Од - Дмитрий Владимирович Аникин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
за модою гонящегося дурня
и тех, кто с вами следует, блюдя
бубновый интерес, корысть свою.
Сподручнее не молотком единым,
но разным инструментом строить дом.
Арина
Я думала, все будет по-другому,
торжественней; а зря ты отказался
от Ритуала: я люблю его
торжественный, неумолимый строй,
мерцанье свеч, глухие голоса,
поющие таинственную песню,
а я с тобою рядом как твоя
наставница.
Берсентьев
Я знаю этот фарс.
Ты помнишь, для чего он был задуман?
Он есть проверка, оселок: тот, кто
прошел его во тьме и полуголый,
тот не годится для серьезных дел,
поскольку глуп, поскольку всякий бред
готов принять за чистую монету,
и шут не то что я, а настоящий,
природный шут, кто верит шутовству
чужому. И еще: когда поймают,
а он расскажет, как в одних трусах
бродил по подземелью, песни пел, –
послушают его да и отпустят:
чего взять с дурака, пущай поет.
Я сам писал стишки для этих песен.
Арина
Ты невозможен; впрочем, без тебя
мне было б скучно.
Берсентьев
Рад, что развлекаю,
всегда готов на ваш явиться свист,
тоску прогнать шутливым разговором,
иных томлений страстный зуд унять,
уже не разговором.
Арина
Невозможен.
Берсентьев
Так как насчет…
Арина
Не здесь и не сейчас.
Берсентьев
Ты ждешь кого-то?
Арина
Егерь должен быть.
Берсентьев
Да чорт возьми, чума на оба дома,
зачем он здесь?
Арина
Хотел потолковать.
Берсентьев
Мне уходить?
Арина
Конечно, нет, останься.
Он сам просил, чтоб ты ко мне пришел:
с обоими он хочет обсудить
теченье дел и будущие планы.
Берсентьев
Ах, вот чему обязан этой честью!
А я-то думал…
Арина
Ну, не обижайся.
Раздается на удивление своевременный звонок в дверь.
А вот и он, пойду ему открыть.
Берсентьев (сам с собой)
Каков дурак. Нет, врут, не исправляет
бег времени обычай наших чувств.
Кто в юности готовить хладнокровно
любовного напитка не умел,
тому не вызнать этого рецепта
у времени, сребрящего виски.
Весь опыт наших прежних неудач
не бережет от новых. Он обуза,
а не наука, чтоб стелить соломку,
где падать постоянно приходилось,
а будем живы – снова упадем.
Появляется Егерь.
А, милый Егерь, здравствуйте, не чаял
так скоро вас увидеть. Проходите,
как дома будьте. Не хотите ль выпить?
Егерь
Нет, не сейчас.
Берсентьев
Не здесь и не сейчас –
такое что-то слышал я недавно…
Да ладно, бог с ним. Зря от коньяка
вы отказались. Что ж, ну, я один,
не трезвому же с вами говорить…
(Выпивает стопку и недовольно морщится: коньяк у нее того-с… московский.)
Арина (заходя в комнату)
Ну вот, я вижу, вы и подружились.
Берсентьев (смотрит на Арину с некоторым недоумением, но, встряхнувшись, отвечает)
А как иначе? Можно ль не любить
прекрасного такого человека!
Егерь
Я не затем пришел, чтоб препираться
с тобой по пустякам.
Берсентьев
А что, у нас
с тобою есть серьезные вопросы?
Готов я препираться по серьезным.
Егерь (перебивает; говорит он размеренно, монотонно, как будто бубнит на собрании в жилконторе; ничего скучнее его речей Берсентьеву не приходилось слушать: речь звучит как заученная и чуждая произносящему; отдельный вопрос, кто ее сочинял)
Ты наш недавно и не можешь знать,
как изменилось Общество с тех пор,
как умер Луцкий и ему на смену
пришла такая гниль, что в свой черед
все Общество грозится сделать гнилью.
Мы одряхлели, выпали клыки,
ступились когти, страшные когда-то.
Берсентьев (стараясь попасть ему в тон)
Бездействуем и ждем невесть чего,
довольные неспешным ожиданьем.
Нам хорошо: святому делу служим,
но не рискуя, в тишине и в тайне,
в спокойствии. Служение такое
не может помешать делам карьеры,
ниже делам торговым, меркантильным,
но придает нам значимость, рисует
над головою некий ореол
и прочно успокаивает совесть.
Егерь
Мы просто ждем, когда наступит время,
но время никогда не наступает
для труса, а для смелого всегда,
любой момент удобен для начала.
Но нам твердят: "Поспешность нас погубит,
терпение – вот наша добродетель;
накопим сил – тогда наверняка
мы действовать начнем, и лавр победный
заслуженной наградой увенчает
усилья наши…" Лишь накопим сил…
Берсентьев (тихо)
Их время обесценит, их поест
инфляция, она – закон всеобщий,
не только денег.
Егерь (продолжает свою речь с того же места, где остановился, – видимо, опасается сбиться)
Но сил нехватка будет налицо,
как ни копи и как ни собирай их.
Их никогда и прежде не хватало,
однако побеждали, и момент
всегда был неудобен, но пытались –
и получалось. Надо начинать,
а там посмотрим – может, что и выйдет.
Расчетливость нам точно не поможет:
как ни считай, а наших шансов нет.
Одна надежда: может, где ошибка
вкралАсь в расчеты, может, русский бог
своим поможет детям бесталанным.
Берсентьев
Поможет, как же, он на то и бог,
на то и русский – дважды, значит, может.
Егерь
При Луцком это верно понимали,
и Общество готовило удар.
Он не успел, наследники ж его
наследовали должность, а не дело.
Арина
Но люди есть, которые готовы
испробовать судьбу свою на прочность.
Берсентьев (тихо)
Испробовать судьбу страны на прочность.
Егерь
Затеем дело – остальным придется
хоть поневоле присоединиться.
Ты с нами?
Берсентьев
Да.
Арина
Ничуть не сомневалась.
Берсентьев смотрит на них выжидающе.
Мы точных дат пока не знаем сами.
Егерь
Через неделю общее собранье,
там многое решится, там поймем,
кто с нами. и тогда назначим срок.
Во время долгой и довольно-таки напряженной паузы они осторожно переглядываются, стараясь проникнуть в мысли друг друга. Приятное, но бесполезное занятие. Впрочем, для Берсентьева их мысли и планы менее загадочны, чем собственные. Наконец Арина решается прервать затянувшуюся паузу.
Арина
Час поздний.
Берсентьев
Быстро время пролетело.
Егерь
Вы остаетесь?
Берсентьев (оглядывается на Арину, видит ее отрицательный жест)
Нет, пойду, пожалуй.
Егерь
Пойдемте вместе. Нам ведь по пути.
Берсентьев (про себя)
Еще два километра этих нудных,
трескучих разговоров.
(Вслух.)
Ну, пойдем.
Они идут по крутящейся сцене. Арина остается где-то позади.
Берсентьев
Тяжолый воздух, мартовский, сырой –
мне кажется, что я вдыхаю воду
холодную, что я иду по дну
асфальтовому, я взрываю ил,
на здешний снег, на теплый снег похожий.
Зима прошла, но мартовские дни…
Они мертвей январских и февральских.
Избыток сил, что на зиму копился,
весь расточен, голодная пора
и трудная настала. В это время
всего ясней я различаю смерть
в ее приметах полного распада.
Неловкая пауза.
Егерь
Берсентьев, я хотел тебя спросить
о Луцком, он ведь был тебе приятель…
Берсентьев
Я с Луцким познакомился давно…
Еще и слуху не было о славе
теперешней его, он в те года
безвестен проживал и тяготился
своей судьбой, идущей под уклон.
Мы с ним сошлись в шестнадцатом году
на кафедре. Казенный интерес
к делам науки ослабел в ту пору,
и жили мы забытые так прочно,
как быть бы нам забытыми сейчас.
Но Луцкий не ценил очарованья
аскезы нашей. Беспокойный нрав
его терзал, он мог бы растревожить
спокойное теченье наших буден,
и хорошо, что омут наш ему
не нужен был.
Егерь
Но ты ему был нужен…
Берсентьев
А мне в то время было все равно,
с кем говорить, о чем, – пусть будет Луцкий,
тем более мы родственные души:
он, как и я, тогда запоем пил.
Бог Дионис, радетель совпадений,
путей скреститель, смешивать горазд
людей своих за общею бутылкой
диковинно, причудливо, назло
судьбе их и характеру.
Пауза.
Егерь
Давай
рассказывай.
Берсентьев
О ком мне рассказать?
О мудреце, о нравственном вожде
о совести погибших поколений?
А может быть, свой тон переменив,
о Луцком-собутыльнике, по-скотски
со мною поступившем человеке,
нечистоплотном в денежных делах?
Егерь
Да как ты можешь!
Берсентьев
Я могу, могу,
я, может, и зажился так на свете,
чтобы успеть.
Егерь
Обгадить?
Берсентьев
Оправдать!
И оправдаться…
Егерь
В чем?
Берсентьев
Да в самом главном!
Мне б подождать, а я пру напролом.
Пауза.
О нем дурного слышать не хотят
(ну, в тех кругах, где мы с тобой гуляем)
и кинутся озлобленною сворой
на очевидца, так чего спешить?
Уходит время – подождем; весы
качнутся, и потянет тяжесть вверх
былые исхудалые заслуги.
Егерь
Качнутся и обратно.
Берсентьев
В свой черед
качнутся, но уменьшится размах;
как память убывает, зарастает
своим быльем: волчцами, сорняком –
вот так же убывает амплитуда,
пока не остановятся весы
в устойчивом, недвижном равновесье.
Что им Гекуба, почему Гекуба,
и кто она
