Потерянное имя - Вета Ножкина

– Какая программа? У нас будет своя программа – нужно руки от этой грязи хорошо проспиртовать и «голос поставить».

– А голос ставить зачем? – не поняла Алевтина.

– Это у бардов так обозначают – принять по сто грамм, – уточнил Николай, – Идёмте уже в лагерь, холодает.

3 глава

«Муха карабкается по стене. Ведёт себя, как перебежчик: сделает несколько шагов, остановится, потом возвращается на какую-то пройденную точку, и – снова вперёд. Шаги? Это слово уместно по отношению к мухе? Она идёт? Шагает? …М-м… как болит голова… ползёт…»

Так Неизвестный наблюдал за мухой. Он уже несколько минут, как открыл глаза. С трудом повернул голову – она была тяжёлая, и что-то мешало в области затылка. «Что это?» – Неизвестный осмотрел в пределах видимости место, где находился.

«Окно. За окном светит фонарь – вытянутый корпус фонаря похож на… На что он похож? …Как болит голова. Около фонаря много мошкары. Свет от фонаря падает на стену, по которой медленно движется муха – или очень рано, или слишком поздно. Муха толстая. Не чувствует никакой угрозы, потому и не улетает… Мозг работает… Причинно-следственные связи… При чём здесь связи? Какая связь у меня с этой мухой? У меня… Кто я?»

Неизвестный открыл рот и хотел выкрикнуть что-то. Получилось что-то вроде:

– Ы….

Он повернул голову в другую сторону. «Кровать. На ней кто-то спит – слышно, как булькает дыхание спящего. Укрыт чем-то тёмным… Плед, жёсткий плед. Такой же на мне».

Ещё одна попытка что-то произнести:

– Ы…….

В руку воткнута иголка, от неё трубка идёт к капельнице. На штативе капельницы пузатый флакон с жидкостью. «Хочется в туалет. Сейчас лопну…».

Неизвестный попробовал встать. Боль от головы прошлась до самого корня языка и выдавила:

– М-м…

В это время дверь открылась и прямо на него пошла, шурша обувью по полу полная фигура в белом халате, белом колпаке, которые от света, падающего от фонаря за окном становились то серыми, то местами белыми, то жёлтыми:

– Очухался? – произнесла белая, посмотрела на капельницу.

– Ы… – снова попытался выдавить из себя Неизвестный.

– Чего? – переспросила белая, – Сейчас дежурного врача позову…

«Я в больнице, – подумал Неизвестный, – Кто я?»

Пришёл врач. За ним белая. Включили свет. Муха зажужжала и полетела в кругосветку над лампой. Свет резанул по глазам, стало ещё больнее голове в затылке… Хлопок где-то перед ушами донёс набор непонятных слов вошедших, как сквозь скафандр:

– Я его спрашиваю, мол, в себя пришёл, а он мне «ы…, ы…»

– Больнойглазоткройтееее… – услышал совсем непонятную фразу Неизвестный.

Врач расширил пальцами зрачки:

– Зрительные рецепторы срабатывают. Как вас зовут?

Неизвестный, щурясь, смотрел на глядящего на него совсем близко человека. «Что-то знакомое в этой фразе…»

– Как-ваше-имя? – переспросил доктор.

«Как-ваше-имя… Май нэйм….майнэйм…» – Неизвестный силился вспомнить своё имя, но не получалось. Нестерпимо хотелось в туалет.

– Ы…. – Неизвестный указал рукой на область ниже живота.

– Принесите ему утку, – сделал распоряжение врач и пошёл из кабинета, на ходу говоря белой какие-то фразы ещё.

«Куда они уходят? Я хочу в туалет… Надо встать…»

Тут неизвестный увидел, что на соседней кровати произошло оживление. К нему повернулась тёмная небритая рожа. Лица там было совсем мало – только чуть ниже глаз. Остальное – рожа.

«Я помню – что такое лицо и рожа. Я вижу, что я в больнице. Кто я? Почему ничего не могу сказать… Как болит голова…»

Зашла белая, в руке у неё был пластиковый переносной писсуар. Она махом отдёрнула плед, примостила устройство и произнесла добрым голосом:

– Ну, давай, дорогой…

«Так хорошо сказала непонятное, – подумал Неизвестный, – но что это значит? Что она делает?»

Но внизу живота стало легче с высвобождением накопившейся жидкости.

Как только белая ушла, Неизвестный увидел, как обладатель небритой рожи стал подниматься со скрипящей постели. Сел, вперившись взглядом в Неизвестного, кулаками рук опершись на матрац:

– Как зовут?

Неизвестный уставился на рожу, пошевелил губами, но выдавить слова не получилось.

Утром следователь в кабинете врача занял нападающую позицию:

– Значит, амнезия? Ещё мне этого не хватало… Хотя – это теперь ваш геморрой. Мне он всё равно никаких показаний дать не сможет, так что пишите протокол и концы в воду…

– То есть, как это «концы в воду»? Вы должны найти зацепки…

– Какие зацепки? Он теперь сам – как сплошная зацепка… Ничего-ничего, подлечите его, а если он чего-нибудь вспомнит – звоните. Но мой вам совет… Бомж – он есть бомж… В приют его не оформить. В розыскной базе такого нет – я все фото просмотрел. Так что – моё дело сделано, имею честь, – и вышел за дверь.

– Честь он имеет… – пробурчал вслед врач, нервозно подёргивая щекой.

Неизвестный немного пообвыкся к обстановке. И к вечеру следующего дня попытался встать. Белая как раз вошла в палату, уколы принесла:

– Ой, чего творишь-то? Постельный режим! Постельный режим! Давай, ложись, я тебе обезболивающий поставлю.

А когда Белая ушла, Рожа уставился на Неизвестного:

– Вона как! А я всё думал – амнезию эту только в кино показывают… А тут вот она – совсем рядом, вот будет о чём нашим рассказать.

Прошло ещё несколько дней.

В ординаторской собрался консилиум по поводу выработки единого мнения по диагнозу поступившего без документов больного и схемы лечения.

– Реакции на свет, чувствительность, потребности сохранены.

– Но ему не удаётся вспомнить «кто он». Надо провести обширное МРТ, рентген органов…

– На какую статью расходов мы его поставим? – спросил один из врачей.

– Какая бы ни была… Он – человек, и он у нас… – ответил главврач.

Неизвестный во время обеда обжёг язык горячим чаем и чувствовал, как язык болит, значит язык есть и он работает. Он не понимал многие слова, которые произносили вокруг него, но что-то было понятно. В горле как будто поперёк что-то застряло. Врач принёс ручку и листок и попросил написать, «как имя». Неизвестный нарисовал на листе вопросительный знак и уставился на доктора.

– Амнезия… точно, амнезия, – произнёс доктор и вышел из палаты.

На следующий день во время обхода пришли несколько врачей. Неизвестного осматривали, кололи иглами, обстукивали молоточками, водили молоточком перед глазами, заставляли вытягивать руки и касаться пальцем конца носа. Потом отправили на рентген и на обследование в белом саркофаге, где в уши колотил молоток, пищал какой-то аппарат, похожий на допотопный сканер.

Неизвестный больше не пытался произносить что-либо. Но как-то взял с кровати соседа газету, он мысленно прочитал текст, мало что понял, разглядывая слова, картинки и не совсем понимая – что происходит.

Следователь открыл дверь рывком, зашёл уверенно и сел на стул около кровати Неизвестного. Тяжело дыша и вытирая выступившую испарину, достал из сумки бумагу, ручку и потянул Неизвестному:

– Пиши – «Я такой-то такой-то, претензий не имею, и прошу меня выписать в связи с выздоровлением. Подпись, дата».

Неизвестный смотрел на листок, на человека в форме, и вдруг подскочил – встал навытяжку, выгнув грудь, как по команде «смирно». Следователь тоже привстал, косо взглянул на Неизвестного, сглотнул слюну:

– Да, по тебе, братец, дурка плачет… Вот только оформление туда без документов-то уйму времени займёт. Да и кому ты там нужен, сейчас же всё на хозрасчёте. Кто за тебя, безвестного да бездомного, платить будет? Ладно, расслабься, – Следователь похлопал по плечу Неизвестного.

Но Неизвестный продолжал стоять, уставившись глазами в какую-то невидимую точку по центру глаз.

– Сядь, я тебе сказал! – прикрикнул майор.

Неизвестный как будто пришёл в себя, обмяк и присел под нажимом руки Следователя на кровать.

– Так, короче… Раз ты так, надо брать ситуацию в свои руки…

Следователь вышел из палаты.

Зашла санитарка, ворча:

– Этапируем, этапируем… А во что я его одену? С меня ж потом спросят больничную одёжу…

За ней следом протиснулся следователь, озираясь за дверь:

– Давай, давай побыстрее, машина уже заждалась. А доктору скажешь, что ничего не видела – сам куда-то делся. А ты, Дудень Илья Алексеевич, – обратился майор к лежащему на соседской кровати Роже, – Только пикни, я тебе сладкую жизнь устрою, свешать на тебя найду что… Кстати, это твои штаны? – он указал на висящий на спинке кровати спортивный костюм, – Конфискуем!

– Но… – хотел возмутиться Рожа.

– Молчать, сказал, – и кинул одежду Неизвестному, – Переодевайся.

Штаны и кофта оказались велики. Штаны пришлось подкрутить в поясе, и рукава тоже. В таком виде следователь повёл Неизвестного, подталкивая в спину. Минуя коридор, в котором было много народу, вывел во двор, и почти насильно затолкнул в уазик.