Беседы с Ли Куан Ю. Гражданин Сингапур, или Как создают нации - Том Плейт

Он бросает на меня беглый взгляд, и его глаза, глаза скрытного человека, – ведь он на своем веку так много видел, – его глаза на этот раз открыто выражают некоторое раздражение. Вот вам наш ЛКЮ с его грозной стороны – сразу видно, что милым он бывает отнюдь не для всех. Западные борцы за права человека клеймят его за то, что в Сингапуре драгдилеры получают смертные приговоры в автоматическом режиме. Впрочем, с приговорами в его стране дело вообще обстоит довольно сурово. Мало кому из европейцев может понравиться его коварство в отношениях с серьезными политическими противниками. Такие конфликты почти всегда решаются в судах, где неким чудесным образом ЛКЮ выигрывает все свои иски, а оппоненты, всегда обреченные на политический проигрыш, оказываются вдобавок и дотла разорены. Сторонние наблюдатели определяют обычно здешние порядки как «мягкоавторитарный» стиль управления.

Для многих на Западе Сингапур выглядит, по сути, примерно как технологически раскрученный ГУЛАГ с «относительно благопристойными» порядками, допускающими тем не менее и настоящую вульгарную порку. Здесь строго запрещено ходить по траве (да и курить ее тоже), запрещена жевательная резинка, запрещено делать что бы то ни было, если это не разрешено конкретным указом. И остерегайтесь вслух критиковать основателя современного Сингапура, так как представителей государственного аппарата эффективно защищает принятый в наследство от Британской империи и действующий до сих пор антидиффамационный закон.

Итак, я начинаю беседу с ЛКЮ с выражения надежды, что эта маленькая книжка привлечет на Западе достаточно внимания, посодействовав тому, чтобы публика заглянула за барьеры, построенные из стереотипов и полуправды, тому, чтобы мы в нашем мышлении осмелились выйти за пределы привычных политических штампов. Пора нам, людям Запада, научиться уважать Сингапур за его победы, за его изъяны – вообще за то, что он собой представляет.

Буквально на секунду из тумана вздохов, кашля и приступов боли вдруг проглянул старый ЛКЮ – такой же дерзкий и самонадеянный, как всегда. Его лицо, хоть и изрезанное морщинами, вдруг ожило, он ухмыльнулся и с готовностью выложил: «Сдается мне, читающая публика в западном мире совсем не понимает, что сейчас, двигаясь к концу жизни, я совершенно не озабочен тем, что они там обо мне думают. Меня заботит, что думают обо мне те люди, которыми я руководил всю мою жизнь. Именно они вручили мне полномочия, когда в 50-е я выдвинул свою кандидатуру на выборах, выиграл их, включил нашу страну в Малайзию, а потом и вывел ее из Малайзии. От нас требовалось сделать так, чтобы заработал механизм независимого Сингапура».

И он вдруг унесся в годы молодости, когда впереди его ждало так много новых дней и новых событий. Он большой мастер объяснять и убеждать, так что держитесь начеку – ему трудно противостоять. И вот он продолжает: «Это было страшное бремя, и я боялся, что мне не выдержать. Нужно было создавать новую экономику. Правда, у меня была хорошая команда. Мы пробовали наугад один подход за другим и наконец добились успеха. А вот когда успех был уже закреплен, моим следующим делом (Ли ушел с поста премьер-министра в 1990 году) стал поиск преемников, которые взвалили бы на себя всю эту систему, потому что, если она рухнет, все, что я делал, пойдет прахом.

Итак, на мое место заступил Го Чок Тонг (бывший премьер-министр, а сейчас старший министр), поддержанный всей его командой. А я стоял за его спиной, показывая ему, как можно изменять ситуацию. Если бы ему потребовалось что-то менять – я знал, как это делать. Нельзя переключать передачи так, чтобы разлетелась вся трансмиссия. Прошло шесть месяцев, и за это время три министра подали в отставку, потому что им не нравился стиль нового руководства. Я едва их отговорил. Я умолял их хоть немного подождать, дать Го время, чтобы вся ситуация постепенно утряслась. Новый премьер выполнял свои обязанности 14 лет. Я его поддерживал как мог. А помощником себе он назначил моего сына, и тот немало содействовал его успеху.

То, чего достиг Го, – это не просто его личные успехи. Это и моя победа. Его успех укрепляет доверие ко мне лично. И он решил содействовать успеху моего сына (Ли Сяньлуна), поскольку это должно было благотворно отразиться на его личной судьбе. Вот так мы создали определенную систему, некий виртуальный цикл. Может наступить момент, когда вся эта система рухнет, потому что самые умные, самые талантливые не захотят идти в правительство и выполнять нашу работу. Они будут думать, что в стране и так порядок и что незачем брать на себя такое бремя, подставляться под критику прессы и стеснять себя в семейной жизни. Если это когда-нибудь произойдет, у нас к власти придет альтернативное правительство».

Тут я вставил и свое словечко: «Но ведь вы испытываете гордость за то, чего вы добились?» При этом у меня не было желания ворошить старые сингапурские шуточки типа той, в которой правящую триаду называли «Отец, Сын и Святой Го».

«Я сделал все, что можно было сделать с той командой, которая мне помогала».

Я начал излагать свою мысль насчет блокбастера «Сингапур», который должен был бы пройти по американским киноэкранам. Нам на Западе было бы полезно больше узнать об этом месте, отбрасывая то, что не годится для Америки, но оставаясь открытыми для освоения того опыта, который окажется полезен и для нас.

Медленно, в некоторой апатии он покачал головой, потом подтянул согревающую повязку на правом бедре, отхлебнул воды из небольшого стаканчика, стоявшего перед нами на столе, и ответил, что его не слишком-то интересуют такие перспективы.

«Нет, – сказал он в своей характерной пессимистически-трезвой манере, со своим британским акцентом, сквозь который смутно проступают столетия китайской культурной речи, – что тут ни делай, это будет актуально только для тех, кто интересуется международными отношениями и положением в Восточной Азии. Средний американец, если он сам не побывал в Сингапуре, знает о нем всего лишь то, что он находится где-то чертовски далеко. А попав случайно в Сингапур, они удивляются, что у нас все совсем не так, как они ожидали».

Заметив жест престарелого вождя, санитар-реаниматор кидается к нему со свежей грелкой. ЛКЮ затягивает ее таким яростным жестом, будто боль в ноге может затихнуть, только если ее придушить тугой повязкой.

Гляжу на него с пониманием: «Вы правы, крушение нового Сингапура приведет в смятение всех вокруг. Соседи в страхе вернутся к старым стереотипам».

Он кивает: «Они ведь не знают даже, где Сингапур расположен, им это неинтересно. Всех занимает только судьба Майкла Фэя (печально знаменитого юного смутьяна-граффитчика, который в 1992 году разрисовывал в Сингапуре стены аэрозольной краской и был за это, согласно приговору, нещадно бит в полиции палками), их интересует вопрос порки, жевательной резинки… В их глазах Сингапур выглядит странным местом».

Да, в течение долгого времени, когда Запад наводил свои бинокли на этот далекий остров, в поле зрения попадал только вопрос запрета на жевательную резинку (кстати, сейчас этот запрет по большей части практически снят). Из этой жвачки репортеры раздули целый символ, олицетворяющий специфические сингапурские порядки, обычаи полицейского государства, в котором регламентируется каждый шаг его граждан. Приезжая сюда в качестве журналиста-международника, я тоже был вынужден год за годом пережевывать навязшую на зубах «проблему жевательной резинки», однако со временем стал понимать сингапурские власти, которые в этой манере лепить куда ни попадя катышки жеваного чуингама видят откровенное покушение на официальную установку во всем стремиться к совершенству. Это трактовалось как протест против официальной утопии, как попытка замарать достигнутое. В глазах ЛКЮ и его команды эта повсеместно распространенная поганая привычка стала наглядным символом сопротивления прогрессу, и в данном случае дорога к утопии была несколько спрямлена простым и категорическим запретом на жевательную резинку.

“Сдается мне, читающая публика в западном мире совсем не понимает, что сейчас, двигаясь к концу жизни, я совершенно не озабочен тем, что они там обо мне думают. Меня заботит, что думают обо мне те люди, которыми я руководил всю мою жизнь”

Кстати, западные СМИ тоже ведь со временем устали болтать об этой чепухе с жевательной резинкой, хотя эти давние впечатления все равно намертво впечатались в новый, несравненно более светлый образ Сингапура.

Продолжая возиться со свежей грелкой, Ли оборачивается ко мне, а потом снова наклоняется к правой ноге: «Я бы не сказал, что история Сингапура закончена. Даже пресса уже перестала мутузить эту дохлую собаку. Всем же видно, что сейчас Сингапур совсем другой. Он уже давно настроен не так ханжески. У нас есть где повеселиться».

Он постепенно оживает, то оглядываясь в прошлое, то заглядывая в будущее: «Мы уже успели покрыться кое-каким глянцем, напитаться злачной атмосферой. Что касается высокой культуры, то у нас уже много музеев и картинных галерей. На дискотеках повсюду рэп и что там им еще нужно, вдоль реки все пьют пиво и вино. Бурно развивается туристический бизнес – это же часть мировой культуры».