отдаленные фермерские дома и коттеджи. Все отряды возвращались, нагруженные цветами, ибо даже самые жадные и рачительные садоводы щедро жертвовали на майский венец. Наконец деревянный каркас скрывался из виду, даже если сзади приходилось использовать только зеленую листву. Затем на верхушке закреплялся букет из желто-коричневатых соцветий рябчика императорского, после чего пышное, душистое сооружение сбрызгивали водой и оставляли на ночь.

Пока «наряжали» майский венец, одна из старших девочек, часто сама майская королева, занималась в углу изготовлением короны. Корона обязательно должна была состоять из маргариток; но поскольку луговые маргаритки считались слишком заурядными, к тому же недостаточно живучими, вместо них использовались садовые, белые и красные, с темными, блестящими плотными листьями.

Майскую королеву выбирали за несколько недель до праздника. Предполагалось, что это должна была быть либо самая красивая, либо самая популярная девочка в приходе; но чаще будущая королева назначала себя сама – это была либо самая решительная из девочек, либо та, чья очередь подошла в этом году («Вы выберете меня в этом году, а я проголосую за вас в следующем»). Каким бы путем ни избирались королевы, все они очень походили друг на друга: крепкие, розовощекие девицы десяти-одиннадцати лет, с пышными гривами темных, завитых, чтобы корона хорошо смотрелась, волос.

Последние штрихи в венец вносили уже в день Майского праздника, когда дети к шести часам утра собирались в школе. Из недр школьного сундучка для рукоделия извлекалась большая фарфоровая кукла в голубом платье, которую сажали на небольшой выступ в передней части майского венца. Эту кукла называли «леди», и она считалась необходимым элементом. Даже в тех приходах, где майский венец давно представлял собой потрепанный букет, привязанный к верхушке шеста, к цветам обязательно прикрепляли какую-нибудь куклу. Интересно отношение детей к «леди». Они полагали, что майский венец принадлежал ей и процессия совершалась в ее честь. С «леди» нельзя было обращаться непочтительно. Когда венец опрокидывался, как часто случалось в конце дня, если дорога была ухабистой, а носильщики уставали, в первую очередь спрашивали, все ли в порядке с «леди». (Возможно, «леди» когда-то олицетворяла Богоматерь[24], которая, в свою очередь, заменила собой более ранний языческий идол – изображение какого-то духа вновь возродившейся земли?)

«Леди» с комфортом восседала перед венцом, сверху на все сооружение набрасывали большое белое муслиновое покрывало либо юбку, явно позаимствованную с викторианского туалетного столика, и оно служило одновременно и занавесом, и навесом от солнца. Затем между обручами вставляли ручку от метлы, исполнявшую роль шеста для несения.

К этому времени вся приходская ребятня от семи до одиннадцати лет была в сборе; девочки, независимо от погоды, надевали белые или светлые платья, если они имелись; наряды и девочек, и мальчиков были дополнены яркими бантами и кушаками из лент, мальчики носили перекрещенные ленты на одном плече.

Королева щеголяла в короне из маргариток с наброшенной