Век Людовика XIV. История европейской цивилизации во времена Паскаля, Мольера, Кромвеля, Мильтона, Петра Великого, Ньютона и Спинозы: 1648—1715 гг. - Уильям Джеймс Дюрант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее сын представлял собой проблему другого рода. Она очень любила его, потому что он был добродушным и, по ее словам, обладал "запасом остроумия и юмора". . . Он читал нам некоторые главы из Рабле, которых было достаточно, чтобы умереть от смеха". 67 Шарль был образцовым сыном, за исключением того, что ходил по стопам отца из одного порта в другой, пока - но пусть мадам, пишущая дочери, возьмет на себя ответственность за остальное; ничто не может лучше проиллюстрировать тон того времени:
Пару слов о вашем брате... Вчера он хотел познакомить меня с ужасным происшествием, постигшим его. Ему выпал счастливый момент, но когда он перешел к делу... Странное дело! Бедную девицу никогда в жизни так не развлекали. Кавалер, совершенно побежденный, удалился, считая себя околдованным; и, что вы увидите лучше, чем все остальное, он не мог успокоиться, пока не ознакомил меня со своим бедствием. Мы от души посмеялись над ним; я сказал ему, что очень рад, что он наказан в греховной части... Это была сцена для Мольера. 68
Он заболел сифилисом, она ругала его, но с любовью ухаживала за ним.
Она пыталась привить ему немного религии, но у нее самой ее было так мало, что она не могла дать ему много. Ее трогали проповеди Бурдалуэ, у нее случались вспышки благочестия, но она с улыбкой относилась к религиозным процессиям, которые так радовали обитателей приютов. Она читала Арно, Николя и Паскаля, сочувствовала Порт-Роялю, но ее отталкивала их сосредоточенность на том, чтобы избежать проклятия; она не могла заставить себя поверить в ад. 69 В целом она сторонилась серьезных мыслей; такие вопросы были не для женщин и нарушали очарование комфортной жизни. Тем не менее, ее чтение было самым лучшим - Виргилий, Тацит и Святой Августин на латыни, Монтень на французском, она досконально знала пьесы Корнеля и Расина. Ее юмор был сердечнее, радостнее, чем у Мольера. Выслушайте ее друга, склонного к рассеянному созерцанию:
На днях Бранкаса опрокинули в канаву, где он оказался настолько в своей тарелке, что спросил у тех, кто пришел ему помочь , не нуждаются ли они в его услугах. Его очки были разбиты, и голова тоже, если бы ему не повезло больше, чем мудрости; но все это, похоже, ничуть не мешало его размышлениям. Сегодня утром я написал ему весточку... чтобы сообщить, что он перевернулся и едва не сломал себе шею, поскольку, как я полагал, он единственный человек в Париже, который об этом не слышал. 70
В целом эти письма представляют собой один из самых откровенных портретов в литературе, ведь маркиза беззаботно повествует о своих недостатках и достоинствах. Любящая мать, дома в столичных салонах и на полях Бретани; рассказывающая дочери о последних сплетнях аристократии, а также о том, что "соловей, кукушка и пеночка начинают [петь] весной в лесу"; редко произносящая дурное слово о сотнях людей, которые мелькают на ее двух тысячах страниц; всегда готовая помочь тем, кто попал в беду, и украшающая свою речь нежными комплиментами и вежливостью; Время от времени виновная в бесчувственном веселье (как, например, когда она шутила по поводу повешения некоторых бедных бретонских повстанцев), но чувствительная к страданиям бедняков; потворствующая безнравственности своего времени и класса, но сама безупречная в поведении; дух, кипящий доброй волей и радостью жизни; слишком скромная, чтобы опубликовать книгу, но пишущая на лучшем французском в ту эпоху из лучших французских, когда-либо написанных.
Думала ли она, что ее письма могут быть опубликованы? Иногда она предавалась риторическим полетам, словно чуя типографские чернила; однако ее письма полны деловых подробностей, эмоциональной близости и компрометирующих откровений, которые она вряд ли могла предназначить для всеобщего обозрения. Она знала, что дочь показывает ее письма друзьям, но такой обмен был частым явлением в те времена, когда переписка была почти единственным средством общения на расстоянии. Ее внучка Полина, которую она уберегла от ухода Бланш Мари в женский монастырь, унаследовала и сохранила письма, но они были опубликованы только в 1726 году, через тридцать лет после смерти маркизы. Сегодня они входят в число самых сокровенных классических произведений литературы Франции, богатый букет, аромат которого растет с веками.
Ближе к концу жизни она все больше задумывалась о религии и признавалась в страхе перед смертью и судом. В туманах Бретани и под дождями Парижа она заболела ревматизмом, потеряла радость жизни и обнаружила, что смертна.
Я вступил в жизнь без моего согласия, и я должен уйти из нее; это подавляет меня. И как я уйду?... Когда это будет? . . . Я погружаюсь в эти мысли, и смерть кажется мне такой ужасной, что я ненавижу жизнь больше за то, что она ведет меня к смерти, чем за тернии, которыми она усажена. Вы скажете, что я хочу жить вечно. Вовсе нет; но если бы меня спросили о моем мнении, я бы предпочел умереть на руках у своей сиделки. Это избавило бы меня от душевных терзаний и дало бы мне рай, полный уверенности и легкости. 71
Она ненавидела жизнь не потому, что та вела к смерти; она ненавидела смерть потому, что почти семьдесят лет наслаждалась жизнью. Желая умереть в доме своей любимой дочери, она пересекла Францию, проехав четыреста миль, и с болью добралась до замка Гриньян. Когда пришла смерть, она встретила ее с мужеством, удивившим ее саму, утешаясь таинствами и надеясь на бессмертие. Оно было даровано ей.
VIII. ЛА РОШФУКО: 1613-80 ГГ.
Каким же иным был самый знаменитый из современных циников, самый беспощадный разоблачитель наших слабостей, мрачный инвалид, клеветавший на женщин и любовь, которого три женщины любили до смерти?
Он был шестым Франсуа де Ларошфуко, рожденным в длинном роду принцев и графов, старшим
