«Не все то золото…». Фальшивомонетничество в Российской империи. Вторая половина ХVIII – начало XX века - Алексей Николаевич Алексеев

касса, выдававшая вкладчикам серебра билеты на соответствующие суммы. Первоначально это были билеты номиналом в 3, 5, 10 и 25 рублей, позднее к ним были добавлены 50 и 100 рублей. Касса действовала до 1 сентября 1843 года. Затем выпуск депозитных билетов был прекращен. В 1841 году в качестве дополнения к депозитным билетам начался выпуск нового денежного знака: «50 рублей 1841 года. Кредитный билет сохранных казен и государственного заёмного банка». Эти кредитные билеты выдавались под залог недвижимого имущества в качестве ссуды и имели хождение наравне с деньгами. Их можно было обменять на серебро. Таким образом, до манифеста 1 июня 1843 года в стране официально существовали бумажные деньги трех типов: ассигнации, депозитные и кредитные билеты.

Манифестом «О замене ассигнаций и других денежных представителей кредитными билетами» было объявлено об учреждении новых номиналов кредитных билетов и замене ими находящихся в обращении ассигнаций и депозиток. «Государственные кредитные билеты, — говорилось в манифесте, — сверх обращающихся ныне пятидесяти-рублевого достоинства для большего удобства в обыкновенных потребностях общежития, учреждаются в 25, 10, 5, 3 и 1 рубль, по утвержденным Нами формам и подписи <…> Билеты пятидесяти-рублевого достоинства также приготовлены будут по новой форме <…> Впоследствии могут быть выпущены билеты и сто-рублевого достоинства». Из обращения предстояло изъять «государственные ассигнации в числе 595 776 310 рублей, что составляет по учрежденному для них курсу 170 221 802 рубля 85 5/7 коп.»[61] и депозитные билеты на сумму 31 483 257 рублей серебром[62].

Замену денег, «дабы не потрясти народных привычек», предполагалось провести «постепенно, без напряжения и без замешательства в обращении». Сейчас сложно в полной мере оценить, насколько проводимая реформа могла потрясти народные привычки. Но с уверенностью можно утверждать, что выпуск новых денег ни в коей мере не отменил «привычку» их подделывать. Народные «умельцы» продолжали изготавливать исключаемые из обращения денежные знаки. В 1859 году управляющий III отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии секретной депешей известил министра финансов, что по имеющимся у него сведениям «в Москве до невероятной степени увеличилось число делателей фальшивых депозиток»[63]. В короткое время фальшивомонетчиками был освоен и выпуск новых банкнот. В 1858 году санкт-петербургский обер-полицмейстер граф П. А. Шувалов писал министру финансов А. М. Княжевичу: «Милостивый Государь, Александр Максимович. Квартальный надзиратель Евреинов донес мне, что в Витебской и других губерниях появились в большом количестве фальшивые кредитные билеты»[64]. В марте 1862 года киевский генерал-губернатор князь И. И. Васильчиков сообщил в министерство финансов «о выпускаемых злоумышленниками в обращение фальшивых государственных кредитных билетах в большом количестве»[65].

Распространению фальшивок в пределах империи способствовал ряд обстоятельств. О некоторых из них в 1872 году министру финансов М. Х. Рейтерну писали чиновники, являвшиеся профессионалами в деле розыска и расследования преступлений, связанных с подделкой российских денег. Один из них, чиновник особых поручений при министерстве финансов Г. П. Каменский[66], большую часть своей служебной карьеры был агентом министерства финансов в Лондоне и занимался выявлением мастерских, фабрикующих российские кредитные билеты. Другой — майор В. Н. Смельский[67], пограничный комиссар, расследовавший случаи контрабанды фальшивок через русско-прусскую границу. «Главную причину особенного распространения подделок наших кредитных билетов, — писал Г. П. Каменский министру финансов, — должно искать в чрезвычайной легкости сбыта, которая не представляется в других странах»[68]. Отсутствие должного контроля за обращением денежных средств также способствовало внедрению значительного количества подделок в денежное обращение Российской империи. За границей банки инициировали расследование по факту поступления фальшивых билетов, чего не было в России. «У нас, говоря вообще, преследования по фальшивым билетам представляют редкие явления сравнительно с огромной массой их, существующих в обращении»[69], — писал Каменский министру. О том, что в частных банкирских конторах и ссудных кассах возможно обращение фальшивых кредитных билетов писал М. Х. Рейтерну и майор В. Н. Смельский: «…так как эти частные учреждения вне всякого контроля, их действия и деньги никем не проверяются»[70]. Свое утверждение майор повторил в донесении, направленном в министерство финансов в ноябре 1873 года: «Как идет говор, у нас многие из служащих в банках и других подобных учреждениях сочувственно помогают подделывателям к распространению фальшивых билетов. Наши бесконтрольные кассы, частные банки, банкирские и вексельные конторы также указывают как на пункты сбыта фальшивых билетов»[71].

Справедливость этих слов подтверждает донесение управляющего Ржевским отделением государственного банка. В марте 1882 года он известил начальство, что в отделение банка, находящееся под его руководством, часто поступают фальшивые кредитные билеты. Пытаясь разобраться в причинах этого, он выяснил, что «Ржевское отделение Волжско-Камского банка, которое хотя и признает кредитный билет фальшивым, но возвращает его обратно предъявителю для дальнейшего обращения»[72]. В процессе разбирательства артельщик Ржевского отделения Волжско-Камского банка Катаков, отвечая на вопросы управляющего, «объяснил следующее: 1) что в отделении Волжско-Камского банка никогда не арестовывают фальшивые кредитные билеты, а из уважения к публике возвращают ей обратно. 2) при рассмотрении предъявленного ему фальшивого кредитного билета, подтвердил, что билет этот был в их отделении, даже не один раз, а три раза <…> при поступлении фальшивого кредитного билета вторично от одного и того же лица, он желал эти билеты уничтожать, но управляющий отделением Волжско-Камского банка воспретил и приказал возвратить, как это было при представлении фальшивого билета вторично ржевским купцом Ульяном Павловым Поярковым и ржевским купцом Алексеем Григорьевым Сафроновым три раза. <…> 6) в течение 5 летней службы Катакова артельщиком в Волжско-Камском банке, в Ржеве, фальшивых кредитных билетов чрез него прошло 2799 руб. с лишком; в течение 3-х месяцев 1882 г. — поступало рублей на полтораста»[73]. Директор Волжско-Камского банка И. Ф. Досс в письме от 28 июня 1882 года на имя товарища министра финансов П. Н. Николаева категорически отвергал «возможность подобного образа действий» со стороны отделения банка, но в то же время писал: «Если правительству угодно возложить на частные банки обязанность, которая возложена на казенные учреждения (Государственный Банк и Казначейство), — задерживать, для надлежащего освидетельствования, сомнительные кредитные билеты, то справедливость и ожидаемая от такой меры польза указывают, чтобы такое требование было обращено ко всем, без исключения, частным банкам, тем более что на практике эта мера должна встретить противодействие со стороны клиентов частных банков, вероятно, потребует содействия полиции для составления протоколов»[74]. Представляется, что данное замечание свидетельствует, по крайней мере, об отсутствии возложенной на частные банки обязанности задерживать, для надлежащего освидетельствования, сомнительные кредитные билеты.

Неповоротливость российского судопроизводства также способствовала распространению фальшивомонетничества на территории России. Волокита в судах затягивала рассмотрение дел на годы. В 1827–1828 годах сенаторы В. К. Безродный и Б. А. Куракин по высочайшему повелению