Хлеб Гиганта - Агата Кристи

И все же он сомневался. Его останавливало не то, что он ослушается. Строго говоря, ему никогда и не запрещали ходить в Лес. Детская хитрость уже подготовила себе это оправдание.

Нет, это было что-то другое. Страх неизвестного — страх этой темной лиственной глубины. Его удерживал первобытный страх.

Он и хотел идти — и не хотел. Там мог кто-то быть, кто-то, подобный Зверю. Кто-то, кто подкрадывается сзади — и с криком гонится за тобой...

Он тяжело переминался с ноги на ногу.

Но ведь этот кто-то не может охотиться днем. К тому же в Лесу живет мистер Грин. Не то чтобы он был так же реален, как раньше. Но все же было бы так весело все исследовать и найти место, где якобы живет мистер Грин. У Пуделя, Белочки и Деревца были бы собственные домики — маленькие домики из листьев.

— Ну, Пудель, — обратился Вернон к невидимому спутнику. — Ты взял свой лук и стрелы? Хорошо. С Белочкой встретимся уже там.

Он бойко зашагал. Рядом, ясно видимый его внутреннему взору, шел Пудель. Он был одет, как Робинзон Крузо из книжки с картинками.

В Лесу — неясном, сумеречном, зеленом — было великолепно. Пели и перелетали с ветки на ветку птицы. Вернон продолжал разговаривать со своим другом вслух. Он не часто мог позволить себе такую роскошь, ведь кто-нибудь мог подслушать и сказать: «Ну разве он не забавен? Он играет в то, что с ним еще один маленький мальчик». Дома приходилось быть очень осторожным.

— Мы доберемся до Замка к обеду, Пудель. Будет жаркое из леопардов. А, привет, вот и Белочка! Как дела? Где Деревце?.. Вот что я вам скажу. Идти пешком очень утомительно. Пожалуй, мы поедем верхом.

Кони были привязаны к соседнему дереву. У Вернона конь был молочно-белый, у Пуделя — черный как смоль, а какой был у Белочки, он не решил...

Они поскакали вперед между деревьями. Через смертельно опасные места, через трясины. На них шипели змеи, набрасывались львы. Но верные кони во всем слушались своих седоков.

Как глупо было играть в саду — или вообще где бы то ни было не здесь! Он уже и позабыл, как это здорово — играть с мистером Грином, с Пуделем, Белочкой и Деревцем. Да и как можно не забыть, если тебе все время напоминают, что ты забавный малыш, который играет понарошку.

Вернон важно продвигался вперед — он то скакал, то маршировал с грозным видом. Он был велик, он был великолепен! Чего ему не хватало, хотя он об этом и не подозревал, так это тамтама, чтобы бить в него при пении хвалебных песен самому себе.

Лес! Вернон всегда знал, что он окажется таким, и не ошибся. Внезапно перед ним возникла осыпающаяся стена, покрытая мхом. Стена Замка! Могло ли быть что-нибудь чудеснее? Он начал взбираться.

Подъем оказался достаточно легким, хотя и был полон возможных угроз, невероятных и захватывающих. Вернон еще не решил, то ли это Замок мистера Грина, то ли Великана-людоеда. И то, и другое было увлекательно. В конце концов он остановился на последнем, так как находился в воинственном состоянии духа. С раскрасневшимся лицом он взобрался на вершину стены и заглянул на ту сторону.

Тут нужно сказать несколько слов о миссис Сомерс Уэст. Временами миссис Уэст любила романтическое уединение и в связи с этим приобрела «Лесную Хижину», которая стояла, по ее словам, «в прелестном удалении ото всех и вся и, представьте, в самом сердце леса — один на один с Природой». Миссис Уэст была не только артистична, но и музыкальна, и она велела сломать одну из стен дома, объединив две комнаты и освободив, таким образом, место для рояля.

В ту самую минуту, когда Вернон забрался на вершину стены, несколько человек, обливаясь потом и нетвердо ступая, медленно толкали вышеупомянутый рояль по направлению к окну, так как в дверь он не влезал. Сад вокруг Лесной Хижины представлял собой небольшие заросли — уголок дикой Природы, как называла его миссис Уэст. Первым делом Вернон заметил Зверя. Зверь, живой и решительный, медленно крадущийся к нему, злобный и мстительный!..

Минуту он стоял, пригвожденный к месту. И затем, издав дикий крик, побежал. Побежал по самому краю низкой осыпающейся стены. Зверь мчался сзади, преследуя его... Вернон знал, что он приближается, и бежал — бежал быстрее, чем когда-либо в жизни. Его нога зацепилась за сплетенный плющ. Он сорвался вниз и полетел... полетел...

Глава 4

Прошло много времени. Вернон проснулся и обнаружил, что он в постели. Конечно, было вполне естественно оказаться именно там, проснувшись. Но совсем не так естественно было увидеть прямо перед собой большущий бугор под одеялом. Вернон принялся его разглядывать, но в этот момент с ним кто-то заговорил. Это оказался доктор Коулз, которого Вернон хорошо знал.

— Так-так, — сказал доктор, — и как же мы себя чувствуем?

Вернон не знал, как чувствует себя доктор Коулз. Лично он чувствовал себя скверно, он так и сказал.

— Еще бы, еще бы, — протянул доктор.

— Я думаю, что я ударился, — сказал Вернон. — Сильно ударился.

— Еще бы, еще бы, — повторил доктор. Это звучало неутешительно.

— Может, станет лучше, если я встану? — предположил Вернон. — Мне можно встать?

— Боюсь, не так скоро, молодой человек. Не сейчас. Видите ли, дело в том, что вы упали.

— Да, за мной гнался Зверь.

— Зверь? Что за зверь?

— Ничего.

— Собака, я полагаю? Бросалась на стену и лаяла? Не надо бояться собак, мой мальчик.

— Я и не боюсь.

— И что это вы делали так далеко от дома? Ведь не было никакой необходимости так далеко забираться!

— Мне никто не запрещал.

— Хм, интересно. Ну, так или иначе, вы уже наказаны. Да будет вам известно, мой дорогой — вы сломали ногу.

— Правда? — Вернон пришел в неописуемый восторг. Он сломал.ногу! Он почувствовал себя таким важным!

— И вам придется полежать какое-то время, — продолжал доктор Коулз, — а потом немного походить на костылях. Вы знаете, что такое костыли?

Да-да, Вернон знал — у мистера Джоббера, отца Блэксмитов, были костыли. И у него, у Вернона, тоже теперь будут! Вот здорово!..

— Могу я попробовать прямо сейчас? — спросил он.

Доктор Коулз засмеялся.

— Так вы довольны? Отлично. Но с костылями пока придется подождать. Старайтесь вести себя хорошо, и тогда вы быстро поправитесь.

— Спасибо, — поблагодарил Вернон и вежливо добавил: — Но пока я еще не поправился, нельзя ли убрать из постели эту смешную штуковину? Думаю, без нее мне будет удобнее.

И тут оказалось, что это называется «шина», что убрать ее нельзя и нельзя поворачиваться в постели, потому что нога целиком привязана к деревянной доске, — короче, оказалось, что перелом — не так уж и здорово... Губы Вернона задрожали. Нет, он не собирался плакать. Он большой, а большие мальчики не плачут, так Няня говорит. Внезапно он почувствовал, как нужна она ему сейчас, просто невыносимо нужна! Нужно ее утешение, знание, хруст и шелест, весь ее величавый образ.

— Она скоро вернется, — заверил его доктор Коулз. — Скоро. А пока за вами будет присматривать сестра Фрэнсис.

Сестра Фрэнсис приблизилась, чтобы Вернон мог ее увидеть, и он молча принялся ее изучать. Она тоже была накрахмалена до хруста, это было хорошо. Но она не была такой большой, как Няня. Напротив, она была даже тоньше Мамы такая же стройная, как Нина. Он все еще не был уверен... И тут он встретился с ней глазами. Это были спокойные глаза, скорее зеленые, чем серые, и Вернон вдруг почувствовал, как и большинство людей, встречавших сестру Фрэнсис, что, пока она рядом, все будет хорошо. Она улыбнулась ему — улыбнулась не так, как это делали гости. Ее улыбка была дружелюбной, но сдержанной.

— Мне жаль, что ты плохо себя чувствуешь, — сказала она — Хочешь апельсинового сока?

Вернон подумал и ответил, что, пожалуй, хочет. Доктор Коулз покинул комнату, а сестра Фрэнсис принесла апельсиновый сок в самой смешной кружке, какую Вернону доводилось когда-либо видеть — в кружке с длинным носиком, из которого надо было пить. Вернон засмеялся, но от смеха ему стало больно. Он замолчал.

Сестра Фрэнсис предложила еще поспать. Вернон не хотел.

— Ну, тогда я тоже не буду спать, — миролюбиво согласилась она — А вот интересно, ты сможешь сосчитать, сколько ирисов нарисовано на этой стене? Давай ты начнешь справа, а я слева Ведь считать ты умеешь?

Вернон гордо заявил, что считает до ста

— Это очень много, — сказала сестра Фрэнсис. — Ирисов явно меньше. Я думаю, их семьдесят девять. А ты?

Вернон сказал, что пятьдесят, не больше. Он начал считать, но веки сами собой сомкнулись, и он уснул.

Шум... Шум и боль... Он мгновенно проснулся. Было жарко, очень жарко. Боль пронизывала всю левую часть тела А шум приближался. Его ни с чем невозможно было спутать, это был шум, неразрывно связанный с мамой.

Она ворвалась в комнату, подобно урагану, в непонятном одеянии, развевающемся за спиной. Сейчас она была похожа на огромную птицу, которая налетела на Вернона сверху: