Хлеб - Юрий Черниченко

Конечно, это поражало: земля, погубившая безводьем войско Голицына, дикое поле с каменными бабами на курганах и бельмами солонцов, край, какой даже академики, знатоки дела, навсегда относили к «беднейшим и неудобовозделываемым», Новороссия вдруг обернулась первостатейной житницей. Что же произошло с ней?

Не с ней. «…Главным условием, позволившим быструю колонизацию Новороссии, было падение крепостного права в центре России, — писал Владимир Ильич Ленин в 1908 году. — Только переворот в центре дал возможность быстро, широко, по-американски, заселить юг и индустриализовать его (про американский рост юга России после 1861 года говорено ведь очень и очень много)».

Пристально следя за развитием сельского хозяйства Юга, Владимир Ильич настойчиво подчеркивает первопричинность общественно-политического фактора и в росте и в отставании агрикультуры. Немец-колонист щедро тратится на машины — у него хозяйство товарное, он на капиталистическом пути, он прогрессист и в смысле буккера, молотилки, и в выжимании пота из батраков. Понятие «негодности земли» относительно. Залогом использования громадных земельных просторов будет создание действительно свободного, вполне освобожденного от гнета крепостнических отношений крестьянства в Европейской России.

Технические приемы, сельскохозяйственные взлеты или застои — всегда следствия; причины — всегда в явлениях социально-политических — таков ленинский ключ, без него и сегодня не открыть ни одной из дверей, исследование станет бесплодным блужданием.

Сходство освоения Великих Равнин США и Юга России можно видеть и в погублении животного мира (последний тарпан, дикая лошадь Скифии, был убит почти в один год с последним диким бизоном), и в быстром переходе к эксплуатации недр, и в стремительном беге железных дорог. Но сходство кончилось на том, что было будто бы одинаковой целью распашки: на экспорте хлеба. США вывозили зерно избыточное, Россия — недостающее. Перед первой мировой войной Америка производила на душу населения 1081 килограмм хлеба, импортеры Дания и Швеция — соответственно 852 и 491. Россия же, державшая за собой четверть мировой торговли зерном, выращивала на человека лишь по 475 килограммов. Даже в 1911 году, когда голодало 30 миллионов крестьян, из страны было вывезено 824 миллиона пудов хлеба! Конечно, были голодные и в гетто Гарлема, но экспорт из недоедающей России по размаху и устойчивости оставался исключительным явлением, он был национальным предательством, и не забылся, а был приплюсован, когда пришло время предъявить счет.

Под Каховкой, на высоком кургане, неподалеку от места батрацкой ярмарки, недавно поставлен бронзовый монумент. Тачанка!

«Поповская, заседательская, ординарнейшая бричка по капризу гражданской распри вошла в случай, сделалась грозным и подвижным боевым средством, создала новую стратегию и новую тактику, родила героев и гениев от тачанки». Это — Бабель.

Четверка коней в бешеном, запальном галопе, спиц в колесах нет — слились, почти не видно и сбруи, бег ураганный, а в каждом копыте — тяжесть и беспощадность. На пути лошадей страшно стоять. Взлетающим ястребом изогнулся ездовой в островерхом степняцком шлеме, напряжен пулеметчик, впился рукою в борт стоящий на подножке командир. Распрямляющаяся пружина гнева, образ сокрушения, огненная колесница революции…

(Превосходная работа ленинградцев Ю. Лоховинина, Л. Михайленко, Л. Родионова, Е. Полторацкого по достоинству, думается, еще не оценена. На Турецком валу Перекопа никакого памятника нет. Работать над ним теперь гораздо труднее, чем до «Тачанки».) Конноармейская тачанка подвела черту под первым этапом освоения южной степи.

Какой край в советское время может сравниться с южной степью размерами капиталовложений? Не каналы, не водохранилища — это частности, есть кое-что подороже. Дом под шифером. Трактор. Тротуар. Дворец культуры, нолевой стан, асфальтная трасса, линия электропередачи, научный институт, элеватор. Первая МТС — под Одессой, первый комбайновый завод — у Азова, первая автоматизированная оросительная система с электронным «мозгом» — в плавнях Кубани. Из трех основных слагаемых плодородия — почвенного богатства, тепла и влаги — Юг нуждался только в третьем, но мощь техники и соблюдение агроправил снижали роль засух. Возможность планово и целенаправленно вести экономику, крупность хозяйств, высокая товарность производства — преимущества общественно-политического характера проявились здесь в полную силу, и все заботы направлены на изъятие дарового плодородия. Сама природа снимает многие сложности — приусадебный участок здесь значит гораздо больше, чем на Севере, приток населения сглаживает проблему рабочей силы и, следовательно, поднимает квалификацию среднего работника, и урожаи растут, как нигде. Если предвоенный, довольно скромный рост намолотов был в основном следствием механизации, то после сентябрьского (1953 г.) Пленума ЦК КПСС факторы роста множатся, уровень цен обеспечивает получение дифференциальной ренты 1, экономика крепнет, Кубань и южная Украина оставляют далеко позади тот «стопудовый урожай», что по традиции был мерой достатка и сытости. Решения мартовского (1965 г.) Пленума ЦК, курс на экономические стимулы при стабильности планов приносят на Юге особенно высокий эффект, ибо полнокровные хозяйства быстро реагируют на улучшение обстановки, и урожай озимой пшеницы на Кубани, втрое превысив дореволюционный уровень, достиг почти тридцати центнеров! Впрочем, одно зерновое сопоставление не имеет смысла. Интенсификация, идущая множеством русел, приводит на юг новые культуры, заставляет тот же гектар давать и сахарную свеклу, и клещевину, и плоды, и подсолнечник, и корма для густых мясо-молочных ферм, на Кубани возделывается чуть ли не сто культур, зерновая специализация уже не так четка.

Вложения, собственно, идут не в черноземы, а под залог черноземов. Одни способы использовать тепло и извлечь азот, фосфор, калий (например, насаждение хлопчатника) не приносят успеха, другие — внедрение новых сортов, ликвидация или сокращение паров, съём двух урожаев в год — применяются все шире, почва выдерживает, запасы ее кажутся неисчерпаемыми, как способности знойного солнца. Но…

То там, то тут начинают применять минеральные удобрения — сперва скромно, затем смелее, вложения в агрохимию становятся все крупнее, технические культуры без туков уже не мыслятся. Агрономы требуют искусственного азота и рукотворного фосфора, утверждая, что Юг их окупит быстрее, чем Центр и Северо-Запад.

Юг есть Юг, он задает тон во всем, и финансовое состояние большинства хозяйств заботит только одним — трудно реализовать деньги. Сейчас, на пороге семидесятых годов, южный гектар имеет основных средств — средств опять-таки извлечения плодородия или средств, обязывающих это делать, — в несколько раз больше, чем гектар Поволжья, Центра, Сибири. Но что значит стремление агрономов-южан вносить по пять, по семь центнеров, по тонне химических туков в гектар чернозема?

«Люди всегда считали, что именно та эпоха, в которую они живут… — точка перегиба на пути поколений», — пишет Жан Дорст, французский специалист по охране природы. Мысль, может, ироническая, но если иметь в виду чисто земледельческий разрез, то стоит утверждать: шестидесятые годы XX века для хлебопашества южной степи — действительно точка перегиба. Плодородие перестало быть даровым: вынос питательных веществ явно превосходит пополнение.

Впрочем, полезный, идущий на урожай вынос — причина лишь небольшой части этого обеднения, основное вызывается эрозией, ветровой и водной. Сплошная распашка земель, многократная обработка полей в течение года создали новый режим, при котором процессы выдувания и смыва черноземов идут с нарастающей силой, ибо ливень и ветер стали как бы мощнее.

На урожаях это пока не сказалось — туки компенсируют вынос. Но проявилось в качестве зерна. Белковая ценность сборов так упала, что южная степь от Дуная до Лабы, потеряв мировое клейковинное первенство, стала зоной слабых пшениц.

3

— Я рад, что об этом пошел разговор, — начал речь академик Кириченко, и зал притих. — Клейковина в нашем зерне катится книзу. Сегодня мы с вами услышали, что на Украину надо завозить яровые пшеницы-улучшители с востока — без того паляницы не будет. Вот что мы должны давать людям! — он поднял над головой пышный золотистый хлебец. — А вот что сейчас даем. — Другой образец рядом с первым выглядел уродом.

Тут, на Крещатике, на совещании вершителей судеб украинского зерна, равнодушных не было. Как на действительно серьезном, деловом совете, говорились вещи простые, доступные пониманию любого земледельца. Уже до Кириченко было сказано многое.

Что слава южного зерна держалась на паровой системе и на высокобелковых, хоть и не столь урожайных сортах — «кооператорке», «ворошиловке», «украинке». Что сокращение паров, насыщение севооборотов кукурузой, внедрение сортов с громадной способностью выноса ускорили наступление азотного голода на старопахотных — уже целый век в обороте! — землях. Что «безостая-1», ставшая в Причерноморье монопольным сортом, при всех блистательных качествах очень сильно колеблет содержание клейковины и в белке уступает старому стандарту — «украинке». Что селекция нацелена на вал, что вообще создать сорт, который при нехватке азота давал бы высокий белок, практически невозможно: закон сохранения веществ не отменить, растение не может перекачать в колос больше нитратов, чем находит в почве. Что стабилизация качества пшениц — главная задача селекционеров, а создание материального интереса колхозников в сильном зерне — долг организаторов. Что Запорожская, Луганская, Кировоградская, Днепропетровская, Одесская области подверглись нашествию клопа-черепашки, тут форменное бедствие, нужно объявить всеобщий поход на вредителя…