Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым - Народное творчество
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иван гостиной сын
В стольном в городе во Киеве, У славнова князя Владимера Было пированья-почестной пир, Было столованья-почестной стол На многи князи-бо́яра И на русския могучия бога́тыри И гости богатыя. Будет день в половина дня, Будет пир во полупире,10 Владимер-князь распотешился, По светлой гридне похаживает, Таковы слова поговаривает: «Гой еси, князи и бо́яра И все русския могучия бога́тыри! Есть ли в Киеве таков человек, Кто б похвалился на три́ ста́ жеребцов, На три́ ста́ жеребцов и на три́ жеребца похваленыя: Сив жеребец да кологрив жеребец, И которой полонен Воронко во Большой орде,20 Полонил Илья Муромец сын Иванович Как у молода Тугарина Змеевича, Из Киева бежать до Чернигова Два девяноста-то мерных верст Промеж обедней и заутренею?». Как бы большой за меньшова хоронется, От меньшова ему тут, князю, ответу нету. Из тово стола княженецкова, Из той скамьи богатырския Выступается Иван Гостиной сын,30 И скочил на свое место богатырское Да кричит он, Иван, зычным голосом: «Гой еси ты, сударь, ласковой Владимер-князь! Нет у тебя в Киеве охотников А и быть перед князем невольником! Я похвалюсь на три́ ста́ жеребцов И на три́ жеребца похваленыя: А сив жеребец да кологрив жеребец Да третей жеребец – полонян Воронко, Да которой полонян во Большой орде,40 Полонил Илья Муромец сын Иванович Как у молода Тугарина Змеевича, Ехать дорога не ближнея И скакать из Киева до Чернигова Два девяноста-то мерных верст Промежу обедни и заутрени, Ускоки давать кониныя, Что выметывать роздолья широкия. А бьюсь я, Иван, о велик заклад: Не о сте рублях, не о тысячу —50 О своей буйной голове!». За князя Владимера держат || поруки крепкия Все тут князи и бо́яра, Тута-де гости-карабельщики; Закладу оне за князя кладут на сто тысячей, А некто́-де тут за Ивана поруки не держит. Пригодился тут владыка черниговский, А и он-та за Ивана поруку держит, Те он поруки крепкия, Крепкия на сто тысячей.60 Подписался молоды Иван Гостиной сын, Он выпил чару зелена вина в полтора ведра, Походил он на конюшну белодубову, Ко своему доброму коню, К бурочку-косматочку, троелеточку, Падал ему в правое копытечка, Плачет Иван, что река течет: «Гой еси ты, мой доброй конь, Бурочко-косматочко, троелеточко! Про то ты ведь не знаешь-не ведаешь,70 А пробил я, Иван, буйну голову свою Со тобою, добры́м конем, Бился с князем о велик заклад, А не о сте рублях, не о тысячу, - Бился с ним о сте тысячей, Захвастался на три́ ста́ жеребцов, А на три́ жеребца похваленыя: Сив жеребец да кологрив жеребец, И третей жеребец – полонян Воронко, - Бегати-скакать на добрых на конях,80 Из Киева скакать до Чернигова Промежу обедни, заутрени, Ускоки давать кониныя, Что выметывать роздолья широкия». Провещится ему доброй конь, Бурочко-косматочко, троелеточко, Человеческим русским языком: «Гой еси, хозяин ласковой мой! Ни о чем ты, Иван, не печалуйся: Сива жеребца тово не боюсь,90 Кологрива жеребца того не блюдусь, В задор войду – у Воронка уйду, Только меня води по три зори́, Медвяною сытою пои́, И сорочинским пшеном корми. И пройдут те дни срочныя И те часы урочныя, Придет от князя грозен посол По тебя-та, Ивана Гостинова, Чтобы бегати-скакати на добрых на конях;100 Не седлай ты меня, Иван, добра́ коня, Только берись за шелко́в поводо́к, Поведешь по двору княженецкому, Вздень на себя шубу соболиную, Да котора шуба в три тысячи, Пуговки в пять тысячей. Поведешь по двору княженецкому, А стану-де я, бурка, передо́м ходить, Копытами за шубу посапывати И по черному соболю выхватывати,110 На все стороны побрасовати, - Князи-бояра подивуются, И ты будешь жив – шубу наживешь, А не будешь жив – будто нашивал». По сказаному и по писаному От великова князя посол пришел, А зовет-та Ивана на княженецкой двор. Скоро-де Иван нарежается, И вздевал на себя шубу соболиную, Которой шубы цена || три тысячи,120 А пуговки вольящетыя в пять тысячей; И повел он коня за шелко́в поводок. Он будет-де Иван середи двора княженецкова, Стал ево бурко передом ходить, И копытами он за шубу посапывати, И по черному соболю выхватывати, Он на все стороны побрасовати, - Князи и бояра дивуются, Купецкия люди засмотрелися. Зрявкает бурко по-туриному,130 Он шип пустил по-змеиному, Три́ ста́ жеребцов испужалися, С княженецкого двора разбежалися, Сив жеребец две ноги изломил, Кологрив жеребец тот и голову сломил, Полонян Воронко в Золоту орду бежит, Он, хвост подняв, сам всхрапывает. А князи-та и бояра испужалися, Все тут люди купецкия Акарачь оне по́ двору наползалися.140 А Владимер-князь со княгинею печален стал, По подполью наползалися. Кричит сам в окошечко косящетое: «Гой еси ты, Иван Гостиной сын, Уведи ты уродья со двора долой — Про́сты поруки крепкия, Записи все изодраныя!». Втапоры владыка черниговской У великова князя на почестном пиру́ Велел захватить три карабля на быстро́м Непру́,150 Велел похватить ка́рабли С теми товары заморскими, - А князи-де и бояра никуда от нас не уйдут.
Три года Добрынюшка стольничел
В стольном в городе во Киеве, У славнова сударь-князя у Владимера Три годы Добрынюшка стольничал, А три годы Никитич приворотничал, Он стольничал, чашничал девять лет, На десятой год погулять захотел По стольному городу по Киеву. Взявши Добрынюшка тугой лук А и колчан себе каленых стрел,10 Идет он по широким по улицам, По частым мелким переулачкам, По горницам стреляет воробушков, По повалушам стреляет он сизых голубей. Зайдет в улицу Игнатьевску И во тот переулок Маринин, Взглянет ко Марине на широкой двор, На ее высокия терема. А у молоды Марины Игнатьевны, У ее на хорошем || высоком терему20 Сидят тут два сизыя голуб Над тем окошечком косящетым, Цалуются оне, милуются, Желты носами обнимаются. Тут Дабрыни за беду стало: Будто над ним насмехаются. Стреляет в сизых голубей, А спела ведь титивка у туга́ лука́, [В]звыла да пошла калена́ стрела́. По грехам над Добрынею учинилася:30 Левая нога ево поко́льзнула, Права рука удрогнула: Не попал он в сизых голубей, Что попал он в окошечко косящетое, Проломил он окон(н)ицу стекольчетую, Отшиб все причалины серебреныя. Росшиб он зеркала стекольчетое, Белодубовы столы пошаталися, Что питья медяные восплеснулися. А втапоры Марине безвременье было,40 Умывалася Марина, снарежалася И бросилася на свой широкий двор: «А кто это невежа на двор заходил? А кто это невежа в окошко стреляет? Проломил оконницу мою стекольчетою, Отшиб все причалины серебреныя, Росшиб зеркала стекольчетое?». И втепоры Марине за беду стало, Брала она следы горячия молодецкия, Набирала Марина беремя дров,50 А беремя дров белодубовых, Клала дровца в печку муравленую Со темя́ следы горя́чими, Разжигает дрова полящетым огнем И сама она дровам приговариват: «Сколь жарко дрова разгораются Со темя́ следы молоде́цкими, Разгоралось бы сер(д)це молодецкое Как у мо́лода Добрынюшки Никитьевича!». А и божья крепко, вражья-то лепко.60 Взя́ла Добрыню пуще вострова ножа По ево по сер(д)цу богатырскому: Он с вечера, Добрыня, хлеба не ест, Со полуночи Никитичу не у́снется, Он белова свету дажидается. По ево-та щаски великия Рано зазвонили ко заутреням. Встает Добрыня ранешонько, Подпоясал себе сабельку вострою, Пошел Добрыня к заутрени,70 Прошел он церкву соборную, Зайдет ко Марине на широкой двор, У высокова терема послушает. А у мо́лоды Марины вечеренка была, А и собраны были душечки красны девицы, Сидят и молоденьки молодушки, Все были дочери отецкия, Все тут были жены молодецкия. Вшел он, Добрыня, во высок терем, - Которыя девицы приговаривают,80 Она, молода Марина, отказывает и прибранивает. Втапоры Добрыня не во что положил, И к ним бы Добрыня в терем не пошел, А стала ево Марина в окошко бранить, Ему больно пенять. Завидел Добрыня он Змея Горынчета, Тут ему за беду стало, За великую досаду показалося, [В]збежал на крылечка на красная, А двери у терема железныя,90 Заперлася Марина Игнатьевна. А и молоды Добрыня Никитич млад Ухватит бревно он в охват толщины, А ударил он во двери железныя, Недоладом из пяты он вышиб вон И [в]збежал он на сени косящеты. Бросилась Марина Игнатьевна Бранить Добрыню Никитича: «Деревенщина ты, детина, зашелшина! Вчерась ты, Добрыня, на двор заходил,100 Проломил мою оконницу стекольчетую, Ты росшиб у меня зеркало стекольчетое!». А бросится Змеишша Горынчишша, Чуть ево, Добрыню, огнем не спалил, А и чуть молодца хоботом не ушиб. А и сам тут Змей почал бранити ево, больно пеняти: «Не хочу я звати Добрынею, Не хощу величать Никитичем, Называю те детиною-деревенщиною и зашельшиною, Почто ты, Добрыня, в окошко стрелял,110 Проломил ты оконницу стекольчетую, Росшиб зеркало стекольчетое!». Ему тута-тка, Добрыни, за беду стало И за великую досаду показалося; Вынимал саблю вострую, Воздымал выше буйны головы своей: «А и хощешь ли тебе, Змея, Изрублю я в мелкия части пирожныя, Разбросаю далече по чисто́м полю́?». А и тут Змей Горынич,120 Хвост поджав, да и вон побежал, Взяла его страсть, так зачал срать, А колы́шки метал, по три пуда срал. Бегучи, он, Змей, заклинается: «Не дай бог бывать ко Марине в дом, Есть у нее не один я друг, Есть лутче меня и повежливея». А молода Марина Игнатьевна Она высунолась по пояс в окно В одной рубашке без пояса,130 А сама она Змея уговаривает: «Воротись, мил надежда, воротись, друг! Хошь, я Добрыню оберну клячею водовозною? Станет-де Добрыня на меня и на тебя воду возить, А еще – хошь, я Добрыню обверну гнеды́м туро́м?». Обвернула ево, Добрыню, гнеды́м туро́м, Пустила ево далече во чисто́ поля́, А где-та ходят девять туро́в, А девять || туров, девять братиников, Что Добрыня им будет десятой тур,140 Всем атаман-золотыя рога! Безвестна, не стала бога́тыря, Молода Добрыня Никитьевича, Во стольном в городе во Киеве. А много-де прошло поры, много времяни, А и не было Добрыни шесть месяцов, По нашему-то сибирскому словет полгода. У великова князя вечеринка была, А сидели на пиру честныя вдовы, И сидела тут Добрынина матушка,150 Честна вдова Афимья Александровна, А другая честна вдова, молода Анна Ивановна, Что Добрынина матушка крестовоя; Промежу собою разговоры говорят, Все были речи прохладныя. Неоткуль взялась тут Марина Игнатьевна, Водилася с дитятеми княженецкими, Она больно, Марина, упивалася, Голова на плечах не держится, Она больно, Марина, похваляется:160 «Гой еси вы, княгини, боярыни! Во стольном во городе во Киеве А и нет меня хитрея-мудрея, А и я-де обвернула девять молодцо́в, Сильных-могучих бога́тырей гнедыми турами, А и ноне я-де опустила десятова молодца, Добрыня Никитьевича, Он всем атаман-золотые рога!». За то-то слово изымается Добрынина матушка родимая,170 Честна вдова Афимья Александровна, Наливала она чару зелена́ вина́, Подносила любимой своей кумушке, И сама она за чарою заплакала: «Гой еси ты, любимая кумушка, Молода Анна Ивановна! А и выпей чару зелена вина, Поминай ты любимова крестника, А и молода Добрыню Никитьевича, Извела ево Марина Игнатьевна,180 А и ноне на пиру похваляится». Прого́ворит Анна Ивановна: «Я-де сама эти речи слышела, А слышела речи ее похваленыя!». А и молода Анна Ивановна Выпила чару зелена вина, А Марину она по щеке ударила, (С)шибла она с резвых ног, А и топчет ее по белы́м грудя́м, Сама она Марину больно бранит:190 «А и, сука, ты…… еретница-…..! Я-де тебе хитрея и мудренея, Сижу я на пиру не хвастаю, А и хошь ли, я тебя сукой обверну? А станешь ты, сука, по городу ходить, А станешь ты, Марина, Много за собой псов водить!». А и женское дело прелестивое, Прелестивое-перепадчивое. Обвернулася Маринка косаточкой,200 Полетела далече во чисто поле, А где-та ходят девять туро́в, Девять братеников, Добрыня-та ходит десятой тур. А села она на Добрыню на правой рог, Сама она Добрыню уговаривает: «Нагулялся ты, Добрыня, во чистом || поле, Тебе чистое поле наскучала, И зыбучия болота напрокучили, А и хошь ли, Добрыня, женитися?210 Возьмешь ли, Никитич, меня за себя?». «А, право, возьму, ей богу, возьму! А и дам те, Марина, поученьица, Как мужья жен своих учат!». Тому она, Марина, не поверила, Обвернула ево добрым молодцом По-старому-по-прежнему, Как бы сильным-могучим бога́тырем, Сама она обвернулася девицею, Оне в чистом поле женилися,220 Круг ракитова куста венчалися. Повел он ко городу ко Киеву, А идет за ним Марина роскорякою, Пришли оне ко Марине на высо́к тере́м, Говорил Добрынюшка Никитич млад: «А и гой еси ты, моя молодая жена, Молода Марина Игнатьевна! У тебя в высоких хороших теремах Нету Спасова образа, Некому у тя помолитися,230 Не за что стенам поклонитися, А и, чай, моя вострая сабля заржавела». А и стал Добрыня жену свою учить, Он молоду Марину Игнатьевну, Еретницу-….. -безбожницу: Он первое ученье – ей руку отсек, Сам приговаривает: «Эта мне рука не надобна, Трепала она, рука, Змея Горынчишша!». А второе ученье – ноги ей отсек:240 «А и эта-де нога мне не надобна, Оплеталася со Змеем Горынчишшем!». А третье ученье – губы ей обрезал И с носом прочь: «А и эти-де мне губы не надобны, Целовали оне Змея Горынчишша!». Четвертое ученье – голову ей отсек И с языком прочь: «А и эта голова не надобна мне, И этот язык не надобен,250 Знал он дела еретическия!».
Про Василья Буслаева
