Если покинешь меня - Зденек Плугарж

В неясном мерцании отраженного света, который проникал в каземат через два решетчатых оконца, на Вацлава уставились полные ужаса и скорби глаза Гонзика. Его круглый подбородок дрожал мелкой дрожью. По судорожно подергивающемуся лицу медленно текли две крупные слезы.

2

Беглецы стояли в просторном холле здания в Мюнхене: травертин, мрамор, за стеклянной стенкой справочного бюро блондинка с холодным, безразличным лицом манекена… Через широко распахнутую дверь было видно, как снаружи разворачивался автомобиль, только что привезший чехов из Регенсбурга. Машина вскоре исчезла, оставив после себя сизый дымок. Узкие, ввалившиеся глаза Ярды на пожелтевшем лице ожили. Он лихо подтянул штаны на отощавших бедрах и сказал:

— Ну, вот она, последняя ступень в рай. Если мне в этом германском рейхе что-нибудь и понравится, то уж, во всяком случае, не полиция. Это точно.

— Теперь мы могли бы преспокойно, смотаться отсюда, — прищурив глаза, сказал Гонзик, Его тонкие розовые руки, поросшие золотистыми волосками, беспокойно задвигались.

— Без продовольственных карточек, без гроша в кармане, а главное — теперь, когда мы наконец у наших! — Вацлав подошел к окошку справочного бюро, куда сопровождавший полицейский положил их документы.

— Second floor[11], комната двести пятнадцать, подождите в коридоре, пока вас не вызовут, — протянула девица и сощурилась от дыма сигареты. У нее были длинные ресницы.

Юноши стояли перед ней в изумлении, не в силах отвести глаз от ее губ, густо накрашенных лиловой помадой, светло-русых пышных волос, ниспадавших до плеч, от тонких дужек ее бровей. Ведь их одежда все еще была пропитана стойкой вонью тюрьмы, их уши, казалось, слышали звякание ключей в руке надзирателя, шум воды в клозетах тюремных камер, усиленный великолепным резонансом тюремного здания. И вдруг перед ними лицо кинозвезды. Мир свободы и роскоши! Передовой пост настоящего Запада!

— Полный вперед, boys![12] — опомнился первым Ярда и ни с того ни с сего хлопнул по спине Гонзика, выбив столб пыли из его помятого пиджачка. — Надеюсь, старый шакал, ты опять нацепишь свои ржавые кольты, на случай встречи с полицией.

— Я бы с таким койотом, конечно, поговорил бы свинцовым языком, — усмехнулся Гонзик и подхватил под мышку потертый, истасканный портфель.

Небрежной походкой, не спеша двинулись они вверх по широкой лестнице на второй этаж. Ярда и Гонзик с видом людей, умудренных житейским опытом, приобретенным в тюрьме, опустились в мягкие кожаные кресла, стоявшие в белом коридоре. Из какой-то канцелярии сюда долетали звуки джаза, порой заглушаемые стрекотней пишущей машинки. Вацлав тоже удобно уселся и с облегчением вытянул ноги.

— Слава богу, — сказал он, — самое худшее мы уже пережили. Теперь все будет несравненно проще.

Наконец дверь напротив распахнулась. Показалась гладко выбритая физиономия с квадратным подбородком и сломанным носом боксера. Непропорционально маленькая голова сидела как будто бы прямо на широких плечах. Руки были глубоко засунуты в карманы. На минуту спортсмен перестал жевать своими челюстями.

— Здорово, ребята! — рявкнул спортсмен по-чешски.

Гонзик разинул рот от радостного удивления.

— Я здешний transleiter, переводчик. Можете называть меня Франтой. — В мгновение ока он притянул к себе свободный стул и сел на него верхом. — Что, как там Коширже, мальчики? А не знаете ли вы случайно Анку Полцерову, блондинистую шлюху с Нусельского моста?[13] — Франта протянул парням сигареты, а когда Вацлав отверг их, вытащил серебряную коробочку с жевательной резинкой.

По коридору плавной походкой приближалась девушка с ниткой янтарных бус на шее. В холеных руках — легкая портативная машинка. Девушка равнодушно посмотрела на молодых людей, затем локтем нажала на ручку двери и попыталась ногою закрыть ее за собой, но безуспешно.

— Учтите, — Франта щелчком сбил пепел с сигареты прямо на пол и уставился на свои короткие толстые пальцы с широкими ногтями, — вы поодиночке пойдете на разговор «по душам», как говорят «товарищи». Это будет вроде беседы в отделе кадров. Ну, конечно, — кивнул Франта головой, заметив скептическую улыбку Гонзика, — только немного в другом смысле: то, что там, у коммунистов, вам было бы во вред, здесь принесет только пользу. Наш старик — мировой парень, только вы не вздумайте его водить за нос. — Франта мгновенно вскочил со стула. — Если кто-нибудь из вас меня подведет, мне придется, хотя я этого и не хотел бы, познакомить вас со своими знаменитыми кулаками… — Франта втянул голову в плечи и молниеносно нанес воображаемому противнику сокрушительный удар левой, затем правой рукой и встал в защитную позицию. — Я ведь бывший чемпион Чехословакии в полутяжелом весе! — Франта заржал, как жеребец, продолжая наносить короткие удары, и вприпрыжку, как на ринге, убрался за ту же дверь, из которой вышел.

Из полуоткрытых дверей соседней комнаты донесся девичий смех и английская речь, немного растянутая и шепелявая, — очевидно, девушка была чешкой. Низкий мужской голос передразнил ее, потом оба рассмеялись.

Дверь распахнулась, выглянула девица в янтарных бусах; все еще улыбаясь, она назвала имя Вацлава. Она говорила по-чешски, но с акцентом.

Долгая томительная тишина воцарилась в коридоре. Иногда был слышен стук пишущей машинки, на которой работали где-то близко; издалека доносился меланхолический блюз, приглушенный толстыми дверями. Вот по коридору прошел человек, похожий на еврея, в белом шлеме military police[14]. И время снова лениво потянулось дальше. Но наконец появился Вацлав. Приятели засыпали его вопросами. К их изумлению, Вацлав попросил сигарету — он, некурящий! — и сломал две спички, прежде чем ему удалось прикурить.

Едва они вытянули из Вацлава два-три слова, как в дверях появилась черная физиономия в пилотке.

— Lunch![15]

Ребята не поняли.

— Ам, ам, — оскалил полицейский белоснежные зубы в ободряющей улыбке. — Essen, you understand?[16]

Они спустились за ним на первый этаж в столовый зал, где уже сидели за столом несколько десятков человек — военных и штатских. Полицейские ели, не снимая головных уборов. Чехам подали сандвичи, черное мюнхенское пиво, бифштекс с яйцом и натуральный кофе.

— Я бы отсюда вовек не ушел! — воскликнул Ярда. — Жаль, что я, остолоп, не умею по-английски, а то пристроился бы здесь переводчиком, заарканил бы ту самую кобылку с длинными ресницами, которую мы сегодня видели в холле.

Приведший их негр обедал за соседним столиком. Вероятно, поэтому Вацлав молчал.

— Ты не хочешь? Давай-ка сюда, — обрадовался Ярда, когда Вацлав вялым движением отодвинул тарелку.

После обеда вызвали Гонзика, а за ним и Ярду. Он пробыл на допросе дольше всех и вышел развинченной походкой, приглаживая ладонями волосы.

— Курите, ребята! — Ярда выложил из кармана горсть американских сигарет.

— Что он от тебя хотел? — спросил Гонзик.

Ярда сквозь облако дыма искоса посмотрел на Вацлава, склонил голову к плечу и прислушался.

— Прекрасный джаз! — одобрительно сказал Ярда и начал отбивать такт.

Однако Гонзик не отставал.

— Так что же он все-таки от тебя хотел?

Ярда в такт синкопам подергал плечами.

— Так себе, ничего особенного… Нет ли у меня на совести чего-нибудь: изнасилования, вооруженного нападения, ограбления. По глазам было видно, что такие проделки ему бы очень понравились. Я признался, что на производстве воровал запчасти к автомашинам и продавал их. «Слабовато», сказал он мне. Вот вам, бедняги! — Ярда бросил ча стол кусок шоколада.

— Nestlée, Swiss made[17], — с ужасающим произношением по слогам читал Гонзик. — Это ты получил за воровство на фабрике? — спросил он.

Его короткие пальцы с обкусанными ногтями неловко орудовали с оберткой. «Вот это да! Не сравнить с нашими соевыми бобами».

— Что ты еще рассказывал? — вяло спросил Вацлав и отломил кусочек шоколада.

— О Шкодовке[18] — все. Ее я знаю как свои пять пальцев. О службе в армии тоже доложил, что мне известно. Я же старый служака… — Ярда выпятил грудь и с улыбкой отдал честь. — Жаль только, не всех знакомых коммунистов я смог вспомнить. Сегодня я не усну, ребята, три чашки черного кофе с ромом! Эх, черт возьми, о нашем завкадрами я не сказал ни слова! Этому, если бы до него добрались, следует задать перца… old boys…

Вацлав внимательно посмотрел на Ярду и опустил руку с кусочком шоколада, так и не попробовав его.

— Три чашки кофе с ромом, шоколад, сигареты, — иронически произнес Гонзик, скатывая между ладонями шарик из станиоля. — А мне полковник дал одну сигарету, тебе — вообще ничего, — кивнул он в сторону Вацлава.