Ах, любовь,что же с нами ты делаешь… - Владимир Коркин (Миронюк)

– Жаль, что с Устюжниковым разминулась. – И про себя: «Узнать бы, как сейчас дела в районе, как там работает экспериментальный цех Аристарха. Хотя, это давным – давно не цех, а уже акционерное общество. Надо рассказать Аристаше, что видела мельком Устюжникова. С пенсии пусть позвонит Саше Соневу. Узнает, как дела в цехе. Всё ж акционер. Разве самой по телефону брякнуть? Нет, дорого, уж так далеко. Помнит ведь Арка, и сейчас держит в узде, как бился с разными чинами за то, чтобы построить этот цех? Да сколько шишек получил! И не столько, милый мой, из-за этого цэ-э-еха», – со значением протянула последнее слово, будто надеялась, что все это сейчас услышит ее муж.

Пообедав, Аристарх лег на диван, раскрыл свой любимый журнал, в котором печатались статьи по очень широкой тематике – от гипотез в области физики, химии, астрономии, до материалов по истории прошлого Земли, магии и невероятных событиях и приключениях. Но мысли убегали к этому старику Устюжникову, как к вестнику пережитого, поднимали из глубин памяти перипетии своей судьбы, жизненные коллизии давнего прошлого. Дело было так.

Ни о какой командировке тогда Ергашов и не мечтал. Январь и половина февраля были сущим адом: деревообрабатывающий комбинат лихорадило, срывались поставки леса соседней шахтерской области. Районное начальство грозилось устроить ему выволочку по партийной линии. На самом «верху» решался вопрос о придании рабочему поселку статуса города. А тут почти двухмесячный завал по отгрузке древесины. Подвели лесобазу железнодорожники, оставили без вагонов. Однако это обстоятельство нипочём шахтерскому начальству, у них-то договор о лесопоставках с лесобазой, по сути, номинально входившей в состав ДОКа, имеющей даже свой счёт в госбанке. А шахты исправно перечисляли средства на «кругляк», пиломатериалы и прочую продукцию, но их не поступало. Между тем, все складские ёмкости лесоперерабатывающей базы забиты до отказа. Он, Ергашов, начальник предприятия, ему и отдуваться! Проявив недюжинные организаторские способности, он сумел выбить порожняк. Теперь надо было, как никогда грамотно, организовать погрузку леса с эстакад. «Кругляк» горой возвышался над путями, казалось, тронь хоть одно бревно, и ошкуренный длинномер затопит собой все пространство. Еще предстояло восстановить четкий прежде график работы всех больших и мелких подразделений лесобазы. На производстве Ергашов пропадал допоздна. К середине марта долг перед шахтерами сошёл на нет. В конце той памятной ему утренней планерки раздались требовательные гудки «красного» телефона.

– Слушай, Ергашов, через полчаса подъезжай ко мне. Есть одно серьезное задание, – дребезжала мембрана уверенным голосом директора комбината. – Жду.

Когда из кабинета Ергашова все вышли, мастер цеха погрузки Василий Чернонос, на правах доброго приятеля, почти друга, он приобщил Аристарха к рыбалке и охоте, простуженным басом спросил:

– Шо там такое, командир? Отгрузка идёть в норме. Я ж тоби казав, докладывав, що с утра станционники подогнали целый состав порожняка. – И, погрузив свое цыганистое лицо в большущий цветастый носовой платок, чихнул. – Фу ж ты, яка гадость прицепилась.

Ергашов махнул рукой, давая понять, разговор был с директором о другом. Тут отворилась дверь, возник Александр Сонев – начальник ПТО – производственно-технического отдела.

– Как ты сказал, Аристарх, принес чертежи новой полуавтоматической линии по разделке древесины. Смотреть будем?

Зная, что у Саши, не в пример его фамилии, характер тяжелый, вспыльчивый, Ергашов был с ним, как можно мягче и приветливее. К тому же Сонев его кореш со студенческой скамьи. А здесь, на Севере, они вообще не разлей вода: не счесть, сколько раз в охотничьих избушках варили похлебку из куропаток, выслеживали зайчишек, снимали с елей беспечных тетеревов. И рыбачили всласть: в горных реках снимали с «кораблика» хариуса, в просторных водах Ироши ловили белорыбицу. Аристарх жестом пригласил друга присесть за стол и раздумчиво сказал:

– Саша, уж извини, меня срочно вызывает директор. Только не сказал, зачем кличет к себе на «ковер». Не обижайся. Чертежи потом. Все равно начнем строить линию не сегодня и не завтра. Деньги на нее еще не выделили. Так что, пока ребята, я умчал.

– А ты что, Вася, приуныл, красный нос крюком повесил? – бросил приятелю Сонев.

– Шо пристав, щутьник. Як чихну, так и сдую тебя.

Незлобиво подначивая друг друга, они разошлись в разные стороны. Сонев в свой кабинет, а Чернонос поехал на погрузочные эстакады.

От директора Ергашов выходил ликующим, так и хотелось отбить прямо в приёмной чечётку. Оказалось, его статья в областной газете о профессоре Петрове, что прорабатывал в одном солидном научно-исследовательском институте Восточной Сибири проблему максимального использования отходов древесины, в частности, опила, произвела заметный эффект среди лесопереработчиков и областного руководства. Ему с обстоятельным докладом предстояло срочно прибыть в объединение «Ирошиобл-лес». В лесной области отходов древесины – море, их попросту сжигали, нарушая сложившийся веками экологический баланс. С чадящими кострами из опила бездарно расходовались ресурсы, которые могли принести огромную пользу людям. Технология изготовления специальных древесных плит из опила, с прочной внешней облицовкой, похожей на пластик, успешно разрабатывалась в скромных производственных мастерских сибирского НИИ. Новое изделие – этот древесный пластик, как его вкратце и для пущей важности нарекли, может найти широкое применение в строительной отрасли. Однако от изобретения до внедрения – дистанция огромная. У профессора нашлись оппоненты. В родной области ученому ставили настоящие препоны. Очевидно, кто-то в содружестве с людьми «сильными мира сего», параллельно разрабатывал подобную тематику. Ергашов, конечно, не вникал в эту ситуацию, он прочитал в одном техническом журнале корреспонденцию профессора о новом изделии из опила, внешне похожим на пластик, и увлекся этой идеей. Взял да написал ученому обстоятельное письмо. Причем добился, чтобы руководство комбината вызвало того в Ельничное. Все расходы, в том числе командировочные, брала на себя лесобаза. Профессор убедил специалистов предприятия в целесообразности строительства цеха по производству спецплит. Правда, его изобретение пока мытарилось в соответствующих ведомствах. Потому выпуск новой продукции лесобаза могла взять только на свой риск и страх, под личную ответственность Ергашова. После отъезда профессора, пролетели недели, месяцы. Идея ученого в умах руководящего корпуса лесников района стала затухать. Аристарх не сдавался, в канун Нового года созвонился с областной газетой, где работал известный журналист Ефим Россов. Тот в недалеком прошлом заведовал промышленным отделом их районки «Лесная новь». В тот же день, переговорив с ним, Россов просил прислать обстоятельный материал. Месяца через полтора сочинение Ергашова увидело свет. Подготовленная профессионалом статья заметно отличалась от высланной Аристархом корреспонденции, прежде всего стройностью изложения, логикой построения выводов. И вот теперь его ждали в объединении «Ирошиобллес».

После вечеринки с друзьями, пока Зоя мыла на кухне посуду, Аристарх оторвал сына от книги, немного о том и сём поговорил с ним, и, уложив спать, закрыл за собой дверь в его комнату. Потом завел будильник на пять утра, чтобы не опоздать на самолет: за ночь ветрило так дорогу до аэропорта заметет, что со снежными барханами едва сладят и бульдозеры. К шести на лесобазовском всепогодном «козлике»-УАЗике к крыльцу дома подкатили его друзья. Весело переругиваясь, они затолкнули Аристарха в машину. До вылета рейса оставалось больше трёх часов. Уже накатанная спозаранку автомашинами дорога вела мимо рубленых и сборно-щитовых домов. Из недр почерневших печных труб в установившееся сейчас безветрие свечами поднимался дым. Аэропорт – в соседнем Сотинске, провинциальном городке, районном центре. Рабочий поселок Ельничный выгодно отличался от него: он стремительно развивался, рос, все увереннее обретая черты современного города. Вот и Сотинск. Тот разметался деревянными постройками вдоль Проши и на взгорьях, нахлобучив на крыши крутые снеговые шапки, прикрыв глаза-окошки резными ставнями. Надсадно тявкнет из подворотни озябшая собачонка, мелькнет трудяга «хлебовоз», и опять в воздухе висит тишина. В выходной день сотинцы непрочь поваляться лишний часок-другой в постели. Город недавно проснулся от многовековой спячки: заговорили на периферии района газовые и нефтяные фонтаны. Однако заурядный райцентр таковым останется еще на четверть века, поскольку он примостился в глухомани, лежал в стороне от железнодорожных и автомобильных магистралей. Просто был исторически сложившимся центром района. Все пути вели в Ельничное.