Семирамида - Михаил Ишков

Шами ловко, через голову сняла нижнюю тунику, прижалась к мужчине. Нину совсем обмяк, кроме того места, которое натужно рвалось на свет. Шами погладила мужчину, шепнула:

– Исполни мою просьбу, чтобы мне было легче справиться со страхом. Одну малюсенькую, глупую просьбишку.

– Что еще?

– Позволь дернуть тебя за бороду.

Нину изумленно глянул на девушку.

– Твое коварство бездонно. Ладно, дерни. Можешь даже вы драть волосок, если хватит сил. Может, тогда я приду в себя и вместо любви выкину тебя из повозки.

Трудно передать, с каким наслаждением Шами вцепилась в бороду. Она ухватилась за нее так, как обычно хватаются за самое дорогое, самое существенное в жизни. Все остальное порхало мимо сознания – и стоны Нину, пять раз овладевшего ею и снова десять раз овладевшего ею, и пронзительная боль, и нараставшее радостное возбуждение. Ей было хорошо, она была спокойна, ведь она держалась за настоящую бороду. Волосы были неломкие, жесткие, рождающие счастье.

Глава 2

До вечера Шами убеждала любезного друга рискнуть. Убеждала и до и после – нам теперь не расстаться, мы не можем друг без друга, необходимо заткнуть глотки недоброжелателям в Вавилоне. Нинурта обмолвился – в столице тоже хватает тех, кто сразу насторожит уши, услышав, что племянник туртана просит разрешение посвататься к дочери царя Вавилона. Это действительно немалая честь, подобное бракосочетание может резко выделить его, которого все считают худородным молокососом, из дальнего круга приближенных к Салманасару людей. Нину признался, что завистников и недоброжелателей у рода Иблу в Калахе хватает. Прежде всего, Шурдан[9], старший сын Салманасара и его наследник.

Молодой человек покрепче обнял девушку, шепнул – если все пройдет гладко, великий царь может оказать ему милость, может придвинуть поближе. Добавил – это так важно сейчас, когда между великим царем и Шурданом пробежала черная кошка. Девушка замерла, а Нинурта разоткровенничался. После двух неудачных походов в Сирию в стране Ашшура заговорили, что Салманасар утратил илу. Кое-кто полагает, что он слишком долго правит – считай, уже двадцатый год. Этот кое-кто и поддерживающие его города считают, что пора уступить место более молодому и удачливому наследнику.

– Почему же великий царь не может заставить их замолчать?

– У нас в Ашшуре другие порядки, нежели в Вавилоне. У вас царь подотчетен жрецам и сильным в городе, а у нас – войсковой сходке, на которой очень большой вес имеют городские общины.

Кроме того, общины сильны сами по себе, а добычи за эти два похода было взято куда меньше, чем ожидалось. Переселенцы, приведенные Салманасаром, должны сначала обжиться, доход от них появится через несколько лет, и он будет куда больше, чем военная добыча. Но до этого времени надо дожить. А тут еще Вавилон вечно строит козни!

Шами возразила:

– Вавилон – это небесные врата. Это город ликования, в котором каждый, кто живет в подлунном мире, может поклониться тому богу, которому он доверяет. В Вавилоне более двух сотен храмов, а уж алтарей и жертвенников не счесть. В Вавилоне знают все о прошлом и будущем.

Нинурта снял руку с плеча Шами, нехотя отозвался:

– Так-то оно так, но я имел в виду твоего отца.

– Его можешь не опасаться. Он трусоват и, узнав, что письмо попало в руки к Салманасару, будет целовать тебе пятки.

Нину надолго замолчал, потом, видимо, окончательно одолев внутреннее сопротивление, согласился.

– Получается складно, но как отнесется дядя? Что решит великий царь?

– Нину, дорогой, любимый! Боги на моей стороне, ведь рассуди: как помимо их воли мы могли бы встретиться в степи? Или тебя послали следить за караваном?

– Нет, мы выехали на охоту.

– Вот видишь. Теперь тебе удалось поймать на лету птицу-удачу…

– Тебя, что ли?..

– Меня, любимый, меня. Нам нельзя мешкать, эта ночь все решит. Мы должны срочно отправиться в Ашшур. Мы вдвоем.

– Без охраны?

– Ты знаешь дорогу?

– Дорогу-то знаю, но по степи гуляют разбойники-бедуины. Наши разъезды их приструнили, и все-таки…

– Тогда возьми самого лучшего лучника, способного стрелять ночью. Далеко до Ашшура?

– День пути.

– Значит, к полудню мы можем быть в священном городе. Караван оставь под присмотром Ардиса…

– Ушезуба!

– Кто такой Ушезуб?

– Одноглазый.

– Хорошо. Пусть командуют оба. Их нужно строгонастрого предупредить, чтобы никаких ссор, никакого шума.

Пусть караван доберется до Евфрата и там укроется. Тебе нужно многое успеть, а времени в обрез. Ты видал, как Сарсехим целовал пятки Одноглазого. Вот так же и мой отец будет лизать твои ноги. Но об этом никто не должен знать, кроме великого царя и твоего дяди. Пусть враги в Сирии тешатся надеждой на удар в спину, который нанесет Вавилон, когда полки грозного Салманасара выступят в поход. Пусть степь услышит тысячеголосое «ала-ала».

Нину некоторое время задумчиво молчал, потом неожиданно спросил:

– Что, если дядя откажет мне в согласии на брак с тобой? Он старший в роду.

Шами вздрогнула, потом прильнула к мужчине. Слезы выступили у нее, она нежно поцеловала Нину.

– Я не хочу расставаться с тобой. Не знаю, как я буду без тебя…

Нину судорожно обнял девицу, прижал ее голову к щеке. Шами жарко зашептала:

– Заступись за меня. Я всегда буду с тобой, но я так боюсь позора, любимый.

Она разрыдалась.

Лицо у Нину окаменело.

На следующий день Нинурта и Шаммурамат добрались до священного Ашшура – древнего города на берегу Тигра, родового гнезда ассирийцев.

Нинурта сразу поспешил к дяде, а Шами поместили на женской половине дворца наместника. Три семидневки Шами провела взаперти, под присмотром старенькой служанки родом с северных гор и пожилого, страдавшего неумеренной болтливостью евнуха. Новую подопечную он встретил доброжелательно и первым делом сообщил, что более всего на свете любит сказки. Известны ли госпоже какие-нибудь волшебные истории? Он охотно послушал бы и сам в свою очередь с радостью поделится тем, что знает.

Неуместность предложения навылет сразила Шами. Ей, лишенной роду и племени, тайно, безо всякой защиты оказавшейся в чужом городе, о котором небезосновательно говорили, что лучше угодить в пасть крокодила, чем в логово безжалостных ассирийцев, самое время слушать сказки. Она уже готова была записать противного старикашку в число своих главных врагов, но, взглянув на его сморщенное личико, на доброжелательные, понимающие глазки, решила, что гневаться на евнуха значит обижать ребенка.

Стоит ли дразнить своих ангелов-хранителей, позволивших ей полакомиться чудом?

Сердце шепнуло – итог в твою пользу, и если за все в жизни приходится платить – так утверждал ее учитель в Вавилоне Набу-Эпир, – сказки можно считать легчайшим из наказаний, какое могли выдумать боги за доверчивость по отношению к ассирийскому бандиту и предосудительную потерю девственности.

Она ласково улыбнулась уроду.

– С какой же начнешь, Ишпакай?

– С самой занимательной и поучительной, царевна.

Шаммурамат обреченно кивнула, присела, устроилась на пятках и приготовилась слушать. Ишпакай проворно уселся напротив девушки – тоже на пятки, затем с удовольствием потер руки и начал так:

– Дошло до меня, о прекрасная царевна, что в городе Дамаске проживал дровосек по имени Али-Бабайя…

Дней через десять к Шаммурамат заглянул дядя Нину, наместник Ашшура Иблу. Во время встречи также присутствовал старый евнух. Наместник, человек необычно высокий, в присутствии царевны держался настороженно, сначала больше присматривался, чем говорил. Кратко поинтересовался: как ей здесь живется, не обижает ли кто?

Как еда?

Шами от всего сердца поблагодарила его и, словно догадавшись, чего от нее ждали, ни словом не заикнулась о деле, чем, по-видимому, расположила к себе стареющего полководца. Иблу уже более заинтересованно расспросил, как ей жилось у отца, кто такая Гула и с какой целью она отрезала у нее косу? Расспросил о настроениях при вавилонском дворе, слыхала ли она что-нибудь о сношениях ее отца с царем Элама? Шами объяснила, что свобода, дарованная дочерям царя Вавилона, была невелика – раз в неделю можно было в сопровождении служанки выйти в город. О том, чтобы посетить рынок или выехать на охоту, и речи не было, так что ни о каких сношениях она не слыхала. Здесь в глазах старого вояки мелькнул откровенный интерес, и он переспросил – ты умеешь ездить на лошади?

– Я люблю лошадей, люблю быструю езду. Во весь опор.

Ассирийский военачальник усмехнулся.

Шами торопливо продолжила:

– В отношении Элама при вавилонском дворе существуют разные мнения, но все сходятся в том, что от коварных горцев можно ждать чего угодно и горе тем, кто рискнет связаться с ними. Хотя попасть в царский дом в Сузах хотели бы многие из моих сестер. Все страшно завидуют нашей старшей сестре, выданной замуж за великого Салманасара.