Дыхание скандала - Элизабет Эссекс

Антигона сосредоточенно изучала книги, просматривала их снова и снова. Ничего.

Если она не узнает, откуда появлялся этот доход, у нее нет надежды его восстановить. Без этих денег, без твердой финансовой опоры Антигоне Престон нечего противопоставить требованиям матери. Нечего!

Как лаконично сформулировала мама, «лорд Олдридж или богадельня».

Хотя Антигона и была импульсивна и достаточно сердита, чтобы рискнуть и плюнуть в лицо судьбе, но стояла зима, и было очень холодно. Даже холодный дом лучше, чем ничего. И одного взгляда на красивую, хрупкую сестру было достаточно, чтобы поставить Антигону на место и убедить согласиться с возмутительным и лживым планом мамы.

Но прошло чуть больше недели, а ее стойкость уже начала давать трещины. За полчаса второго визита лорда Олдриджа Антигона думала, что сойдет с ума только от того, что сидит в гостиной и выслушивает его нелепые мнения обо всем на свете, начиная от надлежащего ведения охоты до надлежащего способа собирания дорогой, но явно бесполезной коллекции шинуазри. Через час она была совершенно уверена, что умрет, отравившись невысказанным сарказмом. Ах, если бы это было возможно! Она осталась жива.

Год, сказала мама. Минимум — шесть месяцев. Она с ума сойдет. Антигоне хотелось с криком выскочить из комнаты. Потому что она, черт возьми, не слишком хорошо справляется с ролью декоративной куклы. Или хорошей барышни. Или послушной. Или тихой.

Даже святые, с их терпением, кротостью и самоотверженностью, не выдержали бы маминых беспрестанных бессмысленных замыслов. При таком обилии безумия время мало помогало ослабить мощную хватку горя. Антигона отдалась созданию жизнеспособной альтернативы плану использовать лорда Олдриджа. Она писала письма в Аналитическое общество, посылала папины работы. Она изводила поверенного, требуя помощи в поисках источников дохода отца. Она засыпала, уронив голову на расходные книги, которые снова и снова изучала в поисках улики, какого-то противоядия от их бедности. Но ничего не находила. И острая боль крушения надежд только нарастала к концу первых трех месяцев траура, наступил март… ревевший как лев.

Точнее, как львица.

— Нам нужно устроить бал, — объявила леди Баррингтон, властная сестра лорда Олдриджа, восседавшая в лучшем кресле маминой чудесной, но холодной гостиной. — Время идет, люди скоро начнут готовиться к переезду в Лондон на светский сезон. Ничто, кроме бала, не задержит их в провинции. Небольшого бала, разумеется, с учетом вашего траура. Мисс Антигона, какая бы она ни была, должна быть представлена соседям. И конечно, прелестная и восхитительная мисс Престон тоже.

Леди Баррингтон была столь же пухлая, сколь ее брат тощий, но оба отличались одинаковой несгибаемой волей и цепкой, как когти ястреба, хваткой. Мама не смела возражать ей. И бал, как ему и полагается, со всем праздничным великолепием был устроен в обширном бальном зале загородного поместья леди Баррингтон, куда ее милость пригласила семью Престон.

Мама была в приподнятом настроении от перспективы общения с лучшим обществом Западного Суссекса и восточных окраин Гемпшира, но Антигону, «какая бы она ни была», обуревали совсем иные чувства.

Обычно она не возражала против балов. Она любила танцевать. Это одно из немногих дел, наряду с отчаянно смелой верховой ездой, что она действительно делала хорошо. Она не всегда была тиха и не всегда корректна, но всегда отличалась дружелюбием и энтузиазмом. Но опыт Антигоны ограничивался сельскими праздниками, которые устраивали в верхних комнатах постоялого двора «Белая лошадь» на деревенской Хай-стрит и которые сильно отличались от бала в поместье богатого влиятельного лорда, с незнакомыми ей гостями — лордами, леди и мелкопоместными дворянами, приглашенными леди Баррингтон и ее братом.

Бал под эгидой таких, как лорд Олдридж, да еще с целью отпраздновать «договоренность» — это совсем другое дело. Хоть лорд Олдридж и обещал сохранить их сомнительную помолвку в тайне, он явно сделал несколько приватных сообщений. Гнусный человек.

С того момента, когда семейство Престон в лучших нарядах, которые только могла позволить мамина экономия — перешитые муслиновые платья, отделанные новыми лентами, — вышло из кареты, которую лорд Олдридж послал за ними, чтобы преодолеть шесть миль пути в соседний Гемпшир, Антигона почувствовала себя объектом пристального внимания не одной пары глаз, гости перешептывались, прикрываясь рукой или веером. Говорили о ней.

Не впервые в жизни она становилась объектом праздных пересудов — за годы она не раз попадала в переделку, а соседи у них любопытные и говорливые, — но впервые взгляды были если не откровенно злобные, то уж определенно недоброжелательные. Груз всеобщего осуждения висел над Антигоной как мифический дамоклов меч, готовый в любой момент сорваться с тоненького волоска.

И она чувствовала себя нелепо в бледном муслиновом платье. Во-первых, сейчас зима, они в Англии, и тонкая ткань не защищает от сквозняков в доме, не говоря уж о холоде. Хотя Касси намучилась, обшивая вырез и рукава темной бархатной лентой в знак траура, Антигона чувствовала себя овцой, нарядившейся маленьким ягненочком. Она слишком взрослая, слишком высокая и худая для притворно-застенчивого девичьего вида. Вряд ли она несмышленая наивная барышня, какой ее рекомендовал наряд.

Антигона пыталась стряхнуть чувство неловкости и сосредоточиться на сестре, которая так вцепилась ей в руку, что чертов «глаз возлюбленного», который мать велела надеть, больно резал палец.

— Касси, милая, все будет хорошо, — прошептала она на ухо сестре. — Не важно, что они в шелках и перьях, они всего лишь люди. Ставлю шиллинг, что кто-нибудь из них напьется не меньше, чем сквайр Хоскинс в «Белой лошади» в прошлом ноябре, только здесь больше лакеев, чтобы помочь подняться с пола.

Касси ответила быстрой благодарной улыбкой и кивнула, под стать сестре решительно настроенная мужественно переносить ситуацию.

Но шепот и взгляды продолжались и даже усилились, когда лорд Олдридж тут же подошел пригласить Антигону на танец.

— Мисс Антигона, надеюсь, вы окажете мне честь.

Приглашение прозвучало как утверждение. Как ни мало оно нравилось Антигоне, ей не оставалось ничего другого, кроме как принять его со всей возможной любезностью.

— Милорд. — Антигона присела в реверансе и заняла место в линии пар, куда привел ее лорд Олдридж.

Танец, хвала небу, оказался кадрилью, а не новомодным вальсом, который все в Уилдгейте тайком разучивали, но не смели танцевать на публике. Гемпшир явно быстрее осваивал новинки, чем Суссекс, но и здесь смелости не хватало.