Антоша, вставай - Михаил Михайлович Сердюков

меня, как ОМОН в русских сериалах. Найдя пару тысяч, которые я приготовил для оплаты спального места, они засунули мне их в рот и пустили внутрь. Если бы мать была рядом, она бы им показала: сняла колготки, порвала их на куски и угостила каждого из банды. Посмотрел бы я на них, как тогда они бы запели. И ничего бы они не сделали со Старухой, она пуленепробиваемая и ударостойкая. В воде не тонет и не горит в огне, только шейка бедра подвела, а так стальная бабка, неубиваемая. Я даже подумал о том, что и без операции ее кости могут срастись сами собой. И она снова будет порхать как бабочка и жалить как пчела.

— Пацаны на улице не обижали? — тихо спросил седой мужик.

Я поднял голову.

— Вася Бриллиант, их старший, не стремается последнее забрать.

Мужик не шевелился. Он как спал, так и проснулся. Только глаза открыл, точно парализованный.

— Ты глухонемой?

— Не.

— А че молчишь?

— Так не знаю, что сказать.

Что сказать? Что сказать?

— Тебя Вася Бриллиант обижал?

— Обижал.

— Хорошо поживился?

— Хорошо.

— Ну ты это, сильно не расстраивайся. Деньги такая штука: сегодня есть, завтра нет. Тратить их надо, братец, а не копить. Вот будешь их копить, а потом от переживаний не избавишься. Есть появляется наличка, сразу кути; если будешь копить, тебя обчистит или братва на улицах, или чинуши. Не копи, братец. Живи на широкую ногу.

В тусклом свете было сложно различить внешность мужика. Кроме седых волос и квадратного подбородка с ямочкой, внимание притягивали светящиеся глаза. Я смотрел на него и не мог отвести взгляд. Что-то было в нем мистическое.

— Если денег нет, то и бед нет. Получается, Вася Бриллиант со своей шпаной тебе услугу оказал.

— Как это услугу оказал? Он же у меня шесть тысяч увел.

— А что тебе эти шесть тысяч? Что тебе с ними делать?

— Да хоть что! Поел бы вкусно, вот что…

— Поел бы, значит? — он замолк.

Дядька напротив разозлил меня. В груди булькала прожигающая кислота, к горлу подступала горечь. Я сжал кулаки.

— И что бы ты поел такого вкусного?

— Да много чего. А даже если бы не поел, то девчонку снял бы и устроил с ней шпили-вили.

— Ах, ты решил, что телку за шесть деревянных можно снять?

— Можно.

— Тебя как зовут?

— А что?

— Да то, что нехорошо разговаривать с незнакомыми людьми, мама не учила? Вначале надо познакомиться, вась-вась, а потом языком чесать. Я вот Палыч, а ты кто таков?

— Палыч? Я Антон.

— Хорошо, Антон, если ты девку за шесть штук хочешь снять, так ты понимаешь, какой уровень будет этой телки? Хорошая от пятнадцати начинается. А вот чтобы пятнашка у тебя была, нужно накопить, правильно?

— Ну.

— Вот и станешь ты копить на хорошую телку, мучиться будешь, томиться. Так сколько ты страданий испытаешь, пока не получишь своего?

Я не понимал, к чему клонит этот тип, но лежал он по-прежнему неподвижно, и это пугало.

— Вот не знаешь, а я скажу. Много придется тебе помучиться, потому что все твои червяки в голове будут в будущем жить, а не в настоящем. Будешь ты представлять, как засовываешь ей свой болт, а про жизнь забудешь. Не будет у тебя жизни. Просрешь ты ее.

— И как это связано с тем, что ни к чему деньги копить?

— А вот это уже вопрос посерьезней.

Палыч задумался, а я подался вперед, и моя кровать пронзительно скрипнула.

— Вот скажи, если бы у тебя совсем не было бабок, то Бриллиант тебя бы тронул? Надавал бы подзатыльников?

— Нет.

— Стал бы ты сейчас хныкать как баба?

— Нет.

— Вот именно, братец. Если у тебя ничего нет, то и терять нечего, как в песне, помнишь? "Если у вас нету дома, пожары ему не страшны”.

— А в чем тогда радость? — я чуть расслабился.

— Ты не вундеркинд случаем? Вопросы такие задаешь, как вундеркинд.

— Моя мать думает, что я ни черта не соображаю.

— Ну говорит мать и говорит, а ты сам что думаешь?

— Соображаю вроде.

— Ну, раз соображаешь, то сам скажи, Антон, в чем радость, если не в деньгах?

— В их количестве.

Седой мужик, укрытый одеялом, даже не моргнул.

— Все ты о деньгах да о деньгах. Какой толк, если у тебя их Бриллиант отжать может, а ты страдать будешь. Это он у тебя шесть косарей изъял, а если бы отнял больше, то ты бы еще сильней горевал? Так?

— Сильней.

— Все же соображаешь! Антон, мать твоя не права, так и передай ей в другой раз. А сам слушай сюда. Чем больше у тебя денег и вещей, тем ты несчастней. Вот такая закономерность. Александр Великий завоевал весь мир и загрустил. Сильно приуныл Сашка-то. Завоевывать больше нечего, а если бы отняли у него этот мир, то он вообще бы до усрачки измучился.

Палыч дело говорил.

— Поэтому не копи денег, Антон, и будешь жить, как во сне.

Меня вдруг как-то кольнуло его "как во сне”. Я тут же выпрямился и ударился головой о перила верхней кровати.

— А что значит жить во сне? Как понять, где сон, а где нет?

— Что, разобраться не можешь, где настоящая жизнь? Там, где ты оказываешься, когда глаза закрываешь, или когда их открываешь?

— Не могу.

— Значит ты из этих, потерянных?

— Что значит потерянных?

— Потерянные — это такой сорт людей, Антон, которым "тут” плохо, а "там” хорошо.

— Где "там”?

— В голове у себя. Придумывают что-то, фантазируют, а потом живут в этом пузыре, потому что "тут” плохо. Тяжело им, вот они и бродят между двух миров. "Там”-то им нравится, все обустроено, налажено, только поддерживать эту придуманную историю непросто: то ужас какой залетит, то кошмар привидится. Много сил нужно, чтобы в тонусе быть и "тут”, и "там”. Что-то "тут” не получится, и "там” такой потерянный суету наводит. Что-то "там” удается, здесь такое же хочет получить. Его ж просто одурачить, вот он и живет между двух булок в центре огромной жопы. Мучение это, Антон, а не жизнь.

— Откуда вы знаете про этих потерянных?

— Как откуда? Ты оглянись по сторонам, посмотри, в какой вонючей дыре ты торчишь! На самом дне, а все, кто тут оказывается, только и делают, что спят. Сон — это лекарство от реальности. А если вдруг плохо спится, то можно на грудь принять: алкашку или посолидней чего, лишь бы с настоящим миром не встречаться. Трутся тут, в основном, пограничники миров. Одни пока