Боренька. Одна судьба, две семьи, две трагедии (основано на реальных событиях) - Сергей Майер

– Сколько – обречённо спросила Алевтина Геннадьевна.

– Для вас, – это много. Но если постараться занять, или попросить у родственников…

– Олег Павлович, сколько надо? Не терзайте меня, скажите, сколько вам нужно? – умоляюще смотрела женщина.

– Примерно, двадцать пять тысяч, – но это не мне, а в налоговую. Мне от вас, честно, ни копейки не нужно. Я вам даже больше скажу…

Олег Павлович повернулся в большом кожаном кресле, и открыл какой-то ящик в столе, что-то секунду поискал, и вынул на свет купюру

– Алевтина Геннадьевна, милая, я много повидал. Но сейчас я вижу искреннего человека. Я, правда, хотел бы вам помочь, но в моих силах вам дать только совет. И это…

Олег Павлович протянул купюру

– Пусть это будет маленькой толикой для счастья малыша. Возьмите, это честно заработанные мною деньги, не думайте ничего плохого. Я вам помогу, но дело за вами.

Алевтина Геннадьевна встала со стула, взглянула на купюру, медленно взяла пятитысячную бумажку и тихо пошла к двери, и, выходя из кабинета, тихо произнесла: спасибо.

*** *** ***

Был обычный летний день. Двое постовых сидели в машине с открытыми дверками, играло радио, советская музыка. Скорость потока была не велика, тем более, что и машин на дороге можно было посчитать по пальцам, проезжающих в час.

– Егор Дмитрич, что-то нет навара, может ну всё это?

– Да успокойся ты! Одно другому не мешает. Знаешь, вчера пост Грачёва сколько срубил, а?

– Да слышал уж. Все уши мне прожужжали. Пойду, посмотрю, может, что подозрительное увижу?

– Серёга, ты и подозрительное – вещи не совместимые, – хохотнул сержант.

Но летейнант Максимов Сергей вышел из машины ДПС, подтянулся, улыбнулся солнцу. Лето, хорошая пора для отдыха. Но работа есть работа, и отлынивать от неё нельзя. Посмотрев по сторонам, Сергей пошёл в кусты, и оформил лужицу, словно кот, метящий угол. Подходя к дороге, Сергей смотрел, может, кто нарушит правила, и тормознуть. И ему повезло, словно экстрасенс он притянул к себе желаемый результат. Не мешкая секунды, Сергей достал радар, и двухсекундное нажатие клавиши, выдало результат 43 км/ч, при положенных сорока. Дело оставалось за малым. Жезл постового, словно зебра на дороге мелькнула тенью, но превышающий скорость автомобиль не собирался останавливаться. Спохватившись, Сергей запрыгнул на своё законное водительское сиденье, ещё не закрыв дверь, включил зажигание мотора, и уловил жаркий взгляд Егора Дмитриевича, который тут же закрыл свою дверь, автомобиль сорвался с места.

Правда погоня была менее чем захватывающая. Меньше чем через полкилометра, впереди идущая серая иномарка пару раз вильнула в разные стороны, и начала тормозить. Ещё через двести метров иномарка остановилась, и тут же передние стёкла дверей опустились, что можно было понять по отблеску боковых зеркал.

Оставаясь на водительском сиденье, Сергей глубоко дышал. Егор Дмитриевич, похлопав по правой ноге Сергея, сказал:

– Сиди, я схожу, разберусь. Если что махну.

Сергей кивнул в ответ, и нервно расстегнул верхнюю пуговицу сорочки. Выдохнул. Вроде всё нормально. Потом Сергей задумался, пригляделся к номерам на бампере Хонды. Егор Дмитриевич стоял полубоком, и не было видно совершенно ничего. Сергей открыл бардачок, и посмотрел ориентировки: в последней строке числилась серебристая Хонда. У Сергея мелькнула мысль, и только он открыл дверь, как летейнант направился к нему, а Хонда начала движение.

– Тормози! – крикнул Серёга, – Тормози, говорю! Но было уже поздно. Егор Дмитриевич спокойно подошёл к Сергею, который со злости плюнул на горячий асфальт, и машины след простыл.

– Всё нормуль, Серёга! Вот! – смеясь, показал Егор напарнику несколько красных купюр.

– Какого чёрта, Дмитрич! Ты хоть документы проверил? – не переставал злиться Сергей – Ориентировки надо читать!

– Да у нас и нет ничего такого, – уже не весело, но спокойно отвечал старший по званию

– На-ка, полюбуйся! – Сергей словно прилепил на грудь лист формата А4.

Ухмыльнувшись, сержант неохотно взглянул мельком на лист, и, не дойдя до последней строчки, спросил:

– Ну и что? Подумаешь мажоры, я одного почти знаю. А ещё вот, – уже улыбаясь, снова достал розовые купюры. Теперь можно было различить четыре бумажки. – Половина твоя…

– Не надо. Ладно, давай. Если бы не я, ты бы так и торчал здесь. Дай лучше ручку, мне надо записать кое-что, и ориентировку.

– Ладно, Серёга! Не расстраивайся, рано или поздно попадут они впросак. Только бы не к Грачёву.

– Ты лицо запомнил, Дмитрич? – записывая в конце ориентировки номер иномарки, спросил Сергей.

– Какое именно?

– То есть, какое?

– Ну, их двое было. Один за рулём, другой рядом. Обычные парни, кроме того, что водитель с доверенностью, а хозяин сидит рядом, да и запах какой-то странный, типа свежий и сладкий.

– Егор Митрич, ёпэрэсэтэ! Меня надо было позвать! Ну, наверняка эти мажоры с травкой, и скорее всего, именно те, кто в нашей новой ориентировки. Кса-ати… – Сергей снова открыл бардачок и вынул ещё пару листов, но с изображением лиц, как фоторобот

– Посмотри, похож на кого-нибудь? – спросил Сергей, протягивая один их двух портретов. Егор Дмитриевич всмотрелся в лист, ухмыльнулся, и ответил:

– Вообще похож, конечно, на того, который рядом сидел, как его там… Миха, нет, Макс. Да точно: Макс, Максим Переверзев. Так он и есть хозяин нашей Хонды.

– Отлично! Дмитрич, молодчина! Я его пробью, отдам знакомому одному.

– Ну, тогда, поехали? – ухмыльнулся сержант

– Поехали!

*** *** ***

– Алевтина Геннадьевна, вы уверены? Вы уверены, что сможете работать с детьми? – спрашивал Игнат Фёдорович.

– Игнат Фёдорович, дорогой. Пожалуйста, возьмите меня! – уверяла она.

– Мы можем вас взять внештатным сотрудником, но тогда полной оплаты не будет, понимаете…

– Не надо, мне ничего не надо. Только…

– С этого места поподробнее, – прервал директор детского дома, – Меня именно интересует, почему вы, заслуженный педагог, проситесь работать, да ещё и за гроши?

– Ой, я прям, не знаю, как сказать.

– Скажите уже, так как оно есть. В чём корысть?

– Что вы, что вы? Какая корысть. Беда у меня. Внучок, родной внучок, – Алевтина Геннадьевна так и села на рядом стоящую скамейку, и всхлипнула.

– Не надо, не надо, – засуетился Игнат Фёдорович, и налив стакан воды из графина, подал женщине, – попейте воды, успокойтесь.

– Поймите меня, Игнат Фёдорович, дорогой, миленький! – женщина всё всхлипывала, давясь от бегущих по лицу слёз. – Внучок мой, Боренька. Сюда его определили. Рядом буду, помогать, присматривать за ним…

– Угу. Понятно. Да теперь понимаю. Понимаю, кто вам предложил.… Кстати, что это за мальчик, как вы сказали, Богдан?

– Боренька. Борис. Борис Алексеевич Березин.

– Да-да-да. Читал дело. Но ведь мальчика определили как полного сироту?

– Да, так получилось. Родители умерли. Отца убили, а Лена, Лена, – Алевтина Геннадьевна стала совсем нисходить на слёзы, и громкие всхлипывания стали слышны за стенами кабинета. Игнат Фёдорович присел рядом, и приобнял её.

– Успокойтесь, успокойтесь, голубушка. Поможем как-нибудь, поможем…

*** *** ***

Вот уже, который месяц Алевтина Геннадьевна работала в детдоме. Её прозвали баба Аля, и почти ежечасно к ней обращались то воспитатели, то медработники, грузчики, дворники, и, конечно же, дети. Дети были разными, от мала до велика. Но больше всего Алевтина Геннадьевна находилась с самыми маленькими. Сам Игнат Фёдорович разрешил находится ей рядом с внуком. И она была этому безумно рада. Тем более что Алевтина Геннадьевна была внештатным сотрудником, но больше других она находилась на рабочем месте. Она исполняла все свои обязанности, и даже больше, делала то, с чем другие не справлялись: могла определить, из-за чего плачет ребёнок, куда спряталась маленькая Юля, или бегать и искать самого Игната Фёдорова, чтобы принять благотворительность, или встретить людей, которые хотят взять себе ребёнка на воспитание. Их она боялась. Нет, не боялась она за себя, но сторонилась, и пыталась сделать так, чтобы они не увидели Борю.

Алевтина Геннадьевна сильно переживала, и часто, находясь в одиночестве, тихо плакала. Слёзы были от всего, но больше всего она боялась, что рано или поздно Борю заберут. Заберут навсегда. Или ещё хуже: женщина стала замечать, как сильно она сдала здоровьем, похудела на десяток килограмм, на лице морщины стали более глубокими, а глаза печальными. Она понимала, что Боря всё равно останется один, рано или поздно. Она понимала, что наступит момент, и её не станет, и никто не сможет помочь Боре в тяжёлую минуту. Рано, или поздно…

*** *** ***

– Я надеюсь, вы понимаете, зачем я вас вызвал?