Александр Невский. Триста лет рабства - Ирина Грицук-Галицкая

Уже чувствовалось дыхание осени, когда тяжело груженный новгородский обоз выехал за валы Ярославля-града.

Параскева в дороге занемогла. Она молча кусала губы, боясь признаться себе и хлопотливой няньке, что боль внизу живота не проходит, а только отпускает на краткий миг и вновь схватывает приступом.

Возок, в котором ехала княгиня, приспособили для лежания. Мягкая рухлядь19, наваленная внутри возка, не давала ощущать дорожную тряску. И всё же Параскева чувствовала тревогу. Нянька, примостившаяся в ногах у княгини, полулежала, подоткнув свободную руку под голову, и тупо смотрела под ноги бегущей лошадки.

Боль становилась невыносимой, и Параскева, схватившись за живот, застонала глухим стоном, будто вырвавшимся из самой утробы. Нянька оживилась:

– Чего, голубушка? Никак схватки начались?!

– Нет, – сморщилась Параскева, – это так… Просто…

И застонала ещё громче.

Нянька выпрыгнула из возка, и её голос Параскева услышала уже далеко впереди.

Боль отошла и больше не возвращалась. «Вот ещё, взглумилась нянька, теперь переполошит весь обоз!» – подумала Параскева, испугавшись пустой суматохи.

И в тот же миг ощутила, как что-то липкое и теплое обтекает её тело, мгновенно промочив льняные одежды.

– Нянька! – крикнула, что было сил, – нянька!

И закряхтела натужно, удивившись своему безволию. Будто кто-то чужой изнутри командовал теперь её телом.

– Ой, потуги! Потуги! – заголосила подбежавшая нянька, и Параскева почувствовала, как чьи-то сильные руки заворачивают подол, стаскивают с неё исподние порты, раздвигают её ноги.

– Давай, голубушка, тужься, тужься, – Параскева почувствовала, как её живот накрыли полотняным убрусом20. Увидела, как с обеих сторон возка две девки-рабыни потянули концы длинного полотенца каждая к себе, низко приседая и упираясь ногами в землю.

– Давай, – командовала нянька. И приступ потуги снова потряс тело княгини. Она кряхтела, чувствуя, что при потуге боль уходит. И тужилась, тужилась…. Наконец, что-то скользкое выкатилось промеж ног, и волна горячей жидкости обдала тело княгини до самой шеи.

– Малой! – завопила нянька, крутя в руках сморщенное существо фиолетового цвета, – княжич!

– Сын… Сын…, – губы княгини Параскевы кривились, выговаривая слова, но звука не было. Сил не осталось.

Подъехал Александр, принял на руки младенца, ткнулся лицом в теплые пеленки:

– Василием назовем, – провозгласил, волнуясь до слез, – пусть таким же будет, как Василий Всеволодович, князь Ярославский.

9. Предательство

Батый осел в прикаспийских и причерноморских степях. Впереди был путь в Закарпатье, на Венгрию, Польшу, Чехию. Советники из числа русских бояр, которых взял Батый пленниками, в один голос твердили, что Венгрия богата землями, винами, серебром и золотом, прекрасными девами. Надо идти туда! На Венгрию! На Венгрию!

Батый и сам понимал, что ещё не выполнил завет деда Чингисхана. Он не достиг края земли. Но как уйти с границ Руси, когда не все ещё русские города покорились ему? Из почти двухсот городов, что стояли на русской земле, только четырнадцать он взял на меч. Остальные затаились за стенами и валами, за дремучими лесами и болотами. Нельзя уйти за Карпаты, оставив в тылу непобежденного врага.

Больше всего Батыя волновали отношения с двоюродными братьями. Гаюк, этот сын пестрой козы, всячески выказывает неуважение. Только вчера, когда важные родичи собрались пировать, и Батый, как старший среди присутствующих первым поднял и выпил провозглашенную чашу, Гаюк рассердился и проговорил, обращаясь к Бури: «Как смеет Бату пить чашу раньше нас, этот сын „наследника меркитского плена“! Зачем он лезет равняться с нами, законными наследниками своих великих отцов!»

А Бури, этот собачий хвост, только ухмылялся!

Затем Гаюк и Бури засобирались уезжать, не желая оставаться в шатре Батыя.

Что делать с ними? За их спинами стоят их могущественные отцы, а Батый, слывя мудрым, не может нарушить Ясу Чингисхана и посеять замятню в своих улусах.

И как идти на Венгрию, когда у венгерского короля Белы появились татарские жеребчики. Монгольские лошадки низкорослы и лохматы, как дикие зверьки, но они быстроходны и выносливы. Они сами добывают себе корм, и им не надо стойла для отдыха. Только на таких конях можно достичь победы. Яса Чингисхана запрещает продавать или дарить монгольских лошадок в недружественные земли.

– Повелитель, тот, кто продал в Венгрию жеребцов, изменил не только тебе. Этот человек нарушил Ясу Чингисхана, – советник хана, мудрый китаец Или-чут-сай, прочел мысли Батыя.

– Так кто же продал в Венгрию монгольских жеребчиков?

Батый заволновался, лисья шапка сползла с его выбритого темени, и жидкая косичка задралась высоко вверх

– Повелитель, поручи Сартаку узнать, кто это сделал.

Через день сын Батыя, Сартак, вошел в шатер Батыя с важным известием.

Соглядатаи доложили, что племенных коней в Венгрию отогнал худой русский князек Андрей из Сарвогла и получил за то большие деньги.

– Кто!? Кто продал русскому наших коней!? – гневом перекосило лицо Батыя.

– Гаюк, – тихо, но внятно произнес Сартак.

От такого важного и долгожданного известия пальцы Батыя затряслись мелким трусом.

– Кривому дереву лучше засохнуть, – Батый вскочил с кошмы, – казнить всех, кто причастен к измене! Но я не могу предать смерти сына Угедея!

– Вышли его за пределы своего улуса. Пусть отправляется в Каракорум к отцу, – Или- чут- сай всегда подает мудрые советы.

Батый взглянул на сына. Сартак понимающе кивнул:

– Я отдам приказ, отец.

– И Бури пусть убирается вслед за братом!

Злоба душила молодого хана Гаюка так, что сердце билось, как пойманный таймень. Злоба заполнила все его внутренности и распирала грудь тяжелым дыханием. Хан Гаюк покидал ставку Батыя с позором монгола, преступившего закон Великого Чингисхана. Вместе с Гаюком в Монголию был выслан и хан Бури, соучастник позорной сделки.

Рядом со злобой в сердцах двоюродных братьев Батыя поселился страх. Что будет с ними в родной Монголии? Когда рядовых воинов отправляют из действующей Орды к родному очагу, это означает только одно – позор семьи и рода. Такого человека ждала участь арата21 степной отары до конца жизни.

Какую участь приготовят им их влиятельные, но суровые отцы, монгольские балбесы могли только гадать. Поэтому путь до Каракорума обещал быть очень долгим. Спешить было некуда.

10. Последствия невской битвы

Нападение Александра на Биргера в устье Невы не прошло без последствий. На Новгород и его князя затаил обиду не только лишь шведский правитель, но и сам магистр Ордена Герман Зальца. На Неве погибли рыцари, державшие охрану шведского ярла Биргера. А рыцарей в Ордене не так-то уж много.

Прибывшие из Палестины в 1237 году, рыцари Тевтонского Ордена насчитывали всего сорок человек, и их подвиги были овеяны славой.

Конечно, ряды рыцарей можно было пополнить за счет Ливонского ордена, созданного вместо прусского Ордена меченосцев, члены которого к тому времени были хорошо потрепаны армией литовского князя Миндовга, но всё ещё представляли военную угрозу для врага.

Величественный и строгий поборник военной дисциплины, магистр Геман Зальца не сразу принял прусаков в свои ряды. Когда же в состав Тевтонского ордена влился Ливонский орден, численность рыцарей составила около трехсот человек. Правда, у каждого рыцаря была группа людей, составлявших его поддержку. Это оруженосцы, конюхи, слуги, до двадцати шести человек обслуги на каждого рыцаря.

Вот это небольшое, но хорошо вооруженное и обученное воинство держало в повиновении обширные земли Ливонии и Пруссии.

Получив урок недоверия на Невских берегах, руководство Ордена приняло решение обороняться от Новгорода. В короткий срок на берегу Финского залива рыцарями была возведена крепость Копорье, явившаяся хорошим плацдармом и для обороны и для наступления на Новгород. Орден явно готовился к реваншу за Невскую битву.

Той же осенью рыцари взяли русский городок Тёсов. Купцы, стремившиеся в Новгород, уже в тридцати верстах от него подвергались грабежу от немцев. А племена водь и чудь полностью перешли в подчинение Ордена и опустошали берега реки Луги, уводя скот, лошадей, отчего земледельцы не могли обрабатывать поля. Новгороду грозил очередной голод.

Новгородцы, прибывшие во Владимир, описали князю Ярославу Всеволодовичу последствия нападения Александра, его сына, на шведов, обрисовали свои бедствия и потребовали от Великого князя организовать оборону Новгорода. Тогда исправлять ошибки Александра вызвался его младший брат, князь Андрей, который и отправился в Новгород во главе дружины. Но защитить новгородские земли от грабежа Андрей не смог.