Тварина. Повесть - Александр Миронов

Апофеоз драматической сцены заключает в себе крики: иногда возмущения, иногда восторга. Тут, разумеется, – преобладало второе.

– И правильна!.. Что молодому, цветущему пропадать, ядрена мать!..

– Живите молодые на своё удовольствие!

– Желаем вам, на старости лет прожить остатние годочки счастливо.

– За счастье молодых!

– Ура-а! – молодым!

Начался процесс единодушного одобрения, с обниманиями и поцелуями. С выражениями благодарности молодой жене и признательности к ней за те усилия, что она потратила на излечение и ухаживание за дорогим им всем юбиляром, да ещё и с порохом в пороховнице. Так же собравшиеся узнали из уст ветеранов-фронтовиков, что судьба их уже сводила однажды, при освобождении от японцев Сахалина и Курильских островов, но не довела начатого дела до конца.

– И вот теперь она исправляет свою недоработочку!

– Грех не обмыть такое дело и не возблагодарить судьбу!

– Теперь воюйте чаще, да стреляйте пометьще!

– Глядишь, ещё япончика какого пристреляете!..

Кругленькое личико невесты порозовело от огня всеобщего внимания к ней, к ним обоим. От шутливых пожеланий.

Не смотря на положительную реакцию большей части коллектива, Зоя Гавриловна всё же уловила сдержанность Татьяны. Она была с мужем, и оба особого восторга не выражали. За сдержанными улыбками чувствовалась настороженность, возможно, осуждение. Как, впрочем, и у Вадима с Зинаидой. На лице Зины, в уголках губ, не сходила ирония, и, конечно же, не начищенная. Да и внук, Георгий, едва не порхнул от смеха. И это несколько томило новобрачную.

Зоя Гавриловна, улучшив момент, во время перерыва, придержала за руку новоявленную дочку и пригласила её присесть к ней на диван. К тому моменту она сама пересела на него. Гости, закончив первый акт застолья, покинули его, кто курить, кто просто вышел на балкон подышать воздухом.

Город был в огнях, и из окон домов слышались праздничные мотивы на разные голоса, и это придавало дню рождения Никифора Павловича ещё бόльшую значимость. Лет десять назад, в честь столь знáчимого события в воздух летели бы ракеты, гремели бы петарды. Били бы куранты на Спасской башне, и торжественный голос диктора по телевизору поздравлял бы всю страну с великим праздником – Седьмого Ноября. И Никифор Павлович, сидел бы также за столом на почётном месте, принимал бы поздравления и от удовольствия посмеивался: надо же было так выстрелить! И уже лишь заодно это он прощал Советской власти за все её обиды и несправедливости к его семье и к нему лично. Ведь в молодые годы он, поверив в светлое завтра и призрев тёмное вчера, был вынужден стать комсомольцем, активистом. За что теперь считал себя обманутым и виноватым перед людьми, которых, выходит, тоже обманывал. Особенно перед близкими родственниками, отцом и матерью. Немало поморочил головы и своим ровесникам. Вселилась же тогда в его буйную голову хмель переустроечная, колхозная, общественная. Верил в какие-то идеи, социализм. Уже после войны как будто бы приземлился, опустился на землю грешную. Хотя жила в душе какая-то не то надежда, не то симптом как застаревшей болезни о прожитых бездарно годах. Но теперь времена другие, и он начинает новую жизнь и с новой страницы, с чистого листа. Тем более что есть с кем идти в это новое завтра и на кого опереться. А поддержку своей избранницы он чувствовал постоянно, как, наверное, слепой в поводыре.

Татьяна в антракте хлопотала у стола, освобождая его от посуды, бывшей в употреблении, протирала и стол от следов, оставленных по случаю. На просьбу мамочки покорно присела подле, и та заговорила. Спросила:

– Танюша, вас шокировало заявление отца?

Таня пожала плечами и ответила:

– Мы что-то в этом роде предвидели. А вы, пожалуй, поступили опрометчиво.

Зоя Гавриловна поняла озабоченность дочки Танечки.

– Жалко мне его. Он, как малое дитя. На том и держится женское сердце, на жалости. Вы-то побыли и отбыли, а он один останется.

– Ну почему же? Мы его как раз и хотели забрать с собой. Для этого и приехали.

– Не поедет, – категорично заявила мачеха. – Он никого не хочет стеснять. Да и лучше было бы, если вы обратно переберётесь сюда, к нему, к нам поближе. Вот вам двухкомнатная квартира, а он ко мне перейдёт жить.

Татьяна несколько призадумалась и сказала:

– Нет, ничего не получится. Где теперь таких денег возьмёшь на переезд? Себе дороже переезд станет.

Татьяна смотрела на отца, тот сидел в окружении двух племянниц и Милаши, жены Виктора, и принимал от них слова обожания. Милаша была в строгом одеянии, на плечах лежал черный платок, скатившийся с головы.

Зоя Гавриловна тоже смотрела в их сторону, и вздохнула с облегчением, когда услышала ответ падчерицы. Таня приметила тот вздох, но поняла его по-своему, и сказала:

– На вид он выглядит справно, но… С нами ему было бы лучше. Но вы, уж раз так всё получилось, присматривайте за ним. Если невмоготу станет, звоните, пишите, приедем и заберём.

– Не волнуйтесь. Никише у меня будет хорошо. И потом, вы не подумайте, что мне от него что-нибудь надо. У меня все есть, и квартира двухкомнатная, и машина, и два гаража. Я их дочери и внукам отписала. И пенсия у меня хорошая. Никише только что выплачивать стали фронтовую, а я давно получаю, и живу неголодно, ещё и внукам помогаю. Старший долго не мог устроиться, так, можно сказать, жил с семьей на моём содержании. И Зиночке передай, пусть не беспокоится, я уж с ним сама как-нибудь. А то уж больно они с Вадиком ко мне предвзято относятся, и к отцу строго. Успокой их, ничего мне от него не надо, я самодостаточна, ни в чём не нуждаюсь, – сказала Зоя Гавриловна с гордостью и вздохнула. – Скучно одной. Пять лет все одна и одна, не с кем даже словом переброситься. Телевизор да ты, вот и вся компания. Не кому даже стакан воды подать, когда приболеешь. Худо одинокому… – голос мачехи свибрировал.

Понять состояние одинокой женщины можно, и в Татьяне холодок к этому человеку стал оттаивать, она согласно кивнула.

– Что же, вам виднее. Может оно и к лучшему.

Зинаида брякала на кухне посудой, и Татьяна поспешила к ней – скоро гости начнут собираться на второй заход.

Перед вторым застольем Виктор подсел к мачехе и, слегка приобняв её, хмельной и весёлый, щупленький с виду, но с широкой душой, стал расточать восхищение относительно их решения, и выдавал его с таким выражением, словно высказывался от имени всей семьи и родственников. Зое Гавриловне он так же понравился за всех, и за его брата, и за сестру. Из племянниц выделить кого-либо в недоброжелательности к ней она тоже не могла, и даже наоборот, чувствовала, что весь психологический настрой идёт от этой оживленной компании, где даже Милаша, не говоря уж про её муженька, заряжалась далеко не религиозным оптимизмом.

В очередном разговоре с племянницами, и с той же Милашей, Зоя Гавриловна говорила об искренности её намерений, убеждала опять же всех в своей самодостаточности, повторяясь при этом о трудной и скучной стариковой их доле.

– Правильно, правильно!.. – вторили одна за другой племянницы, довольные, похоже, тем, что сплавили старика с рук. В надежде, полагая, что этот акт развяжет руки и его родным детям, да и стариков объединит одним душевным огоньком.

Внук Георгий ушёл к соседям, где лежала с температурой сестра Катя, она болела, и он больше не появлялся за столом.

А Никифор Павлович действительно настолько привязался к своей новой жене, что на следующий день заявил, когда за столом собрались лишь близкие люди: сын Вадим, его жена Зина; дочь Татьяна с мужем и сами виновники вчерашнего торжества, то есть молодожены, кроме Виктора с женой.

Витькá со вчерашнего возлияния, дома у Татьяны (у сестры Милаши, где они всякий раз останавливаются по приезде), всё ещё лежа качает, – как сообщила Милаша по телефону.

А отец заявил следующее:

– Вы, дети мои, когда я помру, меня с Анной-то не хороните. Не надо. Или с моими родителями, или вот… – повернулся к Зое Гавриловне, – с ней. Может, даст Бог, вместе помрём.

Сын вскинул на него разом порозовевшее лицо, в глазах сверкнули искры.

– Чудите, папа…

– Нет. Это вам моё завещание.

– Ну что же… посмотрим, – насупился сын. А дочь отвернулась к окну.

Зоя Гавриловна попыталась сгладить ситуацию. Сказала:

– Ну, зачем так торопиться? Мы ж не за этим с тобой решили пожениться.

Застолья в узком кругу не получилось. Вадим и Зинаида вскоре поднялись и ушли. Татьяна с мужем пошли их провожать.

Однако родной сын Анны Николаевны, но не родной Никифору Павловичу, воспринял такое заявление отчима спокойно, когда ему передали.

Внучки Екатеринки на этом дне рождения, скорее свадьбе, не было. И далее, на встрече по поводу нового родства она тоже не присутствовала. С дедом у них мира не было и, похоже, не будет. Гошку тоже не шибко-то тянуло к молодоженам.