Дело лис-оборотней - Хольм Ван Зайчик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А размякший Адриан тем временем продолжал изливать душу – с каждой фразой всё более невнятно.
– Я как название услыхал от брата – у меня сердце так и воспрянуло. У нас поверье есть в роду старинное… Будто, знаете, в годы под девизом правления “Глубочайшее возвышение”… ну, где-то пять веков назад… досточтимый предок Ци Мо-ба, тогда ещё совсем юный студент… был так отчаянно беден, что не мог платить… ни за обучение, ни за певичек из весёлых кварталов… Он, однако, был чрезвычайно талантлив и добродетелен… самый талантливый и добродетельный юноша в своей деревне он был… И вот… к нему явилась будто бы в виде очаровательной юницы местная лиса… и предложила себя как любовницу и наставницу. – Адриан помолчал, собираясь с мыслями. – А через каких-то два года досточтимый предок сдал первый экзамен, потом поехал в область, там тоже добился успеха… сразу получил должность начальника уезда и прославился… и лиса всё это время жила с ним и помогала ему. С предка Ци Мо-ба и пошли известность и благосостояние нашего рода… Забавно, правда? – Адриан вдруг умолк и с трудом поднял взгляд на Бага. Запоздало спохватившись, уточнил: – Вы, простите, знаете, кто такие… лисы?
– Ляо Чжая читывал[27], – со сдержанным достоинством ответил Баг. Видимо, молодой даровитый предприниматель полагал, что в человекоохранительных органах работает народ, совсем уж чуждый высотам культуры. Это было как-то даже обидно – но грех обижаться на человека, когда он в таком состоянии. Между тем Баг зачитывался рассказами о лисах ещё в том полном смутных и прекрасных волнений возрасте, когда мальчик превращается в юношу, – и, время от времени уставляясь в потолок юрты мечтательным взглядом, воображал себя на месте героев Ляо Чжая… Позже Баг открыл для себя и многотомный прославленный труд Пузатого А-цзы “О лисьем естестве”; великий учёный проделал непостижимую по объёму работу, разыскав и сведя воедино все сведения об этом весьма значимом для культуры Цветущей Средины зверьке. Недавно вышло электронное переиздание труда Пузатого А-цзы на пяти дисках, с указателями, и Баг, помня своё детское увлечение, тут же его приобрёл. Он навсегда усвоил, что в народной мифологии Цветущей Средины могущественная лисица-оборотень есть олицетворение предельно различных сторон женской натуры, каковая даже в реальной жизни ухитряется чуть ли не одновременно быть и самозабвенно, жертвенно верной – и ошеломляюще ненадёжной и независимой; есть двуединое олицетворение всех мужских мечтаний и страхов, связанных с противуположным полом. Образ сей, утверждал маститый учёный, наложил отпечаток на многие стороны срединной культуры. Ну вроде как царевна-лягушка на культуру русских; именно многовековое воздействие этого образа – а может, и не только образа, в древности чего только не случалось, – привело к тому, что в подавляющем большинстве своём русские ни в каком виде не едят лягушек. Вдруг свою будущую жену съешь? Да ещё – такую… Одним рукавом махнёт – столы с яствами вылетают, другим – должности высокие… Никак нельзя лягушку есть!
Адриан некоторое время молча вглядывался в Бага, потом кивнул. Видимо, он удовлетворился коротким ответом человекоохранителя, но осознал это не сразу.
– Вот я и подумал тогда: досточтимому предку лиса помогла, и мне поможет… И ведь правда! Помогло! Я и принял-то всего несколько раз… Тут и Тоня затяжелела… И я подумал: что же это со мной происходит? Что я с собой делаю?!. А Тоне ничего не сказал, нет… Как об этом скажешь? Неловко… стыдно… Так Катюша и родилась… – Он шмыгнул носом. – Доченька… – И уронил голову на руки.
“Однако это мы с ним почти всю бутылку выпили! Адриан-то, похоже, заснул. Да и я от него недалеко ушёл… А толку? Недаром Конфуций говорил… что же он говорил?.. говорил, что только низкий человек рисовым вином пытается помочь горю…”
Однако Адриан ещё не заснул, лишь погрузился, выговорившись, в некое онемение и окаменение. Но когда в чёрной глубине коридора, ведшего в кухню из спальни супруги, послышались шаги, он судорожно встрепенулся и, схватив со стола коробочку с пилюлями, словно застигнутый на месте преступления мелкий воришка, задёргался, ища, куда бы её спрятать, а потом пихнул за пазуху.
В кухню вошла Стася.
Баг вопросительно поднял голову на подругу. У него слипались глаза. Казалось, задержание Обреза случилось по меньшей мере прошлым летом; поверить было невозможно, что минуло всего-то пять часов с тех пор, как честный человекоохранитель хоронился за мусорными бачками от гудящих, словно злые осы, пуль потерявшего человеческий облик опиумоторговца.
– Баг.., – Стася тронула его за плечо. Он осторожно накрыл её ладонь своею. – Баг… Тоня заснула наконец, но я всё равно с побуду нею рядом, в кресле подремлю. А ты иди…
Баг кивнул.
В распахнутом в ночь окне всё так же шуршал по листьям дождь.
Апартаменты Багатура Лобо
12-й день девятого месяца, вторница,
утро
Утро вторницы наставало для Бага постепенно.
Сначала он ощутил себя большим плоским камнем, камнем, нагревшимся на солнце, камнем, лежащим под кактусом в пустыне. Камни не просыпаются и не засыпают, камни не испытывают желаний и страданий, камни просто лежат – лежат вечность, до тех пор, пока ветра тысячелетий не разотрут их в песчинки, и тогда эти песчинки сольются с тёплым морем других, таких же мелких и безликих крупиц, когда-то бывших камнями…
Потом Баг понял, что он – не камень, он, ни много ни мало, пользующийся общим уважением ланчжун Управления внешней охраны. Но блаженная окаменелая истома никуда не делась. И по-прежнему на грудь давило жаркое солнце пустыни.
Баг открыл правый глаз.
Поперёк груди развалился Судья Ди. Увидев, что хозяин стал подавать признаки жизни, кот моргнул и пристально уставился Багу в глаза. Во взгляде Судьи Ди явно читалось неодобрение.
Баг открыл левый глаз, вспомнил вчерашний вечер и полуночный разговор под эрготоу… “После таких-то откровений я просто обязан жениться”, – подумал Баг и шевельнулся.
И тут же некий злодей радостно и пронзительно всадил ему в правый глаз ржавый гвоздь, и Баг проснулся окончательно. Всё же такое количество шестидесятипятиградусной жидкости даже для него оказалось чрезмерным.
Какая-то мысль не давала ему покоя ночью, смутно припомнил – вернее, смутно заподозрил Баг, и тут же сам себе удивился: какая уж тут мысль…
Однако предощущение понимания чего-то важного и явно имеющего отношение к трагедии в семье Стаси, чего-то, что он во сне почти уж понял, да забыл в тумане утреннего недуга, продолжало, будто котёнок в наглухо закрытой корзинке, царапаться в тёмной глубине его мозга.
Стася…
“А ведь ей теперь траур носить! – наконец сообразил Баг. – Столь утончённая ханьская семья без этого никак не обойдётся”. И хотя древняя система родственных трауров, исстари имевшая в Цветущей Средине силу закона, уж века два назад перестала быть обязательной и предписанные танским кодексом наказания за её нарушение отошли в прошлое – многовековой обычай культурные люди Ордуси, особливо с ханьскими корнями, соблюдали неукоснительно. “Погоди-ка…” – принялся соображать и высчитывать Баг. Умершая Катя приходилась Стасе племянницей по женской линии. В древности траур носили только по племянницам по мужской линии, но в веке, кажется, шестнадцатом, под влиянием исконной русской культуры, к женщинам более уважительной и бережной, женские линии были тоже включены в этот круг, только траур предписывался уменьшенный на две степени относительно мужских. “Да-да, конечно… Была б нормальная голова – вмиг сообразил бы, а сейчас… три Яньло повсеместно! По незамужним дочерям братьев ханьцы носили траур цзи, он длится год. Значит, по незамужним дочерям сестёр получается траур дагун, то есть пять месяцев… Гуаньинь милосердная!”
Это значило, что их свадьба со Стасей откладывалась по крайней мере на пять месяцев. Что там свадьба – покуда длится траур, любая радость невместна! Поступить иначе – немыслимо. Гармоничным соблюдением церемоний сильна Поднебесная.
Баг сам, своей волею, некогда относил по матушке Алтын-ханум полный трёхлетний чжаньцуй с тяжёлым посохом[28]… Потому что любил.
Охо-хо…
Но была ещё какая-то мысль, не про траур. Ночная мысль, улетевшая вместе со сном. Что-то такое в квартире Гуанов-Ци… Что это было? Что?
Баг снял с груди Судью Ди, поднялся и, голый по пояс, направился на террасу. Следовало поторопиться изгнать из организма остатки продуктов распада эрготоу: должно было без опоздания прибыть в Храм Света Будды на утреннюю медитацию. И ещё попросить братию поминать в своих молениях Екатерину Ци.
Охо-хо…
А после – Управление внешней охраны и коварный предприниматель Обрез-ага.