Не оборачивайся - Мишель Ганьон

Ноа понимала, что ей придется преодолеть огромное расстояние и вряд ли удастся остаться незамеченной. На открытом пространстве спрятаться было негде.

К счастью, камеры смотрели вниз. И Ноа решила, что пришла пора запасного плана.

Спустилась ночь, и темные штаны с фуфайкой облегчали ей задачу. Ноа зигзагом двигалась между катерами и яхтами, внимательно прислушиваясь и глядя по сторонам, чтобы не пропустить преследователей. У нее сложилось впечатление, что большинство из них оттянулись к складам, когда приехали пожарные, и она с усмешкой подумала, что несколько дюжин охранников для обычной лодочной станции многовато и наверняка вызовет кучу вопросов.

Машина остановилась. Зайдя за ближайший катер, Ноа увидела, как из нее выбираются пожарные и направляются в сторону горящей яхты. Огонь отлично занялся, даже со своего места она чувствовала жар. Ветер кружил в воздухе черные хлопья пепла. Длинный белый шланг начал разворачиваться, словно живой, подпрыгивая на асфальте, когда его бегом потащили вперед.

Один пожарный остался около машины, однако он смотрел в ту сторону, куда отправились его товарищи. Видимо, они подали ему сигнал, потому что он ловко повернул колесо подачи воды, и белый шланг мгновенно распух.

Ноа с нарастающим беспокойством наблюдала за ним. Она надеялась, что пожарные оставят машину без присмотра, и даже не подумала, что кто-то из них будет находиться поблизости. Чтобы привести свой план в исполнение, ей требовалось пройти мимо пожарного.

Она уже обдумала вариант подойти и прямо обратиться за помощью, но это означало бы целую прорву проблем, с которыми она еще не была готова разбираться. Они обязательно позвонят в Службу опеки, и Ноа снова придется иметь дело с соцработниками, судьями и копами. И неважно, что с ней произошло, — она не собиралась возвращаться в систему, которую ей стоило такого труда покинуть.

Разумеется, если ей не удастся отсюда выбраться…

Но выход должен был найтись. Ноа задумчиво нахмурилась. В кармашке на груди фуфайки у нее лежали оставшиеся спички. «Может быть, еще что-нибудь поджечь?» — размышляла она. Когда Ноа уже засунула руку в карман, неожиданно со стороны яхты что-то крикнули парню, стоявшему у машины. Тот вскинул голову и громко ответил:

— Иду!

Открыв одну из панелей на боку машины, он что-то вытащил и побежал к своим товарищам.

Ноа колебалась несколько коротких мгновений — она не знала, как долго его не будет, да и пожар должны были скоро потушить. Потом осторожно вышла из своего укрытия за катером и направилась к центральному проходу.

Она внимательно смотрела по сторонам, но видела только тени пожарных, окутанные быстро рассеивающимся дымом, примерно в ста ярдах от того места, где она пряталась. Ноа сделала глубокий вдох и сказала себе, что должна действовать — сейчас или никогда.

Наступая на носок раненой ноги, она помчалась к пожарной машине, с трудом забралась по лестнице, прикрепленной сбоку, и распласталась на крыше. Тяжело дыша, изо всех сил прислушивалась, пытаясь понять, не засекли ли ее.

Прошла минута, потом еще одна. Ничего.

Ноа казалось, что прошла целая вечность, хотя на самом деле всего минут пятнадцать, когда командир отряда приказал:

— Сворачиваемся, ребята.

Ноа лежала не шевелясь и почти не дыша, пока парни складывали в машину оборудование и поругивали придурка-охранника, и молила всех святых, чтобы им не потребовалось положить что-нибудь на крышу. Прошло несколько минут. Наконец мотор ожил, взревел, и пожарная машина задом покатила в сторону ворот.

По обеим сторонам крыши имелись металлические перекладины; Ноа уперлась в них ногами и крепко ухватилась руками. В правой ноге пульсировала дикая боль, но она сжала зубы, заставив себя не обращать на нее внимания. Ноа понимала, что, если машина резко прибавит скорость, ее мгновенно сбросит с крыши. Наконец они миновали ворота, и проволочное заграждение начало постепенно удаляться. Ноа надеялась, что глазок камеры был направлен слишком низко и ее никто не заметил.

За воротами машина медленно развернулась и покатила по дороге. Они ехали не очень быстро. Теперь, когда дело было сделано, пожарные возвращались на базу и больше не спешили. Через некоторое время машина сбавила скорость перед правым поворотом, и Ноа воспользовалась этой возможностью, чтобы скатиться с задней части крыши. Ее раненая нога отчаянно запротестовала, и волна боли поднялась аж до самой икры. Ноа не устояла и несколько секунд лежала, свернувшись посреди дороги.

Машина вскоре скрылась из вида, и Ноа, призвав на помощь остатки сил, заставила себя встать и последовать за пожарными. Примерно через пару сотен ярдов они остановились на перекрестке, зажегся зеленый свет, и машина, свернув направо, влилась в поток автомобилей, возвращающихся в город. Ноа, прислушиваясь, нет ли за ней погони, бежала из последних сил, пока не добралась до дороги. Там она повернула направо и через несколько кварталов остановилась. Она знала этот перекресток. Примерно в миле находилась станция метро.

Ноа надела капюшон, чтобы спрятать лицо, и засунула руки в карманы фуфайки. Сгорбившись, чтобы хоть как-то защититься от холода, она, хромая, направилась к метро.

Питер расхаживал по кабинету отца: пять шагов вперед, до полок с великолепными, в кожаных переплетах книгами, и пять обратно, к столу, где всего пять минут назад стоял его компьютер. Он не знал, что делать.

Компания громил убралась вместе с Мейсоном. Похоже, Питер перестал интересовать их после того, как они забрали его компьютер, и он очень быстро понял почему. Они перерезали не только телефонный, но и все остальные кабели, в результате Питер лишился Интернета. Однако это его не слишком беспокоило, потому что они были подключены к спутниковой связи. Впрочем, он почти сразу сообразил, что понятия не имеет, к кому нужно обратиться.

Питер достал из кармана мобильный телефон; сигнал снова появился, значит, его перестали блокировать. Сейчас больше всего на свете ему хотелось поговорить с родителями. Фамильярность, с которой Мейсон произнес их имена, испугала его, и он решил, что с ними случилось что-то ужасное. Он уже позвонил им три раза, но они не брали трубку — ни мать, ни отец. Питер решил, что это очень плохой знак. Присцилла и Боб никогда не расставались со своими телефонами, и он даже шутил, что они будут разговаривать по ним, когда начнется Конец Света. Его родители целыми днями ходили, засунув в уши беспроводные наушники. Время от времени Питеру казалось, что они разговаривают с ним, но через пару слов он понимал, что они обсуждают свои рабочие дела. Среди прочего, это его страшно возмущало.

Теперь, когда ему было отчаянно нужно, чтобы они ему ответили, он не мог до них дозвониться.

Питер снова набрал номер, и его в очередной раз соединили с голосовой почтой.

«Папа! Это опять Питер. Послушай, тут произошло… кое-что плохое, и мне действительно нужно с тобой поговорить. Это важно. Перезвони мне».

Ужасно расстроенный, он повесил трубку. Ему очень хотелось позвонить Аманде, чтобы спросить, что, по ее мнению, следует делать. Но он знал, что она ему ответит. Аманда начнет критиковать его за то, что он не вызвал полицию, и, скорее всего, станет требовать, чтобы он повесил трубку и немедленно позвонил в 911.

Питер хотел было это сделать, но что-то его остановило. Он не сомневался, что, если он так поступит, станет еще хуже. Да и поверят ли ему копы? Полное безумие — банда вооруженных громил ворвалась в дом, но взяла только лэптоп, не обратив ни малейшего внимания на стоявший с ним рядом более дорогой компьютер? Единственным доказательством того, что в доме кто-то побывал, была сломанная дверь, но Мейсон сказал, что пришлет мастеров ее починить. Наконец, Питер понял, что именно это не давало ему позвонить копам: какой вор станет делать такое предложение? Да и вообще, что происходит?

Питер обошел стол и без сил рухнул в кресло отца. Открыв снова ящик, сделал большой глоток виски — ему уже было все равно, заметит что-нибудь Боб или нет.

Зазвонил его мобильный телефон. Питер подскочил, чтобы ответить; он так спешил, что лишь чудом не сбросил его на пол.

— Алло?

— Питер, что происходит? — сурово спросил его отец.

Питер снова откинулся на спинку кресла, чувствуя, как его окатила волна облегчения.

— Папа, я так…

— Что он говорит? — Питер услышал голос Присциллы, прозвучавший где-то на заднем плане.

— Он пока еще ничего не сказал; дай мне с ним поговорить.

Как всегда, в голосе Боба слышалось раздражение. Он принадлежал к числу людей, которые твердо верили, что весь мир занимается тем, что постоянно плетет заговоры, чтобы сделать их жизнь невыносимой. Питер пытался, но так и не сумел понять почему. По его представлениям, Бобу вообще не стоило жаловаться на судьбу, потому что все у него шло гладко и без проблем.