Быть похожим на Давида Сасунского - Виктория Вартан

— Не слушай его, мальчик, — сказала, смеясь, тётка в набивной косынке. — Всё это — одни выдумки! Ну, может, взял человек горсть родной земли, чтобы поцеловать её, — такое я и сама видела не раз. А то надо же придумать: ел землю! Да кто же этому поверит? — Она пожала плечами и рассмеялась, оглянувшись на остальных пассажиров.

— Вай, не верите, значит, мне? — Симон немножко привстал с места, повернулся лицом к пассажирам. — Так ведь, братцы, земля-то армянская, а стало быть, и самая вкусная на свете! Чего же тут ещё удивляться, что наголодавшиеся по ней армяне её едят. — Новый взрыв смеха прервал речь Симона. — Вот что, Давид-джан, — повернулся Симон к мальчику, — пусть они мне не верят, пусть. В конце концов, это их дело — верить мне или нет, но ты-то мне веришь, что этот приезжий армянин при мне лопал нашу землю? А? Веришь мне? Да любой из нас вёл бы себя точно так же, если бы столько лет прожил на чужбине.

— Я тебе верю, — ответил Давид.

— А что, всякое бывает на свете, — сказал серьёзно пассажир лет сорока в полосатой рубашке. Это были первые слова, произнесённые им за всю поездку.

— Да её, нашу землю, некоторые даже посылают своим больным родственникам за границу, — вдохновенно продолжал Симон, видя такую поддержку со стороны пассажиров. — Как съедят её, так эти больные заграничные армяне сейчас же встают с постели. Всю хворь как рукой снимает! Вай, не верите мне? Клянусь сорок пятым номером своей ноги!

Все рассмеялись. И Давид тоже. «Не поймёшь, шутит этот Симон, — подумал он, — или говорит серьёзно».

— Эй, Амо! Так, что ли, тебя зовут? — крикнул с четвёртого ряда мужчина в круглой, как блин, кепке. — Долго твой напарник будет нам голову морочить своими россказнями?

— Да уж коли он завёлся, теперь до самого Еревана не замолчит! — ответил Амо, не оборачиваясь. — Это он, чтобы я не заснул за рулём, болтает что в голову придёт. А то по такой жаре недолго и задремать за рулём.

— Амо-джан! — крикнул вдруг, приподнявшись с места, пассажир с бурдюком. — Амо-джан, если будем проезжать мимо каких-нибудь симпатичных кустов, останови свою арбу, сынок! — Давид обернулся на его голос и увидел, что бурдюк с вином сморщился и уже заметно уменьшился в размерах, нос же старика ещё больше покраснел.

— Опять «останови»! — раздался чей-то возмущённый голос.

— Не останавливай, Амо! — сердито сказала старуха с корзиной на коленях. — Дотерпит до Еревана, ничего ему не сделается.

— Ладно, Амо, останови, — сказал Симон. — Не порть человеку жизнь. А то, глядишь, не выдержит и прямо тут, в машине, и случится с ним грех.

— И поделом ему будет, — буркнула старуха и пронзила своего соседа злым взглядом. Она хотела ещё что-то сказать, но громкий хохот пассажиров, вызванный словами Симона, помешал ей.

— Где тут остановишься, — не оборачиваясь крикнул Амо, — когда кругом одни только поля и бахчи!

— А во-он впереди, рядом с дорогой, стоит какая-то будка! — сказал Симон. — Это, кажется, как раз то, что ему нужно. Останови-ка автобус возле неё.

Едва Амо остановил автобус, как красноносый пассажир, кинув бурдюк на сиденье, ринулся к выходу. Спотыкаясь и покачиваясь, он побежал, перепрыгивая через огромные полосатые арбузы и жёлтые дыни, прямо к покосившейся деревянной будке. Давид, вытянув шею, следил за ним, как, впрочем, и все остальные пассажиры. Красноносый балагур, добежав до будки, толкнул ногой дверцу и исчез за ней — и тут же как ошпаренный выскочил, держась за штаны, словно его ужалила спрятавшаяся там змея. Вслед за красноносым с лаем выскочила большая чёрная собака и кинулась за ним, а через минуту из-за будки выбежал и мужчина в папахе, с палкой в руке. Это оказался сторож. «Больше места не нашёл, негодяй!» — заорал он, потрясая в воздухе своей палкой. Глядя на него, в автобусе все покатились со смеху, даже Амо, лицо которого всю дорогу не покидало серьёзное, меланхоличное выражение.

— Вай, чуть не угодил в пасть этой зверюге, — трясясь от страха, пробормотал старик, влезая в автобус. На его бледном лице теперь по-прежнему краснел только нос.

— А что, отец, разве это оказалось не то, что тебе нужно? — справившись с приступом смеха, спросил Симон.

— Не знаю, сынок, что это за будка, — ответил старик, к которому уже вернулось чувство юмора, — да только не та, что мне нужна.

— Ха-ха! Да ведь он угодил в сторожевую будку! — весело крикнул мужчина в круглой, как блин, кепке.

Иногда и машину жаль, хоть она и не живая тварь

Дорога стала круто подниматься в гору, и машина медленно полезла вверх, с трудом преодолевая подъём. Мотор вдруг стал подвывать, издавая какие-то странные жалобные всхлипы.

— Дядя Симон, — спросил Давид своего нового друга, — наверное, машине сейчас трудно, да?

— Конечно, трудно. Тут, наверху, разрежённый воздух, вот ей и дышится тяжело: не хватает кислорода. Пожалуй, ей надо помочь. Эй, Амо! Слышишь, как трудно приходится нашей старушке? Останови-ка, а? Давай попросим пассажиров пройтись вверх пешком.

Все, умолкнув, прислушались: сердце у машины и в самом деле работало натужно, с перебоями. Амо остановил автобус, и все пассажиры вышли и отправились в гору пешком. Веяло горной прохладой, вдали в закатных лучах солнца виднелась снежная шапка Арарата. Давид, держась за руку Симона, шагал вместе со всеми за ползущей вверх машиной.

Скоро автобус достиг перевала, а спустя двадцать минут подошли и пассажиры. В хвосте плелась старуха в тёмном платке, а впереди неё — весельчак с красным как перец носом.

— Небось устала, мамаша? — снова принялся балагурить Симон. — А каково было бы машине всех вас тащить в гору?

— Э-э, что там говорить, сынок, — сказала старуха, тяжело отдуваясь. — Конечно, жалко её, хоть и не живая тварь. — Отдышавшись, она с озабоченным видом подошла к автобусу, дёрнула ручку дверцы и… тут же испуганно отпрянула назад: из машины с весёлым хрюканьем вывалился розовый поросёнок — морда вся перепачкана в красном вине, глаза косят. Шлёпнувшись на землю, поросёнок с трудом встал на ноги и, радостно повизгивая и шатаясь из стороны в сторону, пошёл куда глаза глядят.

— Вай, да эта свинья, кажется, вылакала всё моё вино! — первым опомнился хозяин бурдюка. — Господи, она, наверно, ничего мне не оставила!

— Чей это поросёнок? — еле сдерживая смех, спросил Амо, открывая дверцу водительской кабины. — Мы же предупреждали: возить домашних животных в пассажирском автобусе запрещено!

— Мой, мой! — запричитала старуха в тёмном платке. — Везу дочке в подарок! Вай, так я и знала, что он вылезет из корзины. Чтоб ему провалиться в землю!

Все покатывались с хохоту, глядя на пьяного поросёнка, беззаботно машущего колечком закрученного хвостика.

— Да вы поглядите, поглядите на него, как его шатает! Ха-ха-ха! Совсем окосел, бедняга!

— Нализался так, что еле на ногах стоит!

— А что вы удивляетесь? — спросил мужчина в полосатой рубашке. — Я читал: свинья — это единственное животное, которое по доброй воле пьёт спиртное. Это было напечатано на страницах «Недели».

— Всю дорогу не давала мне житья, а сама, оказывается, незаконно везла в корзине пьяницу поросёнка! — весело напустился на старуху старик с красным как перец носом.

— А ты лучше помалкивай, — огрызнулась старуха. — Рядом с таким выпивохой, как ты, самая добропорядочная свинья и то станет пьяницей.

— Дурной пример заразителен, ха-ха-ха! Это уж точно, отец, — расхохотался Симон.

Наконец подвыпившего поросёнка водворили в корзину, и автобус тронулся в путь. Дорога теперь шла под гору, и машина больше жалобно не стонала. Но старуха в тёмном платке ещё долго не успокаивалась: она то и дело отвешивала тумаки пьяному поросёнку, сердито при этом приговаривая:

— Какой срам! Везу в подарок пьяного поросёнка. Что люди скажут, а? Вай, чтоб провалиться тебе в землю! — И старуха шлёпнула поросёнка по розовой спине. В ответ раздался добродушный визг.

— Что скажут люди? — рассмеялся Симон. — Скажут: свинья всегда останется свиньёй! Что с неё взять!

Встреча с Давидом Сасунским

Жёлтое, как круглая дыня, солнце опускалось за город, когда они въехали в Ереван. Давид припал к окну и не отрываясь смотрел по сторонам — тут всё ему было в диковинку: и огромное множество людей на улице, и потоки автомашин, и многоэтажные дома — всё-всё. Утомлённые дорогой пассажиры молча глазели по сторонам.

Спустя десять или пятнадцать минут Амо остановил автобус на одной из стоянок ереванского автовокзала.

— Погоди-ка, — задержал Давида Симон, когда тот собрался было выйти вслед за последними пассажирами из автобуса. — А где живёт эта твоя тётя Марго, знаешь?

Амо, который всё ещё сидел на водительском месте, тоже посмотрел на мальчика вопросительно. Он большим клетчатым платком вытирал пот с лица и шеи.