Од - Дмитрий Владимирович Аникин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Берсентьев
Обиделся. И это заговорщик,
причем не из последних! Каково?
Хитрит кой-как, стесняясь, неумело
и думает, что он-то всех умней,
раз смог такую важную интригу
нам рассказать не запинаясь. Как же
такому обыграть судьбу, страну,
когда он ожидает, что ему
поверят.
ИНТЕРМЕДИЯ
Исполняется на два голоса, мужской и женский. Мужской голос принадлежит Берсентьеву.
Как тебя в этом аду оставлю?
Зренье ломаю твоею далью.
Чую, предчувствую крах и травлю.
Гибель моя, нет слов,
будет легка. Я уйду за ветром,
как в башмаках и высоких гетрах
шел километр за километром
с дудочкой крысолов.
Дальше все будет быстрей и лучше.
Нам подвернется счастливый случай.
Ждать тебя? Или за далью, тучей
сгинешь, махнув рукой?
Жди меня, милый, я скоро буду,
не убирай со стола посуду
с водкой и хлебом. Хлебну за чудо,
сведшее нас с тобой.
Ласки загробной боюсь. Не надо
страха. Тебе, долгожданный, рада.
Скажешь еще, что ты света чадо.
Может, оно и так.
В старой квартире живу, скучаю.
Газ зажигаю, чтоб выпить чаю.
В бессонной постели рассвет встречаю.
В мыслях моих бардак.
Все неясны. Увильнуть не пробуй.
По одну сторону смерти. Гроба.
По одному разве можно. Оба
легкие на подъем.
Мы – не боясь, не спеша, не зная.
В даль без конца. И в простор без края.
Мелко и быстро с тобой ступая,
выйдем, пойдем, дойдем.
СЦЕНА 4
Кухня в доме Берсентьева. За маленьким неудобным столом сидят хозяин и гостья.
Ланская
А я боялась, ты меня прогонишь.
Берсентьев
Я как тот джинн, что все менял награду
нашедшему кувшин, я тоже слишком
заждался и вот эту нашу встречу
различно представлял себе; какие
я только не придумывал ходы,
подробности какие – всё впустую,
никто не приходил; я ждал, потом…
Потом моя душа охолодела,
потом еще менялся как-то строй
усталых, неудобных мыслей, раз
за разом повторяясь, искажаясь.
Теперь я просто рад тебя увидеть,
поговорить с тобой о том о сем.
Ланская
Что рад увидеть? Древние руины?
Где стол был яств, стоящий ныне гроб?
Понять, что не в убытке от разлуки…
Уж то-то радость, милый.
Берсентьев
Ах, Ланская,
ты хороша по-прежнему…
Ланская
О да!
Ты, впрочем, не считал меня красивой
и раньше. Расскажи, что обо мне
здесь говорили.
Берсеньев
Всякое. Зачем
тебе все эти слухи?
Ланская
Говорили,
что я убила мужа?
Берсентьев
Да, обоих.
Ланская
Вот это новость. Петя, умирая,
хотел меня увидеть – не смогла
приехать, виновата.
Берсентьев
Не смогла?
Ланская
Да, надо было ехать – побоялась
нелепых сцен с ним и с тобой, а зря.
Его мы все оставили, он трудно
и долго умирал. И ты, Сережа,
не заходил к нему, ты не простил,
а он так ждал.
Берсентьев
Ну, может, и не ждал –
кто это знает?
Ланская
Я…
Да я писала
ему почти что каждый день, а Петя
по несколько на дню мне писем слал.
Берсентьев
И в этой переписке обо мне…
Ланская
Почти что в каждой строчке. Все, что с нами
когда-то было, мы перебирали.
Берсентьев
А вспоминали вы, как ты исчезла,
как мы тебя тогда искали оба,
стараясь не столкнуться, а столкнувшись,
мы притворялись: дескать, так, случайно
здесь проходили, спрашивали, были?
Не перед смертью близкой, а тогда
нам надо было с ним поговорить
и, может, примириться. Повод был
и общая забота. Ты исчезла,
оставив нас одних, недолгий поиск
открыл несчастным нам твои пути:
что ты в Париже, что уже в разводе
и вскоре снова замужем. Вот так.
Я до сих пор не понял, что случилось,
зачем, Ланская, ты не согрешила
стыдливо, тайно, быстро, как обычно?
Ланская
Сама не понимаю, как случилось;
уехала тогда на пару дней
развеяться и встретила его…
Бедняга Поль был сказочно красив
и умопомрачительный любовник,
к тому же глуп, а я с тобой и с мужем
от умников устала. Навсегда
уехать я не думала – зачем?
Все завертелось как-то слишком быстро
и весело. Не знаю как, но Петя
узнал, звонил, скандалил – я не стала
оправдываться, надо было ехать,
здесь все исправить быстро, я взбрыкнула,
сказала: хватит, нечего меня
стеснять в моих привычках. Он кричал
и требовал, чтоб я вернулась тотчас,
я тотчас не хотела; две недели
была я с Полем счастлива, потом
вещички собрала, чтоб возвращаться,
но, оказалось, время упустила,
все изменилось как-то слишком быстро:
вмешались адвокаты, на развод
пошли бумаги; он бы рад простить –
да я молчала, ты бы рад простить –
да я не отвечала, я твои
читать не смела письма. Так бывает
в кошмарных снах: и знаешь, что опасно,
и надо бросить все, бежать стремглав,
и все же медлишь, ждешь и замираешь,
ждешь неподвижно в сладкой, вязкой жути,
бегут минуты; это промедленье –
острейшее из наших наслаждений.
Берсентьев бледнеет. Разговор этот для него тяжел и противен. И не только разговор противен – сама эта женщина, так непринужденно сидящая перед ним, ему глубоко противна. Но делать нечего, раз пустил ее в квартиру, то надо сдерживаться, вести светские разговоры. А ведь он семь лет ждал этой встречи, а ведь он точно понимает, что ничего важнее в его жизни не происходило и уже не произойдет.
ИНТЕРМЕДИЯ
Берсентьев
Эта женщина рядом
опасна – люблю ее;
думал, уже отмучился,
когда обладал, желал,
гнался за ней, преследовал,
обыскивал все углы,
когда, от меня скрываясь,
из всякой казалась мглы.
Думал, уже отмучился,
до светлого дожил дня.
Какое там! Только хуже.
Уверенно, как свое,
сердце берет и душу,
холодом от нее
веет неимоверным,
ледяною такой тоской,
что не отогреюсь водкой,
мертвой водой, живой.
Ходит ко мне – я, этим
встречам ведущий счет,
больше всего завишу
от чередованья их
с тяжолыми снами –
явью
постылой всех остальных.
Вряд ли к другим каким-то
ходят посланцы тьмы
засветло так и запросто –
с нею сроднились мы.
Женский голос
Ну, не скули, не жалуйся,
по имени назови –
рад ведь, признайся; смысла-то
без эдакой жить любви,
холодной такой, рассудочной,
бессмертной, – как хороша,
трепетна, зла, пугающа!
Ею жива душа.
Берсентьев
Вот и поговорили.
Думал, ты умерла, –
так мы давно не виделись, –
жизнь, как ей надо, шла,
подыгрывала, науськивала,
невесть чего ждала –
смерти твоей… Уверен был:
сгинула, померла.
Корифей
Все мы в долгу у смерти:
ты – за ее, я – за
чью-то еще, а кто-то
ждет, чтоб твои глаза
медью покрыть зеленой;
катится колесо
нашим усильем воли,
страхами – это все,
что нашей смертью движет,
забудемся – нет ее,
вместо нее сплошное,
чистое бытиё.
СЦЕНА 4 (продолжение)
Берсентьев
И как ты прожила все это время?
Ланская
Бессобытийно, тихо, как во сне,
и если существует справедливость,
то парки на такие же семь лет
должны продлить мое существованье,
их не зачтя при дележе кудели,
которая идет на нашу жизнь.
Как я жила? Безденежье, тропинка
от бедности до ямы долговой
с пологими, покатыми краями –
не выбраться, а снизу мягко стелют,
заботятся о людях, не дают
им умереть спокойно. Ах, Европа,
убогий ад с чуть теплым огоньком, –
здесь как-то откровеннее…
Все думали, что я в Париж умчалась
красиво жить, – наивные глупцы! –
а я им подыграла потому,
что истина еще пошлее вышла,
я чуть не голодала. Новый муж,
полухудожник, полушарлатан,
последние мои истратил деньги
на скачки, на любовниц, на абсент
и застрелился, так что на меня
все подозренья пали. Слава богу,
что выпуталась, что не посадили,
что на билет последние две сотни
смогла найти и прилететь сюда.
А ты чем жил?
Берсентьев
Как лилии полей
не сеют и не жнут, так я и жил.
Ты не поверишь, Вера: я – рантье,
пусть не богат, но мне на жизнь хватает.
Я рад, что не приходится работать:
труд слишком унизителен для нервных,
поживших, слабых, мыслящих людей…
Ланская
Я слышала – ты в Общество вступил,
я слышала про неприличный, бурный
роман с одной восторженной девицей.
Она умна? красива? молода?
А ты пропал и глупостей наделал?
Как это мне знакомо! Жалко что
не по мою уж
