Отвага - Паскаль Кивижер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь он не мог уснуть от волнения, но все-таки забрался под одеяло, чтобы согреться. Руки и плечи болели после работы с тяжелым молотом, ноги гудели, ведь он бежал три часа, боясь, как бы суп не остыл. Тело уснуло, а разум бодрствовал. Всю ночь Лисандр бродил по Гиблому лесу, так что Шарль наутро не мог его добудиться и едва не вышиб дверь кулаком.
34
Одному капкан чуть не откусил ягодицу, другому – икру. Лукас признал, что перестарался со спусковым механизмом.
В первый день он истово ухаживал за своими жертвами, поскольку чувствовал вину перед ними. Даже хотел разместить их в башне, однако Эма воспротивилась, испугавшись, что их потом не выселишь. К тому же, осмотрев лагерь, сочла, что мушкетеры живут куда роскошнее их самих. В палатке матрасы, меха, жаровня, грелки, подушки, даже зеркало. Только оружия больше нет, его конфисковали.
У мушкетеров боль и страх, по счастью, пересилили преданность королю, как оказалось, довольно шаткую. Так что они готовы были отдать все на свете, лишь бы их вылечили. Пообещали ничего не сообщать Инферналю ни о Даме жезлов, ни о Лукасе, ни о маленькой Сири. Отсутствие доктора в больнице встревожило девочку, и она появилась ровно в полдень на вершине скалы, уперев руки в боки, как делала Ирма. Страдальцы клялись, что как только смогут держаться в седле, отвезут королю именно тот отчет, что составил Лукас: в развалинах башни гуляет ветер, двести шестьдесят восьмая вконец обезумела, Корбьер весь зарос бородой и никогда не моется. С внешним миром они не общаются, поэтому съели обоих коней. Зиму им никак не пережить, успокойтесь, ваше величество.
А на второй день сам доктор слег. Когда Эма решилась войти к нему в комнату, то увидела только клок волос, торчащий из-под одеяла.
– Ты как?
– М-м-м…
– Худо тебе?
Лукас с трудом разлепил веки. Эма пощупала ему лоб и железки на шее.
– Ну и ну, опухли! Ну-ка, открой рот, я посмотрю горло. Так, миндалины воспалились, и к тому же дикий насморк. Купаться в ноябре – не лучшая затея!
Лукас пробормотал что-то невнятное и оглушительно чихнул.
– Что? Что ты сказал?
– …займись бедолагами…
– У меня другие приоритеты: доктор на первом месте. Что тебе принести: травяной чай, компот?
– Носовой платок.
Целую неделю Эма без устали сновала с одного берега на другой, справлялась как могла. Меняла повязки мушкетерам, следила, чтобы раны не загноились, варила травяные отвары, кормила больных, поддерживала костер и ободрала чуть не всю кору с бедной ивы из-за ее обезболивающего действия. Докладывала Лукасу, как обстоят дела с ранеными, и он из-под одеяла давал ей советы.
У доктора все тело ломило, его бросало то в жар, то в холод. На мгновение он проваливался в сон и сразу просыпался от раздирающего кашля. На все вопросы о собственной персоне отвечал невнятным мычанием. По примеру доктора Фуфелье Эма предложила сделать ему кровопускание, но Лукас шутки не оценил. Она пичкала его отваром из крапивы, пожертвовала курицей, чтобы сварить бульон, кипятила носовые платки и приносила льдинки, которые Лукас сосал. Как ни странно, все эти хлопоты пришлись очень кстати. Лучше не чуять ног от усталости, чем страдать от вязкого ила в сердце, чувствовать, как тебя засасывает холодная тина, пахнущая безнадежностью.
Тибо не возвращался. На дне реки она видела его так ясно, веселым, помолодевшим. Отчетливо слышала его голос. Могла к нему прикоснуться. Значит, он есть, он близко. Неужели он ждал ее под водой? И надо было утонуть, чтобы оказаться рядом с ним? Видно, только смерть способна соединить их вновь. Она во второй раз потеряла любимого… Эма не спала по ночам, шепотом призывала Тибо, умоляла его, проклинала. Вновь надела серебряную подвеску, знак своего супружества, спрятав ее под замызганным платьем. Тибо не возвращался.
В конце недели Лукас встал с постели, потянулся с хрустом и попросил чашку шоколада.
– Извините, не поняла, господин Корбьер.
– Ну или крепкого кофе.
– Аппетит вернулся, я рада. Пюре из груш не хотите?
Чуть позже Лукас навестил лагерь и отметил перемены к лучшему. По счастью, раны у мушкетеров почти затянулись, инфекция в них не проникла. Парни подружились с Эмой и не обижались на то, что она дала им смешные прозвища: Миляга в самом деле походил на щекастого ангелочка, а Дворняга – на большого деревенского пса. Вынужденную неподвижность больные приветствовали как заслуженные каникулы и азартно дулись в карты на Левом берегу, как они называли свой лагерь. Беспечно болтали о чем угодно, шутили, не оглядываясь с испугом по сторонам, словно на остров вернулись блаженные времена короля Альберика, когда люди не знали ни голода, ни страха, ни лжи. Словом, мушкетеры стремительно выздоравливали, что всех радовало. Ведь задержись они дольше отпущенного срока, Жакар непременно отправил бы сюда кого-нибудь на подмогу.
В один прекрасный день Дворняга смело отправился на охоту. Ему захотелось отведать дичи и надоело слушать, как вспархивают кругом непуганые фазаны и куропатки. Лукас охотно вернул ему мушкет. Парень ушел на заре, пропадал целый день и вернулся с пригоршней гнилых каштанов.
– А где добыча? – стал издеваться Миляга. – Интересно, как ты попал в мушкетеры? По жеребьевке? Твое имя вытащили из шапки?
Дворняга с досады бросился на постель и завернулся в меховое одеяло с головой. Миляга оставил его в покое. Вечером пришел Лукас, принес на ужин овощное рагу.
– Эх, доктор, надо было Дворняге попросить у вас медвежий капкан, мушкет-то для него бесполезен.
– Не подстрелил ни единой птицы? Ни одной? Ты же весь день палил без устали, мы чуть не оглохли. Надо к ним подходить с подветренной стороны, а ты не догадался. Пари держу, так и есть. Вот они и разлетелись кто куда.
Меховой холм хранил обиженное молчание. Неправда, он подходил с подветренной стороны и отлично целился. Отчего на охоте не пострадала ни одна куропатка, а была ранена лишь его гордость, Дворняга понятия не имел. Растравляя раны товарища, Миляга тоже решил поохотиться, не сомневаясь, что его добычи хватит на всю неделю. На следующий день в лесу раздавалась пальба, клубы черного дыма плыли над Верной. Однако стрелок вернулся без единого перышка, держась обеими руками за задницу.
В тот вечер Эма принесла на ужин суп.
– Как куропатки? Вам ощипать или сами справитесь?
Дворняга фыркнул, Миляга печально присвистнул.
– Неужели опять ничего?
– Но я отлично стреляю, – возмутился Миляга.
– А ты заходил с подветренной стороны?
– Хватит издеваться! Оставьте меня в покое.
Внезапно Эме пришла в голову одна мысль.
– Покажите-ка мне мушкеты!
– Сдать оружие даме – это, знаете ли…
– Давайте, давайте!
Лукас, обеспокоенный тем, что Эма долго не возвращалась, перебрался на Левый берег и увидел, как она, присев на корточки (любимая поза королевы, хотя Лукас считал ее страшно неудобной), ловко
