Шарф - Игорь Сапожков

— Нет спасибо, я и чай тоже не буду…

— Ну что вы, чай обязательно будете, я его особо завариваю, вот увидите, вам понравиться. Да к тому же у нас есть очень вкусное варенье из крыжовника. Я пойду поставлю чайник, — она проворно поднялась и вышла в кухню.

Миша остался один. В комнате было одно большое окно, его нижняя часть была покрыта голубоватым инеем. На журнальном столике у окна, замысловатым пасьянсом, была разложена колода карт. На кресле лежали вязальные спицы и моток мохнатых ниток. Миша подошёл к набитому книгами шкафу. На одной из полок в металлической рамке стояла чёрно-белая фотография — молодой человек в лётном комбинезоне и пилотке держал за руку девочку с косичками, а рядом в накинутой на плечи короткой, кожаной куртке, облокотившись на ствол берёзы, стояла очень красивая молодая женщина. В её руках был огромный букет полевых цветов. Глаза женщины были чуть прикрыты и создавалось впечатление, что она наслаждается ароматом букета.

— Это в Карелии, Георгий там служил 10 лет после окончания военного училища… — пояснила вернувшаяся в комнату Елена Борисовна, — а Ольга работала учительницей в поселковой школе, да ещё и библиотекарем по совместительству. Виктории здесь четыре годика… Чай будет готов минут через пять! — она принялась собирать карты со столика.

— Привет Миша! — из-за спины раздался голос девушки.

Миша оглянулся, в комнате повисла тишина, она длилась всего несколько секунд, хотя оставила ощущение вечности.

— Ну что же вы замерли, дети, — прервала тишину бабушка, — помогайте накрывать стол! Как там отец?

— Я не стала ему рассказывать, не хотела волновать.

— И правильно… — Елена Борисовна накрыла столик золотистой скатертью, — где же Ольга, она должна уже быть.

— Мама звонила с типографии, она будет с минуты на минуту.

Бабушка продолжала расставлять на столике блюдца, чашки и чайные ложечки, Вика принесла салфетки. Внезапно они услышали скрежет ключа в замочной скважине и в прихожую стремительно влетела женщина. Она, как была в шубе и сапогах, влетела в комнату, подошла очень близко к Мише, заглянула ему в глаза, прижала его к себе и заплакала. Её плечи судорожно тряслись.

— Спасибо тебе, Миша… Спасибо… Спаси… — слова растворились в слезах.

Вокруг её сапог, от быстро таявшего снега, образовалась маленькая лужица, а она его всё не отпускала. Вскоре плакали уже все три женщины.

Потом пили чай.

— Это просто чудо какое-то, что ребёнок не подхватил пневмонию, — женщины разговаривали друг с другом, — ей надо бы посидеть дома несколько дней, ромашку поить…

— Может быть витамины какие-нибудь? Мама, ты звонила Юрию Константиновичу?

— Ах да Оленька, как же я забыла тебе сказать, конечно звонила, он заедет как только освободится, у него приём до четырёх…

Они продолжали разговаривать, потом одновременно поднялись и ушли в кухню, прихватив с собой остывший чайник.

— С тобой правда всё в порядке? — спросил Миша когда они остались одни.

— Мне было очень страшно… Никогда не думала, что ледяной водой можно обжечься, будто кипятком, — она задумалась.

— Я был на берегу сегодня утром.

— …

— Я там сумку забыл с саксофоном…

— А шарф? — Вика наконец-то улыбнулась.

— И шарф… Его теперь носит Доктор! — Миша тоже улыбнулся.

Потом опять пили чай, он действительно был очень вкусный и ароматный.

— Ну а теперь объясни доченька, как ты всё же оказалась на льду? — никак не унималась Ольга.

— На льду… — Вика произнесла это таким тоном, что окно затянулось инеем до самого верха

Хотя до Нового Года было ещё четыре дня, десятиклассники уже не учились. Вечером должна была состояться новогодняя дискотека в актовом зале. Ученики расставили стулья вдоль стен, перенесли из зала в учительскую гипсовый бюст Ленина и знамя школы, украсили окна цветными гирляндами и снежинками. Тем временем, музыканты школьной группы «Волчий Билет», расставили на сцене огромные динамики и настраивали инструменты. Раньше группа звалась «Второй Год», но это название настораживало педсовет и родительский комитет школы, группу пришлось переименовывать, музыканты легко согласились с альтернативой. Какофония звуков разносилась по всей школе, наполняя аудитории и кабинеты праздничным настроением. Дедом Морозом, по традиции нарядился завхоз школы — Пётр Петрович Хват. За долгие годы работы в школе, он так свыкся с этой ролью, что вёл себя, как Дед Мороз и в будние дни — два раза в неделю, с работы домой он нёс на могучих плечах, огромный мешок. Пётр Петрович с самого утра по-хозяйски обходил школу в красном халате подшитом бутафорским мехом и валенках, отдавая чёткие распоряжения. Дети его любили, но побаивались, педагоги уважали и тоже побаивались; до работы в школе Пётр Хват служил прапорщиком комендантского взвода внутренних войск. Снегурочкой, так же по традиции, была назначена повариха — тётя Зина, на её голубой шубе пуговицы каждый год переставлялись ближе к краю.

После обеда школа гудела, как разорённая голодными медведями пасека. В столовой стоял терпкий запах хвои, школьники заканчивали наряжать ёлку. Этим руководил директор школы — тучный, похожий на Карла Маркса без бороды, мужчина. Он придирчиво обходил дерево со всех сторон и указывал на пустые места, которые необходимо было заполнить игрушками. Украшение ёлки входило в завершающую стадию, когда парторг школы, внимательно наблюдавший за мероприятием, вдруг заметил, что не установили верхушку. Наклонить, увешанную шарами и лампочками ёлку, было не возможно.

— Где начальник пожарной охраны? — директор обратился сразу ко всем.

— На похоронах, — за всех ответила учительница русской литературы.

— На своих?

— К сожалению нет…

Тогда принесли лестницу-стремянку и позвали самого рослого ученика школы, Стёпу Бугаенко.

— Учитывая твои успехи в успеваемости и поведении, я бы с тобой в разведку не пошёл, — обратился директор к Стёпе, — но выхода у нас нет.

— Не понял… Война что ли? — Бугаенко раздвинул дюжие плечи. — Китайцы?

— Ну до этого пока не дошло, хотя всё возможно, обстановка очень напряжённая, на границе не спокойно… Но об этом позже. Сейчас у тебя появится возможность доказать всему коллективу, что ты не зря посещал школу десять лет, — директор дрожащими руками вручил Стёпе верхушку в форме красной звезды и нервно кивнул подбородком в сторону ёлки, — справишься?

— А то как жеж…

Учительница русской литературы выразительно кашлянула и закатила глаза.

— Попробуй ответить ещё раз, — директор сделал паузу, — ты справишься?

— Ну, я же да…

Директор глубоко вздохнул, по-отечески похлопал Бугаенко по аршинной спине, двумя руками для страховкии взялся за стремянку и тихо сказал: «Пошёл!» И Стёпа пошёл. На него с надеждой смотрели десятки глаз, в столовой установилась космическая тишина, казалось было слышно, как на кухне между кастрюль, снуют наглые тараканы. Лицо десятиклассника отображало гордость и решительность, Степан Бугаенко наслаждался моментом. Он, как водолаз, медленно переставлял ноги, одной рукой он держался за стремянку, другой прижимал к широкой груди, красную звезду. И вот когда Стёпа, поравнялся с верхушкой ёлки, дотянулся до неё рукой и чуть нагнул, чтобы одеть на неё звезду, раздался оглушительный звонок, оглашавший конец урока… Стёпа вздрогнул, стремянка тоже, затем вздрогнули директор и парторг, за ними все остальные. Бугаенко пытаясь удержать равновесие, стремянка под ним жалобно скрипела и ходила ходуном. В тот момент, когда ему это уже почти удалось, из рук учительницы русской литературы выпал томик стихов Веры Инбер. Это окончательно нарушило баланс и Стёпа ухватился за лестницу чтобы не свалиться, предварительно выпустив из руки красную звезду-верхушку. Она будто в замедленном кадре, упала на пол и рассыпалась на тысячу маленьких осколков. Все, как по команде, ойкнули и подняли глаза вверх. С последней ступеньки стремянки, на них взглядом новорожденного, смотрел Бугаенко. Директор присел на нижнюю ступеньку и обречённо опустил голову. Тут к нему подошла Вика:

— Вы не переживайте так, Кирилл Валерьевич, я из дому принесу верхушку, у нас тоже звезда! Здесь напрямую, через реку…

Директор вымучил улыбку, потом разочарованно посмотрел на Стёпу, который категорически отказывался слазить со стремянки.

Вскоре уборщица тётя Дуся пришла подметать осколки, она бережно собирала их в ведро и недовольно ворчала: «Oх распустились, в былые времена за такое вредительство…» Потом с опаской оглянулась, убедилась, что вокруг никого нет и добавила: «Господи помилуй…»

Миша уже было собрался уходить, когда приехал доктор Павленко. Он был старым другом Елены Борисовны и разумеется семейным врачом. Ольгу и Вику он знал ещё до того, как они появились на свет, шутил сам Юрий Константинович. Павленко церемонно поцеловал руку бабушке. Из коридора доносился его низкий голос: