История имперских отношений. Беларусы и русские. 1772-1991 гг. - Анатолий Тарас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Языком общения между ними служил общеславянский «койне» — упрощенный вариант языка, специально предназначенный для общения между народами с разными диалектами[12]. Постепенно, за несколько веков, местное туземное население переняло этот койне. В Новгородской земле, как пишет академик Валентин Янин, данный процесс занял минимум 250 лет — судя по языку берестяных грамот, который из саамского (финского) становился постепенно славянским, сначала — аналитическим (с вынесенными за слово флексиями) и только затем нормальным синтетическим.
Киевский монах Нестор в «Повести временных лет» (около 1113 года) писал, что саамы Ладоги постепенно выучили язык Рюриковичей и стали после этого называться «словенами» — то есть, понимающими слово, в противоположность «немцам» (немым) — то есть, языка не понимающим (отмечу попутно, что термин «славяне» не имеет никакого отношения к термину «словене», так как происходит от изначального «склавены»).
После ладожских саамов стали перенимать славянский «койне» северные финские народы — мурома, весь (вепсы), чудь, но у них этот процесс занял гораздо больше времени, а у южных финнов Владимиро-Суздальской земли принятие славянского койне затянулось до петровских времен. Кое-где сохранились и туземные языки, например, говор эрзя Рязани и говор вятичей.
Характерное «оканье» населения Центральной России сегодня русские «ура-патриоты» ошибочно считают «старославянским», хотя это чисто финская диалектная особенность, отражающая незавершенность процесса славянизации края.
В эпоху Золотой Орды Владимиро-Суздальские земли («сердце» будущей Московии) на три века ушли к этнически родственным народам угро-финнов, которых собрали под свою власть ордынские цари. В тот период на язык региона оказал огромное влияние тюркский язык (как часть вообще огромного влияния Азии).
Весьма показательны в этом плане записки тверского купца Афанасия Никитина (конец XV века) о «хождении за три моря». В них автор запросто переходит со славяно-финского койне Московии на тюркский язык, не видя особой разницы между ними. В своем «хождении», буквально на каждой странице, Никитин то разражается длинной тирадой на тюркском, то непринужденно вплетает короткие тюркские фразы между русских. Вот типичный пример:
«В Индейской земле купцы останавливаются на подворьях, еду для них варят хозяйки. Они и постель гостям стелют, и спят с ними, сикиш илересен ду шитель бсресин, сикиш илимесь ёкъжитель берсен достур аврал чекгур, а сикиш муфут».
В этом фрагменте Никитин привел на тюркском языке некоторые деликатные подробности: «хочешь с хозяйкой иметь близкую связь — даешь два шителя, не хочешь — даешь один шитель».
Свои записки он закончил весьма характерной благодарственной молитвой: «Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного и Иисуса Духа Божия. Аллах велик»… В подлиннике дословно сказано: «Бисмилля Рахман Рахим. Иса Рух Уалло. Аллах акбар. Аллах керим»[13].
В средневековой Московии существовали одновременно несколько языков.
Во-первых, общеславянский «койне» — язык княжеско-боярской знати и чиновников (дьяков).
Во-вторых, староболгарский язык — язык христианских текстов.
В-третьих, народные языки туземцев (финские).
В-четвертых, тюркские языки — средство «межнационального общения» и язык исламского компонента религии.
Вся эта смесь и послужила основой для нынешнего русского языка, совпадающего своей базовой лексикой[14] с другими славянскими языками не более чем на 30–35 %. Напротив, базовая лексика славянских языков, в том числе беларуского и украинского, совпадает между собой на 70–80 %.
Сегодня российские лингвисты в своем большинстве сводят истоки современного русского языка только к двум составляющим: к народному языку России (как уже сказано, отнюдь не славянскому, а славяно-финскому койне, с большим тюркским влиянием) и древнему болгарскому (он же «церковно-славянский»).
В качестве третьего языка можно указать современный литературный русский язык, — искусственное кабинетное изобретение, своего рода «эсперанто» на основе двух указанных выше источников (на этом «эсперанто» написана данная статья, а вы её читаете).
Почему нынешний русский язык больше похож на болгарский язык, чем на беларуский и украинский? (Хотя в одну языковую группу с русским относят почему-то именно их, а не болгарский и не сербский.) Это кажется странным, ведь Россия не граничит с Болгарией, но соседка с Беларусью и Украиной, в чьих исконных языках нет болгарского влияния, а если его иногда находят сегодня, то оно привнесено в более поздние времена русскими завоевателями.
В том-то и дело, что в Московии коренных славян никогда не было (кроме немногочисленных выходцев из Киевской земли в XII–XІV веках). Поэтому усвоение туземцами Московии славянского языка шло через религию, которая опиралась на болгарские тексты. Туземцы Владимира, Суздаля, Москвы, Костромы, Тулы, Рязани, Мурома, Вятки и прочих финских земель усваивали славянский язык через болгарский язык церковных книг. Именно потому небольшое славянское содержание «базы» русского языка (около 30–35 % лексики) является общим болгарскому языку.
В Беларуси и Украине ситуация была иной: здесь местное население (балто-славянское в Беларуси, сармато-славянское в Украине) само выработало свои славянские говоры, которые не позволили внедряться болгарской лексике из православных книг.
Есть три факта, которые прячут все российские лингвисты, хотя шила в мешке всё равно не утаить. Они таковы:
1) до начала XVIII века язык Московии никто в Европе не называл русским, а только московским, или московитским;
2) русским языком до той поры называли украинский язык:
3) московитский язык до XVIII века европейские лингвисты (в том числе из славянских стран) относили к финским говорам.
Конечно, сегодня всё уже не так: власти Российской империи оказали огромное влияние на лингвистическую науку, поставив ей задачу придания московскому языку «славянского статуса». Реформа московского языка, осуществленная в XVIII веке Ф. Прокоповичем, М. В. Ломоносовым и А. П. Сумароковым ставила целью именно усиление его слабых славянских черт. Однако даже через сто с лишним лет после Ломоносова, умершего в 1765 году, известный польский славист Ежи Лешинский заявлял:
«Прусский язык имеет намного больше оснований считаться славянским, чем великорусский, у которого с польским языком и другими славянскими гораздо меньше общего, чем даже у западно-балтского прусского языка».
Напомню, что наименование государства «Россия» официально ввел только Петр I между 1713 и 1721 годами — вместо прежнего названия «Московия». Царь-реформатор не только насильно брил бороды князьям и боярам, не только запретил женщинам закрывать лицо платком (чадрой) на азиатский манер и ликвидировал гаремы (терема), но и в поездках по Европе добивался от картографов, чтобы на картах его владение отныне называли Россией. Заодно он просил, убедительно подкрепляя просьбы деньгами, перенести на картах границу Европы от восточных рубежей Литвы до Урала и нижнего течения Волги.
Раньше все создатели славянских грамматик четко разграничивали русский язык (украинский) и московский, не причисляя московский язык к семье славянских языков, ибо он был скуден на славянскую лексику. Как пишет российский лингвист И. С. Улуханов в работе «Разговорная речь Древней Руси» (см. журнал «Русская речь», 1972, № 5), набор славянизмов в живом языке народа Московии расширялся очень медленно. Записи устной речи московитов, произведенные иностранцами в XVI–XVIІ веках, включают только некоторые славянизмы на фоне основной массы местной финской и тюркской лексики.
Так, в «Парижском словаре московитов» (1586 год) во ВСЕМ СЛОВАРЕ языка московитов имеются, как отмечает Улуханов, лишь два славянских слова — «владыка» и «злат»! В дневнике-словаре англичанина Ричарда Джемса (1618–19 гг.) есть 16 славянских слов («благо», «блажить», «бранить», «воскресенье», «воскреснуть», «враг», «время», «ладья», «немощь», «пещера», «помощь», «праздникъ», «прапоръ», «разробление», «сладкий», «храмъ»). В книге «Грамматика языка московитов» немца В. Лудольфа (1696 год) — их уже 41 (причем некоторые с типично финским «оканьем» в приставках, типа «розсуждать»). Вся прочая устная лексика московитов в этих трех разговорниках — финская и тюркская!
Так что у лингвистов XVI–XVII веков действительно не было оснований считать этот язык «славянским языком», ведь именно устная речь народа является в данном случае критерием. Разговорный язык жителей Московии потому и не считался славянским, что крестьяне, составлявшие абсолютное большинство населения, говорили на своих финских наречиях.