Ïðîñòî ëþáîâü - Òàììàðà Âåááåð

как продавцы рыбы перебрасывались огромным лососем под аплодисменты толпы. Наконец

мы купили свежих фруктов, овощей и прочей снеди, после чего направились к машине.

Досадной особенностью Сиэтла, которая быстро стала очевидной на обратном пути,

явились крутые холмы, подобные американским горкам. Пользоваться ручной коробкой

передач было практически невозможно. Когда мы в третий раз чуть не врезались в кативший

перед нами автомобиль, нас разобрал такой смех, что у меня потекли слезы. В итоге мы

дважды заблудились, но добрались до дома целыми и невредимыми.

Мы все еще потешались над нашими приключениями, когда вошли в кухню,

нагруженные несколькими пакетами с едой. Келлан взглянул на нас из-за стола, за которым

писал что-то в блокноте. Может, песни? Он приветственно улыбнулся и вернулся к своему

занятию.

Денни принялся вынимать и раскладывать продукты, а я пошла наверх разбираться с

коробками. Дело спорилось. Мы знали, что наше новое жилье не будет большим, а потому

захватили лишь самое необходимое. Масса вещей, которые накапливаются за жизнь,

осталась у мамы на чердаке. Я намного быстрее, чем осмеливалась мечтать, расставила наши

книги, убрала рабочие костюмы Денни, пристроила свои учебники, бумаги, несколько

фотографий и прочие памятные сувениры. Закончила я тем, что отнесла в ванную туалетные

принадлежности и улыбнулась при виде нашего грошового шампуня в соседстве с дорогими

флаконами Келлана. Порядок. Я управилась.

Спустившись в гостиную, я увидела, что Келлан и Денни смотрят ESPN[7]. Убранство

в этой комнате было столь же скудное, как и во всем доме: мне и в самом деле придется что-

то предпринимать. У дальней стены, близ выхода во двор, красовался большой телевизор.

Вдоль другой тянулся длинный убогий диван, кресло, на вид удобное, стояло наискосок.

Между ними втиснулся круглый стол со старой лампой. Келлан жил так же просто, как и

одевался.

Денни растянулся на диване, готовый уснуть в любой миг, – он, верно, еще не

оправился от усталости. Я почувствовала, что и меня подкосило долгое путешествие в

сочетании с прогулкой по пристани длиною в день, а потому взгромоздилась поверх него. Он

подвинулся, чтобы я устроилась между ним и спинкой дивана, я забросила на него ногу,

положила руку ему на грудь и прикорнула под мышкой. Он блаженно вздохнул, прижал

меня крепче и поцеловал в висок. Его сердце билось неспешно и ровно, наводя на меня

дрему. Прежде чем сомкнуть веки, я глянула на Келлана, сидевшего в кресле. Он с

любопытством изучал нас. Я успела лишь удивиться этому, как мои глаза закрылись и я

погрузилась в сон.

* * *

Я проснулась, когда Денни пошевелился.

– Прости, не хотел тебя будить, – извинился он со своим чудесным акцентом.

Блаженно потянувшись, я зевнула и чуть приподнялась, чтобы видеть его лицо.

– Ничего, – пробормотала я, поцеловав его в щеку. – Мне все равно пора вставать,

иначе ночью я не смогу заснуть.

Я огляделась, но мы были одни в комнате.

Одни.

При этой мысли я моментально осознала, как тесно мы прижались друг к другу. С

коварной улыбкой я вновь поцеловала Денни, но крепче. Он хохотнул, но ответил пылким

поцелуем. Мое дыхание тут же участилось, и сердце последовало за ним. Желание

переполняло меня, притягивая к этому теплому, красивому мужчине, распростертому подо

мной. Я провела пальцами по его груди и скользнула под футболку, ощутив гладкую кожу.

У Денни были сильные руки. Он взял меня за бедра и уложил на себя. Я вздохнула,

полная счастья, и вжалась в него. Краем сознания я ухватила звук закрывшейся двери, но

руки Денни, притиснувшие меня еще сильнее, изгнали из моей головы все прочие мысли.

Я самозабвенно целовала его шею, когда слабый смешок отвлек меня от любовного

пиршества. Я выпрямилась, сев верхом на Денни, и он удивленно хрюкнул. Я не заметила,

что Келлан все еще был здесь, и теперь была уверена, что мой румянец с головой это выдал.

– Прошу прощения, – теперь Келлан смеялся чуть громче.

Он стоял в дверях, снимая с крючка пиджак.

– Я смоюсь через минуту, если вы предпочтете подождать, – казалось, он взвешивал

сказанное. – Да ладно, продолжайте. Мне это совершенно не мешает.

Он пожал плечами, продолжая посмеиваться.

Это мешало мне. Слишком смущенная, чтобы говорить, я мигом перекатилась на

диван и посмотрела на Денни, словно он мог повернуть время вспять. Он же лежал и весело

лыбился, копируя Келлана. Меня охватило недовольство. Мужики!

Желая хоть как-то сместить акценты, я выпалила:

– А ты куда?

Вышло резче, чем я хотела, но было уже поздно.

Келлан моргнул, слегка опешив от моей гневной вспышки. Я подозревала, что мы и

впрямь могли заняться сексом на диване, а ему было бы наплевать. Наверное, он просто

хотел меня поддразнить, но никак не обидеть. Мое раздражение чуть улеглось.

– К «Питу». У нас снова концерт.

– А, круто.

Теперь, когда я смогла обратить внимание на что-то еще, помимо своей досады, мне

стало видно, что он оделся иначе, чем утром: в ярко-красную рубашку с длинными рукавами

и безупречно выбеленные синие джинсы. Вдобавок он только что вымылся: волосы

оставались в сказочном беспорядке, но блестели от влаги. Он выглядел тем самым рок-

божеством, которое мне запомнилось со вчерашнего вечера.

– Так что, ребята, вы со мной? – Он выдержал паузу и дьявольски улыбнулся. – Или

останетесь?

– Нет, мы пойдем. Обязательно, – поспешила ответить я скорее из-за недавних

смущения и досады, чем из желания вновь увидеть его выступление.

Денни моргнул потерянно и отчасти разочарованно:

– Серьезно?

Пытаясь сгладить впечатление от моего бездумного заявления, я нашлась:

– Да, вчера мне очень понравилось. Я хотела послушать еще.

Денни медленно сел:

– Ладно. Пойду возьму ключи.

Келлан слегка кивнул мне и весело улыбнулся:

– Прекрасно, там и увидимся.

По дороге в бар я постаралась нивелировать недавнее смятение и спросила Денни о

странном разговоре с Келланом на кухне.

– Келлан ведь хороший?

Я не хотела превращать это в вопрос, но так прозвучало.

– Хороший, хороший. К нему просто нужно привыкнуть. С виду он порой кажется

фигджемом[8], но на самом деле он клевый парень.

Я подивилась его диковинному австралийскому сленгу и с улыбкой ждала

объяснения. Он постоянно выдавал какие-то словечки, о значении которых я и не

догадывалась.

Он усмехнулся, зная, чего я ждала, и расшифровал:

– «Фиг дорастете, жлобы, ё-моё».

Я немного покраснела, подумав, что предпочла бы сокращенную версию, но затем

рассмеялась:

– Ты почти ничего о нем не рассказывал. Я и не знала, что вы такие хорошие друзья.

Я попыталась припомнить те немногие случаи, когда он заговаривал о своем приятеле

из Вашингтона, но в голову мне так ничего и не пришло.

Денни вновь смотрел на дорогу. Он пожал плечами:

– Мы потеряли друг друга из виду, едва я вернулся домой. А когда я снова очутился в

Штатах, мы говорили с ним раз или два, но плотно не общались. Дела, сама понимаешь.

Озадаченная, я ответила:

– Он оставил впечатление, что вы были ближе. Кажется, он любит тебя?

Эти слова дались мне с некоторым трудом, ведь парни обычно не щеголяют своими

чувствами. Я не имела в виду, что Келлан слагал для него сонеты или что-то такое. Мне

просто передалось его состояние. Для ребят слова «обязан Денни» и «разобьюсь в лепешку

ради него» равнозначны признанию в любви.

Похоже, Денни понял, что я имела в виду, и некоторое время смущенно молчал,

потупив глаза.

– Ерунда. Не знаю, почему он придает этому такое значение.

Закусив губу, он оглянулся на дорогу.

Я не унималась, гонимая нездоровым любопытством.

– Чему?

Он помедлил, словно не хотел раскрывать мне этот секрет, но в итоге сказал:

– Ты знаешь, что я год прожил с ним и его родителями?

– И?..

– У них с отцом были натянутые отношения. В общем, однажды его отец перегнул

палку и поколотил его. Я не собирался вмешиваться, я просто хотел, чтобы это

прекратилось. Ну, я прикрыл его и принял удар на себя.

Какое-то время он ждал моей реакции, а потом снова сосредоточился на дороге.

Я потрясенно таращилась на него. Эту историю я слышала впервые, и она была

вполне в духе Денни. У меня сжалось сердце от сочувствия Келлану.

Денни покачал головой, нахмурив брови:

– Это немного отрезвило его папашу. Он больше не лез – во всяком случае, пока я был