Проклятие черного единорога. Часть третья - Евгения Преображенская

Монотонное и однообразное пение становилось громче, а потом вдруг замерло. И в этой тишине проснулся гулкий барабанный бой. Через мгновение, словно росчерки звёздных искр на чёрном полотне неба, к нему присоединились скрипки и флейты.

Одна из обнажённых дев у подножия холма вступила низким, пронизывающим до самых поджилок голосом. За ней — другая и третья… Когда очередь дошла до Индрика, пела уже вся толпа. Однако голос хозяина праздника не смог бы заглушить даже гул урагана.

Невысокий и худощавый в обычной жизни — сейчас он возвышался над собравшимися подобно великану. А его голос… Дженна от восторга забыла как дышать. Сколь бы искусна ни была она сама в пении, но подобную мощь не могла себе даже вообразить. Сравниться с ней могла разве что музыка Верховного жреца Единого…

Таёжные чащобы Севера и его бескрайние равнины, острозубые вершины гор и звонкие реки сплетали свои мелодии с песней музыканта. Грозный рокот высокогорных рек и вой буранов перемежались в его голосе с мягким говором морского прибоя и шёпотом ветра в листве дубрав.

Индрик пел для них. И в тоже время он нёс их глас всем собравшимся на холме и подле него…

Индрик пел, стоя спиной к костру. В его волосах, на плечах и груди красным золотом переливалось зарево пламени. Глаза его горели янтарным светом. Он был прекрасен!

Мужчины и женщины по очереди стали спускаться вниз. Какой-то воин остановился неподалёку от Дженны. Он бросил на землю перевязь и ножны с мечом. Сняв с себя кожаную куртку, сапоги, штаны и бельё, мужчина направился обратно к костру…

Заставив себя перестать рассматривать многочисленные шрамы на его голой спине и бёдрах, чародейка покосилась на оставленное оружие. Отметив, что рукоять меча поблескивает серебром, девушка задумалась. Интересно, есть ли среди здешних ведьмаков те, кто знал Летодора? Дошла ли до них весть о смерти товарища?

Она перевела взгляд на своего учителя. Сайрон сохранял невозмутимость. Ему как будто даже было скучно.

— Что бы ни было, я запрещаю тебе участвовать, — произнёс маг. — Твоё тело не готово к подобным упражнениям. И никому не рассказывай о том, что увидишь сегодня…

— …Очень надо, — шумно выдохнула Дженна, поднявшись. — Да и смотреть на это мне тоже не больно-то хочется…

— Уходить от меня далеко тоже не советую, — предупредил мужчина. — Вскоре гости нашего друга начнут разбредаться по лесу. И не забудь о нечисти, это и её праздник тоже. Поспать нам с тобой вряд ли удастся, так что наблюдай… — учитель взглянул на Дженну снизу вверх, и его ледяной взгляд остудил её возмущение. — Но наблюдай не глазами, — добавил Сайрон, коснувшись пальцами своего лба. — Смотри здесь… Постарайся различить рисунок, что ткут эти люди, нелюди, колдуны и ведьмы своими голосами, танцами… и прочими действиями.

Чародейка послушно села на место, обхватив колени руками.

— А говорят, что у ведьмаков только хвостики, — прошептала она. — Обманывают же…

— Всё относительно, — кивнул Сайрон. — И порой что-то малое способно стать центром Вселенной. А то, что снаружи кажется непонятным, отвратительным или безнравственным, по сути, является важным звеном в круговороте витали… — он посмотрел на девушку. — Я слышал, как в Айваллине ты пела о смерти, Дженна… Это была удивительно красивая песня. Однако песнь жизни не менее прекрасна. И исполняют её не только губы…

— Тогда почему ы не участвуете? — задала ученица измучивший её вопрос.

— Это не мой праздник, — коротко ответил маг.

— Если это не наш праздник, то зачем мы здесь? — проворчала девушка. — Я вовсе не осуждаю подобное поведение. Пусть любятся себе на здоровье! Но подсматривать… Неловко мне… Любовь — это же личное…

— Любовь, — повторил мужчина, улыбнувшись, — это витали. Акт обмена витали бывает разным… Возможно, ты знаешь его как танец двоих, к которому подталкивает желание их личного рода. Сейчас же мы видим нечто большее… часть единого танца природы. И этот танец совершается для поддержания силы всего края.

— Всего края, значит? — недоверчиво хмыкнула Дженна, наблюдая за нагой ведьмой, ведущей за руки своих партнёров. — Разве можно любить незнакомого человека или сразу двоих? Не знала, что роду нужна такая любовь…

— И вновь ты делишь единое на душу и тело, — проговорил Сайрон. — Любовь на всю жизнь или на одну ночь, с одним или с несколькими — это любовь. Даже Маргу нужна Куолума. Где нет витали любви — нет ни жизни, ни смерти… — его голос стал тише. — И там появляется пустота. Пустота страшна даже в том случае, если ты сохраняешь верность партнёру всю свою жизнь… Когда пустота касается рода, он погибает.

— Пустота… — Дженна вздрогнула, пытаясь припомнить что-то важное, но красивые голоса эльфов отвлекли её. На миг девушке показалось, что один из поющих ей знаком…

— Ты хочешь посмотреть на Златоясень, — напомнил Сайрон. — Сиды и эльфы его называют Сэасим или древо Любви… Саму же страну Ферихаль населяют демоны, питающиеся энергией любви, и феи, использующие волшебство очарования. Как женщина, ты вправе избегать отношений с мужчинами. Но как маг ты должна знать природу вещей и видеть их суть… — он поднял бровь. — Неловкость не должна стать твоей слабостью. Так что смотри внимательно, смотри и не отворачивайся, — приказал маг. — Это важный урок.

Гости Индрика кружились и пели: одни просто держались за руки, другие — обнимали друг друга. Но постепенно их голоса становились всё тише, а ласки — горячее. Осенний воздух сделался таким жарким и вязким, что стало трудно вздохнуть.

Чародейка вспомнила Серый лес, насильников — и зажмурилась, изо всех сил стараясь взять под контроль охватившие её эмоции. Но многоголосые мелодии новых песен врывались в её сознание, словно голодные языки пламени — в прохладную темноту леса. Рисунок витали жизни ускользал от девушки, а под веками алело лишь зарево пожара. И чем ярче оно становилось, тем ощутимее были прикосновения леденящего душу страха.

Дженне хотелось убежать, далеко-далеко, чтобы не слышать и не видеть. Как бы прекрасна ни была эта «песнь жизни», она ей чужая… сама Дженна — чужая в этом мире! Когда девушка решилась приоткрыть глаза, то увидела, что светлый образ чудаковатого певца Индрика переменился.

Его изящное поджарое тело обрисовывали не тени ночи и не блики огня, но синие и золотые ленты магии. От головы в стороны расходилось оранжевое сияние, а кудри топорщились, будто рога… И, дополняя жутковатую картину, вокруг хозяина праздника кружились и отплясывали полуголые мужчины и женщины с самыми настоящими рогами на голове и перепончатыми крыльями за спиной!

— Север — не Страна вечного лета, — услышала девушка