Охота на олигархов - Павел Генералов

— Вам лучше на трассу Пралонг или Белькот поехать, они более пологие, как раз для начинающих.

Поднявшийся толстяк совсем смутился и, сняв шапочку с помпоном, вытер рукавом лицо и протянул руку:

— Простите, я и не думал, что вы русская!

— А знали бы, уступили бы дорогу? — уже не сердясь, спросила Соня. Она приняла помощь, стараясь не слишком опираться о руку горе–лыжника. А то ещё шлёпнется снова и её собьёт!

И тут толстяк расплылся в улыбке, узнал, значит:

— Вы же ведущая «Женской империи», верно? — радостно воскликнул он и взмахнул палкой, едва не задев Соню по лицу.

— Верно! — подтвердила Соня. — Если вам нужен автограф, то я совершенно случайно не захватила с собой ручку.

— Нет, автограф не нужен, — расхохотался толстяк. — Надо же! Чуть саму Софью Перовскую не сбил!

Обхохотаться, право слово… Соня криво улыбнулась.

— Помощь нужна? — Лёвка щегольски объехал отряхивающихся спортсменов, с интересом посматривая на толстяка.

— Нет, всё в порядке. Бай! — Соня махнула на прощание толстяку. Тот мужественно двигался в сторону подъёмника в поисках новых приключений.

— А откуда ты Моргалова знаешь? — немного ревниво спросил Лёвка.

— Какого Моргалова? — удивилась Соня.

— С которым ты сейчас любезничала. Главный русский металлург, — объяснил Лёвка. И, поняв, что Соня не врубается, попенял: — Эх ты, журналист! Людей с таким состоянием надо знать в лицо.

— Ну, я же веду женскую передачу! — вывернулась Соня. — Я — в отель, а ты?

— Я ещё пару раз с Солира скачусь, и приду. Жди меня и я вернусь!

…Она ждала его в постели. Сполоснулась под душем, влезла под одеяло и включила телевизор.

Лёвка пришёл с горы через полтора часа:

— Сонька! — открыв дверь номера, заорал он. — Давай, собирайся скорее, а то я от голода умру!

— Сначала помойся, а я уже готова, — сообщила Соня, не выходя из спальни.

В шале «Дуглас» нового отеля «Килиманджаро» они занимали номер на втором этаже с роскошным видом на горы. Прямо рядышком с «Килиманджаро» находился кресельный подъёмник, с верхней станции которого начинались сто две трассы. Это было лишь одно из многочисленных преимуществ отеля, хотя Лёвка выбрал его исключительно из–за знойного африканского названия. Ки–ли–манд-жаро — слово пахло мандаринами и киви, смертельной опасностью и изнуряющей жарой. Это было слово из Лёвкиного детства, из старой книжки с подклеенной обложкой.

Лёвка заглянул в полутёмную спальню: Соня, в чём мать родила, лежала поперёк двуспальной кровати и смотрела телевизор. Из телевизора неслась до боли знакомая мелодия.

— Александра, Александра, этот город наш с тобою, стану я твоей судьбою, трам–пам–пам–пам–пам–па-па, — путая слова, приятным голосом подпевала ящику ведущая элитарного ток–шоу Софья Перовская. Она, похоже, и не думала спасать от голодной смерти своего непосредственного начальника.

— Софья! Признавайся: ты что это там смотришь? — Лёвка не хотел верить собственным ушам.

— «Москва слезам не верит» показывают, — доложила Соня.

— И ты смотришь ЭТО?

— Знаешь, Лев… — чуть приглушив звук, серьёзно ответила ему Соня. — Можно я хотя бы на отдыхе побуду не Софьей Перовской, а Соней Пёрышкиной, а?

— Да бога ради, без проблем, — разрешил Лёвка. — А что, Пёрышкина любит фильмы про любовь?

— Пёрышкина любит фильмы про нормальную жизнь, — отрезала Соня. — Потому что Пёрышкиной до смерти надоело видеть на всех экранах одно и то же: как стреляют, убивают, догоняют и орут друг на друга из–за денег. Понятно?

— Понятно, — миролюбиво согласился Лёвка и вкрадчиво поинтересовался. — А Пёрышкина разве не патриот своей родимой НРТ? И не фанатка суперпроекта канала «Пацаны»?

— Повторяю для даунов, — тоном ведущей отозвалась Соня. — Пёрышкина. Любит. Фильмы. Про. Нормальных. Людей. Людей — не монстров. Угу?

— Угу. Я пойду мыться, ладно?

Соня вместо ответа прибавила звука.

— Про нормальных, говоришь? — бормотал Лёвка, наслаждаясь горячей водой.

— Про нормальных… А что? Это — мысль, — сообщил он, выходя из ванной в огромном белоснежном полотенце.

Раскинувшись на шёлковых простынях, его ждала восхитительно обнажённая… Пёрышкина?

Нет, Перовская! Пирсинг — это ведь немного из другой оперы, не так ли? Из аккуратного пупка Софьи прямо на Лёвку смотрел зелёным камешком–глазом серебряный слоник.

Глава третья. Subbotnik

1 февраля 2003 года

Марбелья

Хуан — Карлос Перейрос страшно гордился своим королевским именем, хотя чуть ли не четверть мужчин Испании были тёзками действующего монарха. Но Перейрос и в самом деле был королём. Правда, с двумя «но».

Во–первых, его королевство было совсем маленьким — всего одна вилла с гордым названием «SIBIR».

Во–вторых, полноправным королём «SIBIR» и Хуан — Карлос мог считать себя лишь в отсутствие настоящего хозяина, сеньора Герцензона.

У Герцензона было достаточно простое для русского имя — Иван — Адам, но Хуан — Карлос предпочитал называть его просто сеньор. Обычно сеньор Герцензон приезжал в «SIBIR» поздней весной и ненадолго, почти сразу отправляясь в морское путешествие на своей шикарной яхте под тем же названием, что и вилла.

А теперь вдруг примчался в январе, свалился, как говорят русские, как снег на голову. Хуан — Карлос не так давно начал учить русский язык и уже знал наизусть несколько фразеологизмов и поговорок.

Хотя хозяин и повёл себя, как снег, Хуан — Карлос успел к его приезду подготовить виллу по высшему разряду.

Герцензон был страшным чистюлей, и не потерпел бы и намёка на пыль в своей трёхэтажной «SIBIR» и. Дюжина уборщиц скребла и чистила дом все те полдня, которые были отведены Хуану — Карлосу для достойной встречи хозяина. И Перейрос — как это там у русских? — в грязь лицом не ударил.

Хозяин на сей раз, похоже, собирался прожить на вилле достаточно долго. И теперь, хотя каждый день две горничные проводили на вилле полноценную влажную уборку, Хуан — Карлос должен был возродить традицию генеральных уборок по субботам. Это было настоящее мучение — по субботам испанцы работать не любили, но Герцензон настаивал именно на этом дне недели.

— Это называется «subbotnik», — объяснил он несколько лет назад Хуану — Карлосу, тогда ещё не учившему этот сложный русский язык.

Ну, subbotnik, так subbotnik. Хоть горшком назови, только в печку не ставь. Если хозяин готов платить уборщицам втридорога, как специалистам–дизайнерам, — это его неотъемлемое право.

Десант уборщиц прибыл вовремя — ровно в десять часов. Возглавляла своих работниц бригадирша Тереза — упитанная молодая женщина с арбузными грудями.

— Ну что, птички, за работу! Где инвентарь, Тереза покажет, — Хуан — Карлос осмотрел знакомых уборщиц. Пятерых он знал, а вот шестую видел впервые. Так себе птичка. Не первой свежести и слишком худая, ущипнуть не за что, косынка повязана по самые брови, халат сидит мешком…

— Кто такая? — спросил он у Терезы, большим пальцем показывая на новенькую.

— Кузина Мануэллы, — охотно объяснила бригадирша. — Мануэлла приболела, ну, по–женски, — она многозначительно покачала густыми бровями.

Хуан — Карлос поморщился. Ну и тупая эта Тереза! Могла бы и не посвящать его в столь интимные подробности физиологии Мануэллы. Кузина, так кузина, лишь бы работала не хуже остальных.

— Ты хоть перепоясалась бы, а то на чучело похожа, — сказал он новенькой. Та молча кивнула и послушно достала из кармана зелёного халата поясок.

Талия–то у новенькой — как у балерины, — про себя заметил Хуан — Карлос, и тут же забыл про Мануэллину кузину. Она была не в его вкусе. Он любил женщин пышных, чтоб было где затеряться. А на кости только собаки бросаются, да и то — голодные.

Москва

— Что это такое? А? Я вас спрашиваю: что? — грохотал голос Льва Викторовича Кобрина.

Сонные зимние мухи испуганно заметались по кабинету. Ответа на поставленный вопрос они наверняка не знали. Этих мух никак не удавалось ни выдворить, ни примитивно уничтожить. Видимо, им нравилось тёплое помещение и домашняя атмосфера отдела, где работали «серийники».

— Это сценарий. Про м–м–м… женщин, как вы просили, — осторожно и тихо, словно разговаривая с тяжело болььным, сообщил начальник отдела Куцик.

Начальнику «серийного» департамента Антону Андреевичу Куцику недавно исполнилось тридцать девять лет. Но выглядел он старше — на все сорок. Наверное из–за глубоких и неровных, будто выгрызенных мышами, залысин.

— Про женщин? — ехидно осведомился Лёвка, тыча пальцем в пухлую рукопись. — Которые прячут чемодан с баксами от бритоголовых? И дерутся как Джеки Чан? Я разве таких женщин заказывал? Это не женщины — это кони. А я заказывал женщин обыкновенных! Феминас вульгарис, если вы по–русски не понимаете. Мелодраму я заказывал, уважаемый Антон Андреевич!