Серебряные звезды - Тадеуш Шиманьский

— Я тоже так думаю, — оправдывается Генек Гняздовский.

Фронт приближался с каждым днем, но когда и где 1-я дивизия имени Тадеуша Костюшко вступит в первый бой — пока никто не знает. Если судить по приближающейся артиллерийской канонаде, то можно предположить, что это должно наступить в ближайшее время. Идя ночами, а под конец и днем — из-за плохой погоды самолеты-разведчики противника не могли вести эффективное наблюдение, — мы все чаще и чаще обгоняли тыловые подразделения советских соединений.

Когда наши полки свернули с автомагистрали на грунтовую дорогу, погода снова испортилась. Настали жуткие слякотные дни поздней осени. В начале октября дороги местами превратились в болото. Нелегко было в такую погоду преодолевать, последние километры.

Под местечком Красное нас ждал сюрприз. Командир дивизии генерал Берлинг устроил смотр подходящих полков. В подразделениях стали приводить в порядок обмундирование, оружие. Видно, это была последняя перед боем встреча генерала с дивизией. Перед ним проходили солдаты: из Подляся, из-под Янува-Полесского и Тернополя, из мазовецких степей, из-под Кутно и Модлина, бывшие узники Березы-Картузской[8] и солдаты сентябрьских боев. Они шли и думали об одном — дорога на родину ведет через немецкие траншеи.

В то время мы еще не знали, что сразу же после смотра генерал Берлинг прибыл на доклад к командующему 33-й армией генерал-полковнику Гордову. Здесь, у командующего, и было принято решение о том, что дивизия будет введена в бой южнее ранее намеченного направления — в районе деревни Ленино. Это означало одновременно, что сражение развернется на важном направлении, ведущем к укрепленному узлу обороны гитлеровских войск — Орше. Костюшковцам предстояло вступить в бой с опытными, хотя и сильно потрепанными на Восточном фронте частями вермахта. Командовал ими в это время фельдмаршал фон Клюге, командующий группой армий «Центр». Группа эта отступала от Орла, Вязьмы, Гжатска и Смоленска.

9 октября дивизия остановилась на исходных позициях для наступления в районе Захвидово, Вуды, Ладище и Панково. Отсюда было рукой подать до переднего края.

Медленно текут часы, мучительно медленно. Прислонившись спиной к стенке окопа, стараюсь уловить малейший звук. Прислушиваюсь. Ничего. Холод и туман. В гнетущей тишине ощущаю присутствие моих соседей. Справа Крыкун, слева Сухоцкий. Каждый стоит в своем окопе. Мы разделены лишь непроницаемой стеной тумана. Ни зги не видно. Днем, наверное, можно будет сориентироваться на местности. Который же теперь час? Может, об этом лучше не думать — до рассвета все равно осталось еще несколько часов.

Неестественная тишина гнетет. Сквозь туман не прорывается ни один голос. Пока стоит ночь, я больше напрягаю слух, чем зрение. От долгого стояния в окопе болят ноги.

Начинает светать. Постепенно вырисовываются из тумана высокие тополя. Деревенские домишки. Скоро туман исчезнет совсем, и на стеблях сухой травы останутся жемчужины росы. Слева от наших позиций уже видны неподвижно застывшие ветряки. Их беспомощно повисшие, ободранные и продырявленные крылья безмолвно говорят о том, что люди уже давно перестали пользоваться ими. Теперь они были либо объектом простого любопытства, либо ориентиром для артиллерии.

Кажется, впервые за все время нам дают завтрак так рано. Принесли густой суп. От горячего стало теплее. Вытерев пучком травы котелок, привязываю его к влажному вещмешку. За ночь отсырели и одежда, и оружие. Опускаю поднятый на ночь воротник шинели.

Еще несколько мгновений тишины. Батареи еще молчат.

И вдруг ударили, рассекая огненными полосами осеннее небо, укрытые в саду «катюши». Избы в деревне Николенки заволокло облаком черного дыма. Видимо, какое-то время снаряды летят все выше и исчезают из поля зрения. После первого залпа «катюш» из зарослей открыли огонь сотни орудий разного калибра.

Началось! Мы пойдем в атаку во втором эшелоне.

В девять часов снимаемся со своих позиций. Наш взвод выстраивается в колонну. Ждем. После артиллерийской подготовки батальон начинает продвигаться вперед. В это время на большой высоте появляются сверкающие точечки. Они длинными нитями перекрещивают серое небо. Мой взгляд скользит по вытянувшейся колонне, по изъезженному танками и тягачами картофельному полю.

— Соблюдать большую дистанцию между ротами. Не видите, что делается вверху? — обращает наше внимание капитан Радзевич, наблюдающий за переходом батальона на следующий рубеж.

— Такое небо для самолетов в самый раз, — говорит Добжаньский, задирая голову и одновременно поправляя пояс с подсумками.

— Летят высоко, в тыл фронта, — замечает Гняздовский.

— Кто знает, куда они летят. На всякий случай надо поостеречься, — советует капрал Киячек.

Гул моторов нарастает. В воздухе висят самолеты противника. Мы с беспокойством смотрим на небо. Потом наше внимание привлекают замаскированные большой сеткой советские гаубицы, которые поддерживали атаку наших батальонов первого эшелона. Расчеты этих орудий сейчас отдыхали. Сидя на ящиках со снарядами, артиллеристы курили самокрутки. Чувствовалось, что они устали. Воротники промасленных гимнастерок были расстегнуты. Один из артиллеристов, вытирая рукавом мокрый от пота лоб, сказал нам:

— Ваши уже выбили немцев из первой траншеи и атакуют вторую. Это нам с нашего наблюдательного пункта передали.

Услышав это, мы ускорили шаг. Известие, полученное, что называется, из первых рук, словно сделало легче набитые патронами диски для ручных пулеметов и автоматов, ящики с винтовочными патронами и гранатами, которые несли солдаты.

Немецкие самолеты непрерывно висят неподалеку от переднего края. Мы видим высоко летящие бомбардировщики, которые, несмотря на сильный заградительный огонь зенитной артиллерии, упорно пытаются прорваться в тыл.

Мы входим в лесок, укрывший нас от вражеских наблюдателей с воздуха. В зарослях чувствуем себя увереннее. Идем по узкой дороге у края неглубокого оврага. Ветки густого подлеска цепляются за одежду, затрудняют движение. Внезапно тишину разрывает нарастающий рев моторов, мы бросаемся в стороны. Разрывы бомб всколыхнули воздух. На наши головы падает земля. Воздух наполнен клубами едкого дыма и смрадом тротила. От взрывов потемнело в глазах, звон в ушах заглушил яростную стрельбу замаскированных где-то поблизости зениток.

Налет кончился. Пошатываясь, я поднялся. В нескольких метрах увидел еще дымящиеся воронки от бомб. Несмотря на звон в ушах, услышал стоны раненых. Осмотревшись, увидел метрах в двадцати ниже, в самом овраге, разбитую пароконную санитарную повозку. Смертельно раненные кони еще двигали ногами; они словно пытались подняться и освободиться от упряжи.

Эта первая бомбежка не обошлась без потерь во взводе. Тяжело ранило в обе ноги нашего командира подпоручника Бачиньского, а шедший рядом с ним солдат Мацкевич был убит на месте. Легкие раны получили рядовые Жмуда и Конажевский.

Окопавшись на опушке, смотрим на обстреливаемое немецкими минометами поле, по которому бегут какие-то солдаты — телефонисты или связные с донесениями. Мины падают, однако, не точно, рвутся далеко от них.

Гуськом пробираемся по заросшему берегу речки. Снова полетели мины. Упали в конце покрытого озимью поля, с которого только что сошел взвод. В воздух взлетела черная земля, рассыпалась вокруг.

Приближался вечер. Над высотой, за болотистой речкой Мерея, небо переливалось красками заката, солнце опустилось совсем низко, почти касаясь линии темнеющих высот.

Последние приготовления к ночной атаке.

Переправились через Мерею. Вымокшие по пояс, ждем дальнейших приказов. Стоя на северном скате высоты 215,5, захваченной 1-м полком, ожидаем возвращения командира роты поручника Залевского с совещания у командира батальона капитана Радзевича. Я стою на скате, захваченном в первой половине дня нашими товарищами из 1-го полка. Начинает смеркаться. Видимость уменьшается с каждой минутой. Смотрю на вершину высоты, окутанную поднимающимся из низины вечерним туманом. Возвращается Залевский.

— Наступать без единого выстрела, — шепотом говорит он командирам взводов. — Открывать огонь в момент непосредственного соприкосновения с противником. При продвижении придерживаться плоской возвышенности у вытянутой долины.

Мы должны использовать темноту и продвигаться до встречи с противником, выбить его из третьей траншеи и закрепиться на занятом рубеже. Это ближайшая задача. Продвигаемся в направлении северной окраины Тригубово и едва различимого в это время сухого рва, тянущегося от высоты 215,5. Подробнее не сказано, на какую глубину мы должны наступать. Под деревней Тригубово противник, видимо, предпринимал контратаки.

По сигналу двигаемся. Я на правом фланге развернутого в цепь взвода. С трудом различаю фигуры в молчании идущих по полю людей. Под ногами шуршит трава. Удивительно тихо, и просто не верится, что мы идем по земле, отвоеванной у врага несколько часов назад. Каждую секунду могут загреметь выстрелы, и это заставляет думать о том, что ждет нас там, впереди. Время от времени смотрю вверх на ясное, усеянное звездами небо. Тьма сгущается. Месяц еще не взошел. Спустившись с высоты, изрытой снарядами, идем по долине. Здесь на каждом шагу встречаем какие-то предметы, полами шинели цепляемся за колючую проволоку разорванных заграждений.