Прозвища казаков донских и кубанских станиц. Казачья жизнь - Геннадий Коваленко

– Видать бес попутал, а славный был стрепет!

Отсюда и получили егорлыцкие казаки прозвище «стрепятники».

Станица Екатерининская – «Телушка в валенках». «Верблюды»

Когда то в Екатерининском станичном правлении было два писаря: военный – Александр Алпатьев (Сашка), и гражданский – Федор Давыдов (Федька). Как говориться, два сапога пара, гусь да гагара. На погляд, они казаки тихи, да на дела лихи. И своего не упустят и чужое подберут.

– Были бы зубы – смеётся Сашка

– Казаки знают, где дуван взять – вторит ему Федька.

Однажды по станичным делам им пришлось поехать вдвоем в соседнюю Усть-Белокалитвенскую станицу. Оба любили выпить да закусить, а денег то в кармане – вошь на аркане. Дело было зимой, ехали на санях по Донцу. Выезжая с Донца на прямую дорогу на Белую Калитву через хутор Богатый, Усть-Белокалитвенской станицы, на краю хутора заметили на последнем дворе, привязанную к дрогам, жирную 2-ух летнюю телку. Глядят, двор пустой, еще хорошо не огороженный, одна конюшенка только в нем. Это был двор казака, только что отделившегося от отцовского хозяйства.

Сашка, показывая Федьке на телку, говорит:

– Гляди, хорошая телка, жирная, ух, хороша Маша, да не наша.

– Да… ответил Федька… мясоед был бы хороший. Давай, припозднимся в Калитве и на обратном пути ее смажем. Она за санками хорошо пойдет. Не даром деды то говаривали: нашёл – молчи, потерял – молчи, задел – тащи, сорвалось – не взыщи.

Как задумали, так и сделали. Но при выезде с хутора Богатого на Донец, навстречу попалась им казачка с полными ведрами воды. Сашка и говорит Федьке: «Вот черт ее несет, не будет счастья». А Федька успокаивает: «Да, ведь, она идет с полными ведрами». Успокоились. Спустившись на Донец, побежали рысцой. Телка, намерзшись во дворе, охотно бежала за санками. Так доехали до хутора Синегорского своей станицы и тут задумались, что делать дальше…

– Тут нас все знают. Давай, повернем напрямую, по летней дороге, там сакмы многи.

А Сашка отвечает:

– А как быть со следами телки, на снегу то они видны будут, а по сакме такой, не нужен и охотник лихой.

Но Федька нашелся:

– Вот что, братушка, я сниму валенки, наденем их ей на задние ноги – вот и будет дело в шляпе.

– А как же они будут у ней держаться то на ногах?

Федька и тут нашел выход:

– Вожжи снимем с Гнедка и привяжем валенки к ногам телки и тихонько доедем. Гнедко тут и сам без указки до станицы дойдет. Конь на баз добежит и без нас.

Так и сделали. Да Гнедко, дойдя до станицы, решил выкобеница. Не пошел на свой куток, а свернул в первый попавшийся. Свой то был ниже. Сашка всполошился и говорит Федьке:

– Смотри, куда идет Гнедко! Надо его направить. Соскочи, поправь его…

– Да ты што, с ума сошел, я ж босой…

– А мине здесь все собаки знают – отвечал Сашка.

Пришлось Федьке соскакивать и направить коня в свой куток.

В то время как на грех, казак Василий Петрович Швечиков находился на своем дворе, устраивая скотину на ночь. Увидя писарей – он был в полном недоумении: конь без вожжей, куда хочет, туды и идет. Сами писаря без валенок. Наверно пропили – решил Швечиков. Ну, думает, оба цоба, от рождения до гроба. А на телку то и не обратил внимания, несмотря на то, что она была в валенках: слишком поразил его вид писарей. Так они довели ту телку до дому.

Хозяин же телки, повечеряв, вышел заложить корм коню и завести телку в конюшню, а телки то и след простыл. Как корова языком слизала. Туды-сюды по соседям – никто телки не видал.

– Эх ты, – говорят – макуха, голова два уха. Кто ж тёлку то на ночь на улице оставляет! Одним словом – хозяин, рот раззявил.

Да на его счастье повстречалась казачка, что несла воду из Донца, она то ему и сказала, что какие-то два казаки ехали на санках, на одной лошади, а к санкам была привязана телка. «Поехали видимо на Катериновку» – добавила она.

На помощь хозяину телки нашлись помощники с фонарями. Не жалуют казаки воров. А коль на них охота и им показать себя охота. Недаром -то говорят: живи по старине – ищи хлеб на стороне. След телки был отлично виден до хутора Синегорского, а тут пропал. Но зато на снегу стал, виден след валенок и притом задом наперед и вёл он прямо в Екатерининскую. Прибежали казаки в станицу, а там по улицам снег укатан, и днём с фонарём следов не сыщешь.

Задумались казаки и хотели скакать обратно, но тут пришел им на помощь Швечиков, рассказав, что два их станичных писаря вели телку, «но она была, видно, больна на ноги – плохо шла…».

Погоня догадалась, что телка была просто на просто обута в валенки. «Давай, ребята, в станицу». Дворы писарей им быстро указали. Они жили рядом. Стучат в двери военного писаря. На стук вышла его жена: «Кто там?»

– Мы, посланцы от кумы, да кума Ерошки, хотим погутарить с хозяином трошки.

– А кто вы? – спрашивает жена.

– Да с хутора мы Богатого, там много скота рогатого.

– По какому делу то?

– По гражданскому, отвечают казаки

– Так идите к гражданскому писарю, он живет рядом.

– Да нет, нам нужен и военный писарь…

А военный то писарь Сашка, заробел от тех слов, словно девка-милашка. Как говориться: здорово. Филя, давно тебя не били. Не поспевший еще как следует прогреться, видя настойчивость хуторян, говорит жене:

– Скажи ты им, что телка стоит в конюшне. Да конюшня не заперта. Ведь говорил Федьке, что не будет счастья, если баба повстречалась с ведрами. Так и вышло.

Услышали это казаки, отодвинули бабу тихонько плечом, да и в курень, под белы ручки да на баз, чтоб обоих писарей поучить зараз. Намяли Сашке с Федькой бока на долгие срока, чтоб коты знали, чьи каймаки едали.

Целый месяц казаки от той поручной отходили, синяки да шишки лечили. А Федька в придачу, целый месяц ноги свои гусиным жиром смазывал – отморозил. А жёны их на цугундер взяли. Мол говорила вам маманя, не ча на чужую кучу глаза пучить.

Вот при каких обстоятельствах станицу Екатерининскую наградили прозвищем «телушка в валенках» свои собственные писаря. А как до шла эта история до станичного атамана, враз он писарей со службы исключил, нечего мол, станицу позорить воровством. Да не за то исключил, что телушку украли, а за то, что на воровстве попались. Иди тишком, бери молчком, беги скоро – не ославят вором.

Сообщил отец Тимофей Соин со слов Е. И. Лукьянова.

«Верблюдка»: к сожалению, происхождение этого прозвища казаков станицы Екатерининской не установлено. По воспоминаниям казаков эмигрантов, прозвище это было крайне неприличным.

Еланская станица. «Козлы»

Столь не приличное прозвище, казаки Еланской станицы получили из-за того, что станичному звонарю Прокопу, которому лень было подниматься на колокольню-звонницу. Не хотелось Прокопу, поднимать на колокольню свою жопу. Ну а батюшке было то ж, всё едино. Он и сам был ещё тот трудяга: не суй, не пхай, с боку на бок повертай. Высунет было своё брюхо на улицу, прижмурится, прищурится, да и сказанёт: эх! была у меня сила, когда мама в пелёнках носила, а возрос под матицу, не с хотел горбатится.

Любил тот Прокоп ходить по гостям, счёт вести обгрызенным костям. С утра до ночки сбивает кочки. А на колокольню лезть тяжко. Бывало, казаки станут над ним потешаться, а ему, хоть бы хны. Стопку опрокинет, да и ответит лениво:

– И по што это вы меня страмите, экое нашли во мне диво, нацедили бы ещё пива. Была б на верху пляшка, да девка милашка, я б, туды раз по десять на дню лазил да безобразил.

Вот и привязал он к языку колокола длиннющую верёвку. Висит она болтается, а звонарь в дому головой мается. А тут козёл атаманский на майдан вышел, будто сам атаман. Глядь верёвка со звонницы свисает. Не порядок это. Решил козёл сначала на зуб её попробовать, да не пришлась она ему по вкусу – выплюнул, и давай тогда с верёвкой бодаться. И с одного боку зайдёт, и с другого. Бодался, бодался, да в верёвку ту, рогами замотался. Видит дело худо, вот и решил ретироваться прокуда. Да не тут-то было, верёвка, будто не чистая сила. Чем больше атаманский козёл рвётся, тем громче звон раздаётся.

Казаки решили набат! И давай на майдан сбегаться. Прибежали, а там, в колокол бьёт не звонарь, как встарь, а козёл атаманов, личный. Вот смеху то было. Зачем нам, говорят в звонарях Прокоп, туды б его в гроб. Пусть лучше в звонарях будет козёл, чем этот старый осёл. Выпутал атаман беднягу, да и пошёл с горя пить брагу.

А как разнеслась о том весть по округе, так и приклеилось намертво к еланцам это прозвище: «козлы».

Елизаветинская станица. «Сом на паперти ощенятился»

А одну станицу сом ославил. Ощенился, гутарили, на колокольне!..

Тоже вроде бы чудоведение. Где Дон, а где колокольня. Сомы, кубыть, не летают.

А вся причина в Доне. Пока не держали его плотины, разливался каждую весну. Первая шла смежная вода – скатывалась со степи. Потом вода взломная – от взлома льда, ледохода. И эти две первые наполые воды назывались вместе холодной, или казачьей, водой, потому что были после своего, донского снега и льда, хотя б и самого верхового, горового (последняя волна казачьей воды так и звалась особо – горовая).