Капойо (СИ) - Иолич Ася

Аяна проследила за ним глазами. Мальчишки! Интересно, как там близнецы и Сэл? А Ансе? Ему уже десять...

Она вернулась в комнату и достала из сумки рисунок брата. Портрет Конды истрепался по краям и линиям сгиба. Линии смазались. Раньше она трогала его пальцами, но теперь боялась даже дышать.

– Ну что, ищут? – спросил Айол.

– Да.

Аяна смотрела на рисунок, и ей хотелось плакать. Она смотрела так долго, что, отведя глаза, видела теперь везде его лицо: на стене, на полу, на фоне окна и даже на собственных закрытых веках. Тогда она сложила лист и осторожно сунула в сумку, расположив около плоской стороны, которую носила ближе к телу.

– И что, мне теперь просто сидеть и ждать? – спросила она.

– Ну, если хочешь, можешь сходить с нами на площадь и спеть. Правда, денег много не будет. Утро на дворе, народа нет.

Кимат проснулся. Она сходила вниз и купила ему каши и варёное яйцо, а заодно ужаснулась тому, что с неё запросили семь медных за воду для купания.

День прошёл в бесплодном ожидании, а после обеда она наконец помыла голову. Ондео снова превратилась в Аяну, а рубашки и штаны, постиранные в оставшейся воде, приобрели еле заметный приятный свежий оттенок.

Вечером она взяла Кимата в керио и спустилась вниз. Она вывела Ташту и погоняла его по двору, потом потренировала его ложиться и вставать.

– Эй, кира, ты не видела тут ондео? – спросил какой-то мальчишка, вбегая во двор.

– Я ондео, – отозвалась Аяна, резко разворачиваясь и загораясь внезапной надеждой.

– Ты? – спросил тот с подозрением. – В общем, пока не нашли. Ищем.

В комнате, как всегда, горел один светильник.

– Не нашли? – устало спросила Анкэ.

– Пока нет. Может, мне завтра самой поискать?

– Ходить по улицам и спрашивать прохожих? Или заходить в каждую хлебную лавку? Мальчишки наверняка так и делают. Ты только спину сорвёшь на себе Кимо носить.

Аяна развязала керио и выпустила Кимата, поцеловав его в висок. Он искоса взглянул на неё, и почему-то это очень растрогало её.

Она тискала его, пока он не начал возмущаться, а потом принесла ему из трактира похлёбку и кусок мягкой лепёшки, потому что внизу было слишком людно, и смотрела, подперев щёку рукой, как он ест лепёшку, держа её двумя руками.

Следующий день был ещё томительнее. Она ждала, что покажется хоть один мальчишка, чтобы спросить его, как у них продвигается с поисками, но мальчишек не было. Двое приезжих, которые завели лошадей во двор, долго оглядывались в растерянности, потому что никто не подбежал к ним забрать поводья.

– Завтра уезжаем, – сказал Кадиар. – С утра. В десять отходит корабль. Поедешь с нами? Тебе нужно будет сменить комнату, если ты останешься.

– Я хочу найти Иллиру, – покачала головой Аяна. – Я хочу уже найти хоть кого-то, начать делать что-то, а не просто идти и ждать, ждать и идти, понимаешь?

Она вышла во двор и ходила с Таштой, дожидаясь хоть каких-то новостей. Кимат стоял и смотрел на неё в окно, а Чамэ держала его, чтобы он не опирался на стекло. Верховые заезжали во двор и шли в трактир, и седые облака бежали по небу, спеша куда-то вглубь Арная.

Ночью ей приснился Верделл. Он стоял, вихрастый, худой, держа в руках шапку Лойки, вставал на цыпочки и поднимал шапку всё выше, а Лойка прыгала, пытаясь дотянуться, и смеялась. Аяна проснулась расстроенная, и сон всё стоял перед ней. Она умылась и оделась, выглянула в окно, потом спустилась вниз.

Мальчишек не было. Время тянулось. Фургон готовился к отъезду. Кадиар поглядывал на неё, потом подошёл и похлопал по плечу.

– Ну, не печалься. Может, и найдёшь её.

– Мы с тобой прощаться не будем. Мы ни с кем надолго не прощаемся, – сказала Ригрета, обнимая её.

Аяна по очереди обняла всех остальных. Чувство очередной горькой потери захлестнуло её, когда Ригрета, последней поднявшаяся по лесенке, снова помахала ей, закрыла дверь, и Кадиар направил лошадей прочь со двора, в сторону порта.

Она стояла одна, под серым беспокойным небом Арная, держа Ташту за верёвочный ошейник, и рядом лежали мешки, седло и кемандже, а за спиной в керио весело подпрыгивал Кимат.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Беспросветная серость. Она закрыла лицо руками.

– Кирья ондео!

Она резко отняла руки от лица. Перед ней стоял тот самый мальчик, с которым она говорила в первый день поисков.

– Мы нашли. Вроде она. Иллира, да?

Аяна чуть не расплакалась от радости, не веря своей удаче.

– Да, да! Иллира! Веди скорее!

– Я не могу, кирья... кира. Меня и так сейчас будут драть за то, что меня почти два дня не было. Я тебе адрес скажу. Но деньги вперёд. Это не я нашёл, а другой пацан. Так что и мою долю давай, и его.

Аяна радостно отсчитала деньги.

– Адрес?

– Улица Мильдет. Дом в середине. С аркой.

– Где? Где это?

– Во-о-он там, – вытянул палец над головой мальчишка. – Всё. Бывай.

Он моментально скрылся с глаз, стоило только моргнуть. Аяна вытаращила глаза, поражаясь такой прыткости.

Она оседлала Ташту, закинула на него мешки, подхватила кемандже и сумку, потом какое-то время поколебалась, не лучше ли вести гнедого в поводу. Но вытянутая рука мальчишки двигалась по подозрительно высокой дуге, указывая в сторону нужной ей улицы, поэтому Аяна сказала про себя коротенькое слово из списка Верделла, натянула поглубже капюшон и сунула ногу в стремя.

Улочки петляли, узкие, широкие, прямые и изогнутые. А что если она уже проехала нужное место?

– Подскажи, а где улица Мильдет? – спросила она у какого-то мужчины в шляпе, но он пожал плечами и торопливо прошёл мимо.

Она спросила ещё троих, потом свернула на широкую улицу и спросила там, и наконец какой-то парень остановился и показал ей нужную сторону.

– Только это далеко, – сказал он, пытаясь заглянуть ей под капюшон, с любопытством всматриваясь в голову Кимата, торчащую из-под плаща, и сапоги со штанами, торчащие из-под юбки.

Аяна проехала пару районов с высокими домами в три и четыре этажа, потом красивый сквер с ухоженными клумбами, и ещё насколько районов, в которых дома с более просторными дворами постепенно сменились опять прилепленными друг к другу домиками, узкими и на вид настолько же неудобными, насколько живописными. Её приводило в восторг то, с каким изяществом эти строения приспосабливались к ландшафту. Казалось, они выросли тут естественным путём, без вмешательства человека, как, например, древесные грибы разных размеров, густо усыпавшие ствол поваленного дерева.

Улицы виляли вправо и влево, сужались и расширялись, утекали вниз и выныривали наверх по мере подъёма склона. Некоторые улочки были настолько крутыми, что ей приходилось разворачивать Ташту, потому что вместо простой дороги они представляли собой настоящие лестницы, и в одном доме из-за уклона с разных сторон могло быть одновременно два и три этажа, а дверь выходила на ступеньки этой улочки-лестницы. На маленьких каменных балконах стояли цветочные горшки, и лозы нокты полностью скрывали некоторые фасады, раздвигаясь лишь на окнах и проёмах дверей, и то, по всей видимости, не без вмешательства чьих-то сильных рук.

Аяна с любопытством рассматривала бутоны нокты, которые свешивались между густых листьев, готовые вот-вот раскрыться. Она думала, что цветы у нокты такие же небольшие и аккуратные, как и её треугольные листья, но бутоны оказались больше похожи на готовую распуститься цветочную гирлянду.

Несколько раз ей попадались по дороге прямоугольные колодцы, и она с любопытством наклонилась к одному, но отшатнулась, чуть не испугав Ташту: из щелей крышки исходило зловоние нечистот. Она поморщилась, недоумевая, кому в голову пришло сливать помои в колодец.

Она ехала дальше, вбирая носом запахи еды из окон. Судя по всему, тут любили пряную еду, хотя это можно было понять уже по тому, что даже в пышные лепёшки повар в трактире щедро сыпал измельчённые сушёные овощи. Ароматы, которые доносились со всех сторон, заставили желудок мучительно сжиматься, и Аяна ехала, облизываясь и мечтая попробовать чуть ли не каждое блюдо, которое готовили за этими окнами.