Змееловы - Анатолий Безуглов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А зачем вы их отпускаете?
— Пусть живут. И размножаются. Так, кажется, в Библии сказано.
— Ну, — откликнулась девушка, — и много таких экспедиций, как ваша?
— Первая. — Степан невесело усмехнулся. — И за нее Анван билась столько лет… Нам до сих пор палки в колеса ставят. Один из академиков назвал Анну Ивановну «Дон Кихот в юбке».
— Я люблю донкихотов. На них держится все доброе и светлое. — Азаров с любопытством посмотрел на Гридневу. А она продолжала: — А то получается: делай подлость, живи для своего удовольствия — и ты нормальный. Но как только кто-нибудь проявит альтруизм, откажется от своего блага в пользу других — на него сразу вешается ярлык: чокнутый.
— Случается. Жизнь — штука сложная, — уклончиво ответил Степан. — А с другой стороны, все как будто вертится в нужную сторону.
— Вы довольны своей жизнью? — неожиданно спросила Оля.
Азаров был озадачен этим вопросом.
— Я делаю то, что мне положено, — подумав, сказал он. — Надо не подличать. Вот и все.
— Наверное, это так, — согласилась Гриднева. — А вы? Вы довольны?
Гриднева растерялась.
— В личном мне не везет, — грустно произнесла она. — Но это вам не интересно…
— Бросил он вас, наверное. Поэтому вы уехали из Москвы?
— Мне надо было уехать…
— От себя не убежишь. — Степан поправился: — От своих неприятностей.
— Это верно, — вздохнула Оля. — Но иногда просто необходимо не видеть, не встречаться с каким-то человеком… Вы меня понимаете?
— Да, конечно, — подтвердил Азаров. — Не встречаться… Но иногда приходится встречаться. Не хочешь, это тебе как нож в сердце, а ты вынужден. — Он посмотрел на собеседницу. — Бывает такое?
— Бывает, — тихо ответила Оля.
— Вот то-то и оно. Думаешь, взять бы да и разрубить все одним ударом. А попробуешь — что-то осталось тебе дорогое, очень важное для тебя…
— У меня ничего такого не осталось, — твердо сказала девушка.
— Вам повезло, — усмехнулся Степан. — Не приходится разрываться надвое.
— Мне в детстве казалось, что главное в жизни — это чего-нибудь очень захотеть. А если возникнут трудности, неприятности, спокойно разобраться, и все станет на свои места. Оказывается, нет. Потому что правды одной не бывает. Сколько людей, столько правд. Докажешь свою правду — ты на коне.
— Смотря как доказывать. Если за счет других — дрянное это дело.
— Победителей не судят…
— Судят! Так или иначе, а кто нахрапом берет, рано или поздно получает по заслугам, — сказал Азаров убежденно.
— Вы в это верите?
— Да, конечно. Иначе было бы противно жить.
— Я вам завидую, — улыбнулась девушка. — А мне кажется иногда, что все добрые старания человеческие обречены. Зло сильнее.
— Это вам сейчас так кажется, потому что не повезло… Погодите.
Сделав знак не двигаться, он осторожно приблизился к кустам папоротника и быстро выхватил что-то оттуда. В его руках извивалась небольшая змея.
— Полоз, — сказал он, поглаживая блестящую, с красивым узором кожу рептилии.
Оля с недоверием, но уже без вчерашнего страха подошла ближе. Бригадир измерил ужа, потом вынул из кармана пинцет и, выщипнув несколько пластинок у него на брюхе, пустил в траву. Змея поспешно уползла.
Степан достал блокнотик и сделал запись.
— А что вы делали пинцетом? — спросила Оля.
— Метил.
— Как?
— У них у всех на брюхе щитки. Делаются выщипы из первого щитка у анального отверстия — единицы, у второго — десятки и так далее.
— И они сохраняются? — удивилась девушка.
— На всю жизнь, сколько бы раз змея ни линяла.
— Понимаю. Это как кольцуют птиц?
— Точно.
— Вы ловили здесь какую-нибудь змею дважды?
— Нет. Первый год здесь…
— Я, наверное, заболталась, отрываю вас от дела…
— Будете мне мешать, скажу сам. А вообще спрашивайте. Больше будете знать о нашей… — он поправился, — о вашей работе.
Оля кивнула. Некоторое время они шли молча.
Азаров часто сворачивал с тропинки и тщательно оглядывал кусты красноягодника, калины и лимонника, густо разросшиеся под кронами пихт и ясеня. Особенно внимательно осматривал он заросли папоротника, раздвигая красивые стебли, словно вырезанные искусной рукой. Оля шла за ним, отставая на несколько шагов.
В лесу было влажно. Солнце еще не вошло в зенит, и его косые лучи пятнали застывшие зеленые волны кустарников.
Торжественную тишину тайги изредка нарушали крики иволги и удода. И даже гнус, атакующий целыми полчищами, не мог нарушить очарования июльского утра. Так они вышли на крохотную полянку, залитую ярким светом. Оля увидела в зарослях курослепа три серых взъерошенных комочка. Это были ежи. Мамаша ежиха суетилась вокруг двух смешных созданий с удлиненными рыльцами, оканчивающимися маленькими пятачками… Заметив незнакомое существо, малыши уставились на девушку крохотными бусинками глаз.
— Степан! — позвала Оля.
Азаров подошел к ней. Оля кивнула на ежей:
— Симпатяги какие!
— Не вздумайте так сказать о них Анне Ивановне.
— А что?
— Враги змей — ее личные враги.
— Они едят змей?
— За милую душу.
— А яд?
Степан дотронулся носком сапога до ежихи. Она тут же свернулась в клубочек, из которого во все стороны торчали колючки.
— Как такого укусишь? — сказал он.
— Это верно. И много врагов у змей?
Степан усмехнулся:
— Хватает. Человеки — прежде всего. Птицы разные. Вот эти симпатяги. Еще кабаны и свиньи.
— А они как же? Яд на свиней не действует?
— Действует. Но, чтобы убить животное, яд должен попасть в кровь. А у свиней и кабанов толстый слой подкожного жира, в котором нет сосудов. Попробуй пробей. Яд и остается в жиру, окисляется и не наносит никакого вреда. Понятно?
— Да, конечно, понятно, — кивнула она.
— Жарковато становится. Пить хотите? — спросил Азаров.
— Хочу.
Они повернули назад и пошли через лес к тропе, идущей рядом с протокой.
Напившись воды, они присели на нагретых солнцем камнях. Степан, глядя куда-то в заросли через речушку, сказал:
— Хочу вас предупредить, Оля. Если вам будет трудно свыкнуться с нашим делом, скажите сразу. Не всем это по нервам.
— Я понимаю.
— Не пытайтесь храбриться. Змеи — это змеи.
Оля опустила голову и тихо произнесла:
— Есть люди, которые похуже змей…
Степан поднялся. Поднялась и девушка. Они двинулись дальше.
7
Вечер был теплый и тихий. Праздник для мошки, спасения от которой найти было негде.
Ребята наломали свежих хвойных веток и разожгли костер. Пламя шипело на сочных зеленых лапах, заливая поляну густым белым дымом. Он ел глаза, першило в горле, но что это значило по сравнению с пыткой, учиняемой беспощадным неисчислимым врагом.
Особенно страдал от мошки Вениамин. Он буквально заливался диметилфтолатом, забирался под двойной марлевый полог, но мучители доставали его и там. Его тело было покрыто шишками и волдырями. Больше всего он оберегал лицо. Но постоянно под глазами или на лбу комары оставляли красноватую возвышенность.
Единственным человеком, которого щадила мошка, был Василий. По-видимому, гнус не переносил запаха бензина и солярки, которым был насквозь пропитан шофер. Он потихоньку что-то мастерил в машине.
Оля сидела чуть поодаль от костра и, не мигая, смотрела на пламя, пожирающее золотистые скелеты сучьев. Анна Ивановна, в длинном широком платье, полностью укрывающем ноги, расположилась на раскладном стульчике, какие бывают у художников, с вязанием в руках.
— Что, бригадир, устал? — обратилась она с улыбкой к Степану.
— Да вроде бы нет…
— Бегать надо, — сказала Кравченко. — Это уж ты мне поверь. Между прочим, я сегодня пробежала километров тридцать и чувствую себя отлично.
Анна Ивановна страстно пропагандировала бег трусцой. Будучи в Новой Зеландии, она познакомилась с Лидьярдом, который подарил ей книгу Гилмора «Бег ради жизни» со своим автографом. Вернувшись домой, Кравченко всем и каждому рекомендовала закаливать свой организм бегом на длинные дистанции. Не избежали уговоров и члены экспедиции. Но никто из ребят не следовал ее советам, ссылаясь на то, что они все чувствуют себя прекрасно и так.
«Погодите, когда вам перевалит за сорок, вы будете чувствовать и сердце и легкие», — говаривала Кравченко.
«Это западным людям бегать надо, — спорил с ней Христофор Горохов. — У них автомобили, электробыт. А нам, русским людям, приходится все на своих двоих. Поглядите, утром и вечером все бегут по улицам с полными авоськами, сумками, портфелями. Разминка почище лидьярдовского бега трусцой. Какая там трусца! Галопом бегают…»
Но Анна Ивановна, убедившись в тщетной попытке увлечь своей идеей кого-нибудь из членов экспедиции, продолжала совершать почти каждодневные пробежки в одиночестве.