Былины. Исторические песни. Баллады - Сборник

Сборник

Былины. Исторические песни. Баллады

Составители А.Калугина, В.Ковпик

В книге, которую мы предлагаем читателю, публикуются лучшие образцы песенного эпоса русского народа: былины, исторические и балладные песни, а также скоморошины. В них в поэтической форме нашли отражение, с одной стороны, историческое сознание народа, идея служения Родине, любви к родной земле, к земледельческому труду, к близким людям, а с другой – обличение врагов, посягающих на Русь и разоряющих города и села, осуждение злодейств, осмеяние человеческих пороков и низменных поступков.

Былины – героический эпос русского народа, восходящий ко временам Киевской Руси, – до середины XX в. сохранялись преимущественно на Русском Севере (Архангельская область, Карелия) в устах сказителей, именовавших эти песни «старинами» или «старинками». Термин «былина» по отношению к ним был введен в употребление в 30-е гг. XIX в. собирателем и издателем фольклора И. П. Сахаровым, позаимствовавшим его из «Слова о полку Игореве» (автор которого ведет рассказ «по былинам сего времени», а не по старинным песням-«славам» в честь князей, созданным вещим певцом Бояном).

Сейчас это может показаться странным, но еще в середине XIX в. наша отечественная наука не располагала сведениями ни о бытовании былин, ни об их исполнителях – и это в то время, когда Богатырский эпос, как мы сейчас знаем, еще был широко распространен на территории России! Причину этого явления можно найти в петровских реформах, в результате проведения которых образованные слои русского общества приобщились к европейской культуре и в то же самое время отдалились от основной массы своего народа – крестьян – настолько, что о русском народном творчестве имели лишь самое приблизительное понятие (а подчас – ио самом языке: не случайно пушкинская Татьяна, «русская душою», «по-русски плохо знала» и «выражалася с трудом на языке своем родном»). Положение стало меняться лишь в эпоху романтизма, пробудившего внимание образованного русского общества к творениям «народного духа», передававшимся изустно в среде неграмотного в своей массе крестьянства. В 1830-1850-е гг. развернулась деятельность по собиранию произведений фольклора, организованная славянофилом Петром Васильевичем Киреевским (1808–1856 гг.). Корреспондентами Киреевского и им самим было записано около сотни былинных текстов в центральных, поволжских и северных губерниях России, а также на Урале и в Сибири, однако эти записи увидели свет только в 1860–1874 гг., когда собрание народных песен Киреевского издавал П. А. Бессонов.

До середины XIX в. былины были известны русскому читателю лишь по сборнику Кирши Данилова, первое (сильно сокращенное) издание которого под заглавием «Древние русские стихотворения» увидело свет в Москве в 1804 г., второе (значительно более полное) – в 1818 г. («Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым»). Считалось, однако, что представленные в этой книге песни уже перестали бытовать в народе. Сама личность составителя этого собрания произведений народного песенного эпоса, равно как и место, время и обстоятельства его возникновения оставались тайной вплоть до недавнего времени, когда трудами ученых, предпринявших обширные историко-архивные разыскания, было установлено, что Кирилл Данилов был заводским мастером в демидовском Нижнем Тагиле. Владея обширным фольклорным репертуаром, он в середине XVIII в. записал его (или продиктовал для записи) по поручению хозяина заводов – Прокофия Акинфиевича Демидова, который, в свою очередь, хотел передать эти песни в качестве важного исторического источника известному историку, академику Герарду-Фридриху («Федору Ивановичу», как его звали по-русски) Миллеру.[1] Весьма вероятно, что Кирилл Данилов оказался за Уралом не по своей воле: в России за иную песню могли сослать «в места не столь отдаленные» и в XX, и в XVIII веке. Думать так заставляет фраза, оброненная П. А. Демидовым в письме Г.-Ф. Миллеру от 22 сентября 1768 г.: «Я достал [эту песню] от сибирских людей, понеже туды всех разумных дураков посылают, которыя прошедшую историю поют на голосу».

Настоящим потрясением для научного мира стало открытие в середине XIX в. живой традиции былинного эпоса, причем недалеко от Санкт-Петербурга – в Олонецкой губернии. Честь этого открытия принадлежит Павлу Николаевичу Рыбникову (1831–1885 гг.), народнику, высланному в Петрозаводск под надзор полиции. Служа в губернском статистическом комитете, Рыбников в 18591863 гг. совершал деловые поездки по губернии, в ходе которых обнаружил десятки знатоков эпоса – сказителей – и записал от них 165 текстов былин, которые опубликовал в 1861–1867 гг.[2] Вот как собиратель описывает свою первую встречу с былинами (во время ночлега на Шуй-наволоке, острове в 12 верстах от Петрозаводска):

«Я улегся на мешке возле тощего костра, заварил себе чаю в кастрюле, выпил и поел из дорожного запаса, и, пригревшись у огонька, незаметно заснул; меня разбудили странные звуки: до того я много слыхал и песен и стихов духовных, а такого напева не слыхивал. Живой, причудливый и веселый, порой он становился быстрее, порой обрывался и ладом своим напоминал что-то стародавнее, забытое нашим поколением. Долго не хотелось проснуться и вслушаться в отдельные слова песни: так радостно было оставаться во власти совершенно нового впечатления. Сквозь дрему я рассмотрел, что в шагах трех от меня сидит несколько крестьян, а поет-то седатый старик с окладистою белою бородою, быстрыми глазами и добродушным выражением в лице. Присоседившись на корточках у потухавшего огня, он оборачивался то к одному соседу, то к другому, и пел свою песню, перерывая ее иногда усмешкою. Кончил певец, и начал петь другую песню: тут я разобрал, что поется былина о Садке купце, Богатом госте. Разумеется, я сейчас же был на ногах, уговорил крестьянина повторить пропетое и записал с его слов. Стал расспрашивать, не знает ли он чего-нибудь. Мой новый знакомый, Леонтий Богданович, из деревни Середки, Кижской волости, пообещал мне сказать много былин: и про Добрынюшку Никитича, про Илью Муромца и про Михайла Потыка сына Ивановича, про удалого Василия Буславьевича, про Хотенушку Блудовича, про сорок калик с каликою, про Святогора Богатыря…»[3]

Ободренные находкой П. Н. Рыбникова, отечественные фольклористы во 2-й половине XIX – начале XX вв. предприняли множество экспедиций, в основном на Русский Север, где были открыты новые очаги сохранности песенного эпоса и от сотен сказителей сделаны записи тысяч былинных текстов (всего исследователь эпоса профессор Ф. М. Селиванов насчитывал к 1980 г. около 3000 текстов, представляющих 80 былинных сюжетов). К сожалению, к нашему времени былины полностью исчезли из живого бытования и являются теперь лишь величественным культурным наследием ушедшего прошлого нашей страны и народа. Условием сохранности былин была полная вера сказителей в правдивость описываемых ими событий (это неоднократно отмечалось фольклористами), в реальность Богатырей, в одиночку побивавших вражеские войска, Соловья-Разбойника, свистом валившего с ног Богатырского коня, крылатого Змея Тугарина и прочих диковин художественного мира былинного эпоса. Потрясения XX в. в мире и обществе, распространение школьного образования, изменение в мировоззрении и быте русского крестьянина разрушили эту наивную веру, и былины были обречены на вымирание.

Особого внимания заслуживает вопрос о соотношении былинного эпоса с исторической действительностью (т. н. «проблема историзма русского эпоса»), вызывавший и в XIX, и в XX веках бурные споры (особенно между историками и филологами).

Основоположник русской исторической науки В. Н. Татищев так писал о былинах в 1730-х гг.: «Хотя оне не таким порядком складываны, чтоб за историю принять было можно, однако же много можно в недостатке истории из оных нечто к изъяснению и в дополнку употребить».[4] Однако в дальнейшем, пренебрегая предостережением Татищева, некоторые ученые-историки излишне прямолинейно и однозначно «привязывали» былинные тексты к данным письменных и археологических памятников, считая, как, например, советский историк академик Б. Д. Греков, что «былина – это история, рассказанная самим народом».[5] Однако надо понимать, что героический эпос в силу особенностей своего «складывания» не отражает исторических событий, а преображает их; песенно-эпическая память народа – не том летописного свода, стоящий на полке, она не хранит деяний прошлого в точности, а представляет собою народное осмысление истории, воссоздание образца устройства общества и государства, и, передаваясь столетиями из уст в уста, изменяется, скрывая историческую первооснову под позднейшими наслоениями. Вот какова, по наблюдениям ученого 1-й половины XX в. профессора Н. П. Андреева, может быть эта «многослойность»:

«В былинах о Владимире рассказывается, например, о том, как к Киеву подступает татарский царь „Батыга“ (или „Абатуище“ и т. п.). В одном из вариантов изображается, как Владимир торопится, по совету окружающих, вызывать Богатыря на помощь: