Ах, любовь,что же с нами ты делаешь… - Владимир Коркин (Миронюк)

– Дорогой мой, знай, чтобы ни случилось, я готова придти к тебе. Только позови меня. Я готова быть всегда твоей. Мне не нужен загс. Я хочу видеть тебя всегда, жить просто рядом, не разбивая твою семью. Я бы мечтала, чтобы у нас появился ребенок. Я его воспитаю одна. Но только чтобы ты был где-то близко.

Уезжая в понедельник из Софьино, Аристарх с горечью размышлял, как ему теперь жить, как смотреть в глаза Зое и сыну. Потому что он уже не тот человек, каким был прежде, у него появилась большая тайна. Он, кажется, по-настоящему влюблен. Впервые в осмысленной жизни Аристарха появилась неопределенность, разделившая глубокой трещиной прежнее его житье-бытье, и нынешнее. В машине Титцева на заднем сиденье, чуть привалившись к плечу Ергашова, посапывал носом профбог Семен Павлович. Настырлов осторожно вел машину по улицам поселка, фары вырывали из темноты спешащих на работу людей. Когда машина поравнялась со школой, стоящей у большака, Аристарх заметил на крыльце Лену. Титцев повернулся к Ергашову, давая возможность своему визави, рассмотреть девушку через переднее стекло, подмигнул ему и ухмыльнулся. Аристарху показалось, что на мгновение его глаза встретились со взглядом Лены, он опустил голову.

– Газуй, газуй, Ефим! – приказал Титцев.

В нескольких километрах от Софьино машина забуксовала. Ночная пурга перемела дорогу. Из всех трех автомашин, следовавших в Проши, люди вышли и принялись поочередно дружно разгребать лопатами снег. Никому не было охоты возвращаться обратно в Софьино. Всех тянуло домой. Подталкиваемая людьми техника выбралась на просторное шоссе. Бежали из-под колес километры трассы, в салоне машины обогреватель накалил воздух, сон сморил Титцева и профбога. Аристарх же все прокручивал в голове события, случившиеся с ним за два прошедших дня – субботу и воскресенье. Но и Ергашов начал клевать носом. Сон его был тонок и ломок, как первый осенний ледок на озере, где он любил с друзьями – Соневым и Черноносом – вдоволь порыбачить. И будто кто хрустел над ухом фольгой, и набегали одна на другую какие-то лубочные картинки из прошлого. Чей-то голос, полный упрека, шептал вибрируя: «Зря обидел Зою, Арик. Она твоя жена, мать твоего ребенка. Скатишься ты с этой Леной под откос. Истинный рыцарь разве изменит своей избраннице? Ты обыкновенный нечистоплотный человечишко. Эх, ты!» Дрема сковала сознание. А машина бежала ровно, фары высвечивали темно-серые полосы асфальта, косой снежный поток. На запорошенной снегом дорожной вмятине транспорт тряхнуло. Ергашов открыл глаза. «Ого, удастся ли сегодня вылететь в Сотинск!? Надо же, какая снежная завихрень!» – пронеслось в голове. Мелькали домики какого-то поселка. Вот исчезли освещенные витрины придорожного магазина. Внезапно какой-то темный ком скатился с пригорка наперерез машине. Фары вырвали из рассеивающихся сумерек испуганное личико девчонки, высоко вскинутую руку с зажатой в варежке веревкой, чуть поодаль катились саночки с закутанным ребенком. Настырлов резко затормозил. Машину развернуло, однако колеса уже зацепили санки, кузов шибанул девочку в сторону. «Бог мой! – вырвалось у Аристарха. – Неужели мы задавили ребенка? Нет-нет! Какой-то кошмар». Но это была печальная явь. Титцев и профдеятель Бодряков храпели. Ефим открыл дверцу и вылез на улицу. Вокруг суетилось несколько человек. Все громче детский плач. Какой-то мужик схватил Ефима за борт шубы.

– Это ты, сволочь, погубил девчонку?!

– Нет-нет, это не я! Тут какое-то недоразумение, – в страхе лепетал Настырлов, уворачиваясь от огромного кулака. Подрулила «Скорая помощь», показалась синяя мигалка милицейской машины. Ергашов открыл переднюю дверцу, растолкал Титцева:

– Вставайте, Александр Константинович! Черт вас всех побери! Вставайте!

– Ты чего орешь, Ергашов? А почему везде народ?

– Беда! Ефим, кажется, детей покалечил. – Ергашов сел на свое место, отдышался.

– Не может быть, у Ефима первый класс. А ты тут сиди, не мешайся. – Титцев нахлобучил шапку и выскочил наружу.

Следом открылась дверца, и на место Титцева устроился плановик Петр Исаевич.

– Ергашов, что за столпотворение? Почему милиция, «скорая»? Куда рванул Титцев?

– Беда, Ефим, кажись, ребенка покалечил, – вымолвил Аристарх.

Плановик чуть не вывалился из машины. Проснулся Бодряков. Не успел Ергашов ничего толком рассказать, как в свете фар показались Титцев и директор Софьинского леспромхоза Усталов. Они уселись в подруливший «УАЗ» леспромхоза, который прежде замыкал небольшой кортеж автомашин. И сразу ударили сизые фонтанчики отработанного газа. Машина, набирая скорость, рванула в город. Через несколько минут к Аристарху и его спутникам подсели два милиционера. В городском отделении милиции Ергашов и Бодряков дадут свидетельские показания, их отпустят. Ефима Настырлова задержат.

Авиарейсы в Сотинск отменили, нелетная погода. Вечером в его номер постучала горничная, известившая, что ему звонят из Софьино.

– Арик! Аристарх! Что случилось в дороге? В леспромхоз звонил Титцев и сказал своим дружкам, будто он по дороге пересел в машину Усталова, как и что было возле поселка Пригородного, не знает. Но ты, кажется, попросил у Ефима порулить и чуть не задавил девочку. Арик, что делать?

– Что, что, я задавил ребенка?! Это враки, машину все время вел Настырлов. А Титцев до ЧП спал в своей машине, на переднем сидении. Это я его разбудил, рассказал ему о наезде Настырлова. Титцев и пересел к Усталову.

– Дорогой мой, может быть, мне приехать в Проши?

– Ни в коем случае. Я ожидаю рейс на Сотинск. Титцев же ведет какую-то свою грязную игру. Не вмешивайся, Лена, прошу тебя. Не терзай себя и меня. Салют.

Ергашов немедленно набрал номер домашнего телефона Титцева.

– Слушаю. Квартира. Кто это?

– Это Ергашов. Вы вчера были у следователя?

– А что мне в милиции делать, дорогой Аристарх. На вашей машине я не ехал, а те полтора десятка километров от Софьино – не в счет. Я ведь пересел в машину Усталова. Что у вас там было на самом деле, я не в курсе. Просто одолевали некие догадки, так сказать, не в твою пользу.

– Да за кого вы меня принимаете? Я же вас и разбудил в Пригородном, когда Ефим совершил наезд.

– Милый Аристарх, ты много пил и много гулял. Потому все запамятовал. Меня в той машине, где ты ехал с Бодряковым, не было. Уясни это. Нечего в это дело впутывать меня, члена бюро Ирошского горкома партии. Зачем на меня бросать такую тень! Успокойся, не сопи в трубку. Мне сообщили осведомленные источники, что ты ни причем. Это подтвердили свидетели из Пригородного. Ефим сам на допросе сознался, что совершил наезд. А меня нечего марать!

– Александр Константинович! Я в милиции показал следователю, что вы были в своей машине, а в Пригородном пересели в другую. Если я откажусь от тех показаний, то, как буду выглядеть в глазах следствия? Вруном, вот как.

– Ты взрослый мужик. Не валяй дурака. Ты же был крепко пьян, вот спьяну, спросонья тебе и почудилось. Ведь так дело было? Все наши показали, кроме тебя, что я в момент наезда на девочку находился в другой машине. Кстати, ребенок родился в рубашке, его спасла высокая спинка на санках, приваренная прочно. Ну, получил ушиб – это не смертельно. Сестра его, она везла брата в детсад, отделалась сотрясением мозга. Дело у нее идет на поправку. Мы все для этого делаем. Так что совесть твоя чиста.

– Моя-то чиста, а ваша?

– Ну, вот что, язык попридержи. Завтра забирай с утра свое командировочное удостоверение и билет на Сотинск, на второй рейс. Твоя миссия окончена. Я звонил следователю, ты ему больше не понадобишься. И не делай глупостей. Прощай, Ергашов.

Долго после этого разговора в ушах Аристарха стояли слова Титцева – «язык попридержи» и короткие телефонные гудки, означающие конец связи. После в неспокойных снах Ергашова лицо Титцева часто превращалось в метущийся телефонный диск, а уши резали непрерывные зудящие гудки, от которых, казалось, нет избавления.

В Ельничном Ергашова не встречали фанфарами. Из объединения директору комбината сообщили, что Ергашов зачем-то оговорил в милиции Титцева, а в Софьино, на юбилее леспромхоза, пьянствовал и учинил драку с хирургом, был замечен в интимных связях с самодеятельной артисткой местного клуба. Оттуда же в партком и профком комбината «ДальСеверЛес» поступили соответствующие бумаги, с требованием разобрать поведение коммуниста Ергашова и примерно наказать. Аристарх вначале своим друзьям рассказал все, как было о наезде на детей, о разговоре с Титцевым. Признался, что проучил врача, но за дело, тот сам виноват, первый начал.

– Та зачем тому Титцеву врать, шо его не було у машини. Все ведь обошлось. Тут шо-то не так, – говорил Чернонос Соневу, оставшись с ним наедине после разговора с Ергашовым. – Та и Аристарх напортачил в Софьино, а? Будет персоналка, точняк.

Он только не сказал Саше Соневу о недавнем телефонном звонке к нему домой.