«Не все то золото…». Фальшивомонетничество в Российской империи. Вторая половина ХVIII – начало XX века - Алексей Николаевич Алексеев

выпуска новых денег в обращение. В первую очередь фальшивомонетчики стали переделывать 25-рублевые купюры в 75-рублевые. Цифру «2» соскабливали и вписывали на ее место «7». В тексте также выскабливали слово «двадцать» и сверху писали «семьдесят». Номинал купюр, таким образом, увеличивался в три раза. Такая «модификация» 25-рублевых ассигнаций привела к тому, что денежные знаки номиналом в 75 рублей перестали выпускать и изъяли из обращения. 20 июля 1771 года последовал императорский указ: «Повелеваем отныне 75-рублевых ассигнаций более не делать, а делать одни только 100-рублевые, 50-рублевые и 25-рублевые»[53]. Оставшиеся в обращении номиналы было велено выпустить на сумму в 2100000 рублей. Вместе с тем, чтобы не подорвать доверие населения к новой расчетной единице, оставшиеся на руках 75-рублевые ассигнации, даже поддельные, разрешено было обменять на звонкую монету по номиналу. В последовавшем в тот же день еще одном именном указе императрицы говорилось: «Повелеваем всем и каждому, имеющим 75-рублевые ассигнации одного или другого банка, немедленно со всевозможною прилежностию оные рассмотреть, и когда окажутся в том числе подложные, то таковые в столицах наших в банки, а в прочих городах в главные присутственные места приносить, где за них, хотя они подложные, повелеваем платить по 75 рублей за каждую; взносить же их не позже как за 7 дней, считая в каждом месте со дня публикации сего нашего указа»[54] . По истечении же семидневного срока приказано было поддельные ассигнации к обмену не принимать, равно как и совсем уж «грубо-поскобленные» подделки, которые «с первого обозрения всякий то распознать может»[55], а срок обмена подлинных 75-рублевых ассигнаций устанавливался в четыре месяца. Судя по тому, что сегодня ни в частных коллекциях, ни в государственных собраниях таковых ассигнаций не имеется (известен единственный сохранившийся экземпляр из Национального музея Дании), они были полностью изъяты из обращения и уничтожены.

Меры, предпринятые правительством, конечно, не могли сдержать любителей легкой наживы. Фальшивомонетчики-кустари искали способы изготовления подделок, изобретая примитивные «технологии» с использованием доступных материалов. В 1790 году в Екатеринославском наместническом правлении слушали дело губернского регистратора Ивана Перликова и беглого крестьянина Алексея Муравьева, которые обвинялись в намерении делать фальшивые ассигнации. Как свидетельствуют материалы дела, подельники пытались изготовить доску для печатания ассигнаций. На гладко выструганной деревянной дощечке Алексей Муравьев вырезал текст, скопировав его с подлинной ассигнации. Поскольку мастер, по-видимому неграмотный, «ни одного слова рассмотреть не мог, то Перликов, пришед туда, толковал ему обо всяком слове». Попытка не удалась — доска потрескалась. Тогда был куплен большой кусок мела, и Муравьев «оной мел с одной стороны соскоблил гладко и разрисовав стал шилом начерчивать слова, но его художество было неискусно потому, что из мелу выкрашивались крошки и слова были кривы». Наконец, «взяли они, Муравьев и Перликов, небольшие куски глины и мелу и вылепливали те литеры, кои представлены в Управу благочиния, то есть “Москва объяви 1785 году”, и намазывая их чернилами, прикладывали на мокру и суху бумагу, но все сие оказалось неудобным». Как пояснил на допросе Муравьев, «оные слова на бумаге оказались непорядочные, яко то, иные не вышли, а другие вовсе заплыли, то ту глину и бросил под сараем». Неудачей закончилась и попытка имитации денежной бумаги. Иван Перликов «золотообрезную» бумагу «сперва пробовал стирать мокрым пальцем, потом, из совета ево, Муравьева, натирал те листы мокрою губкою, однако кроме порчи бумаги более ничего не сделано»[56]. Оба несостоявшихся фальшивомонетчика были сосланы в Иркутскую каторгу.

Примерно таким же способом пытался наладить выпуск фальшивых ассигнаций иностранец Матвей Христофоров, «прозванием Мелхерд», дело которого рассматривалось в 1797 году в Первом департаменте Псковской палаты суда и расправы. Первые опыты изготовления фальшивок он предпринимал «вырезая наперед на гладких досках перочинным ножиком все круговые литеры и прочее с подлинных имевшихся у него ассигнаций, подлежащие номера и прописи изображал рисовкою карандашом, а после тушью посредством пера, также и имена подписавших подлинныя ассигнации изображал на делаемых им, рисованием чрез стекло пером и тушью». Псковскому купцу Федору Катосову, которого он пытался привлечь в сообщники, Мелхерд показал, как собирался изготавливать необходимую бумагу: «Велел принести для сего бумаги писщей и в бутыли воды, а по приносе спросил пакли, и на столе показывал оное свое искусство, и намочив бумагу, вытирал паклею, и сделав бумагу тонкою». За эти опыты мошенник, получив «двадцать пять ударов с вырезанием ноздрей, и с постановлением на лбу и на щеках знаков», был сослан «в работу в Нерчинск». Купец Федор Катосов был освобожден, поскольку, как записано в приговоре, «совершенных ко изобличению его, Катосова, доказательств не имеется». Не лишена интереса мотивационная часть этого решения: «Дабы напрасного кровопролития не было, тем, что лучше в неизвестии, и не имея точного обличения, виновного освободить, нежели невиновного истязать, то по сему за неимением точного обличения, дело о нем, Катосове, предать суду Божию и положиться во всем на Бога»[57].

Впрочем, это лишь эпизоды начинающего набирать силу подпольного промысла. Вскоре в рапортах провинциальных властей появились сведения о вполне профессиональных мастерских, оснащенных необходимыми инструментами для изготовления фальшивых бумажных денег. Таков, например, список предметов, изъятых в 1820 году при аресте шайки фальшивомонетчиков, действующей в Малороссии: «1. Штемпель для печатания 50 рублевых ассигнаций. 2. При нем 14 штучек свинцу. 3. Витая проволока (найдены в имении подпоручика Выродова). 4. Штемпель для печатания 25-ти рублевых ассигнаций. 5. Штемпель для означения кругов на ассигнациях. 6. Таковой же, величины в половину меньше. 7. Четыре куска шиферной доски, на коей вырезаны слова для означения их вокруг ассигнаций. 8. Девятнадцать штучек нумеров к 50 рублевым ассигнациям. 9. Восемь штучек номеров к 25 рублевым ассигнациям (отобраны у отпущенного на волю помещиком Куликовским Петра Шкамерды). 10. Четырехугольная деревянная доска, в которую вделан штемпель»[58]. А в краткой справке по этому делу, сочиненной в 1-м департаменте Малороссийского Генерального суда говорилось, что способ изготовления фальшивок был «доведен до такой утонченности и усовершенствования, что делаемые тут ассигнации достоинств двадцати пяти и пятидесяти рублевых трудно было уже и различить от настоящих»[59]. Надо заметить, что расследование данного дела раскрыло внушительную сеть производства и распространения фальшивых денег. Изготовление фальшивок началось в Харькове в 1811 году. В рапорте полтавского генерального судьи Сенату, отправленном 24 декабря 1820 года, о выявленных преступниках говорилось: «В губерниях Харьковской, Курской, Орловской, Казанской, Могилевской, Нижегородской, Полтавской, Черниговской, Витебской, Санкт-Петербургской и Калужской чрез собственные признания открыто, по оговорам, подозрениям предано суду 105 человек»[60].

В 1839 году главной платежной единицей России стал серебряный рубль. Государственные ассигнации получили статус вспомогательных денежных знаков, все расчеты и всякого рода денежные сделки было предписано производить серебряными монетами. 1 января 1840 года при Государственном коммерческом банке была открыта депозитная