Охота на олигархов - Павел Генералов

Где же Ляля застряла? Ведь обещала приехать, как только эти долбанные съёмки закончатся. Иван Адамович потянулся было к телефону, но в последний момент звонить раздумал, решив перенести разговор с женой на самый вечер: благо, по времени у него всё равно будет на два часа меньше, чем в далёкой и ставшей недоступной Москве.

Надо было хоть немного расслабиться. Герцензон в очередной раз щёлкнул пультом.

Иван Адамович любил старые советские фильмы. Особенно — комедии. Коллекция у него была самой полной. Притом — в каждом доме, будь то во Франции, Испании или Лондоне. Старые, смешные и немного глуповатые комедии его всегда успокаивали. Терапевтический, что называется, эффект.

Сегодня на ужин в дополнение к лазанье со шпинатом и тёмному пиву он поставил себе на видео Шурика. Того, который «Операция «Ы». Раннего, совсем молодого Шурика в коротких чёрных техасах и в неуклюжих, постоянно сползающих очках.

В детстве у Герцензона были точно такие же техасы, только голубые. Он гордо называл их джинсами и пытался сделать потёртыми, тайком стирая в зверском растворе соды. В результаты штаны стали расползаться на коленях и заднице, отчего мама сердилась и сочно ругала индийскую лёгкую промышленность, хотя надо было хвалить отечественную соду.

На большом плоском экране уже начинался третий фрагмент фильма, собственно «операция». Сидя в низком мягком кресле, Иван Адамович не спеша раскурил сигару и поправил наушники. Фильм демонстрировался для него одного и это тоже было реализацией детской мечты. Только море за окном было не Чёрное, а Средиземное. И городок Сен — Тропез, хоть и поухоженней, чем родной Сочи, но гораздо, гораздо скучнее. Впрочем, скука — это, очевидно, стандартная нагрузка к взрослой жизни.

Жизнерадостная троица — Никулин, Вицын, Моргунов — готовилась к ограблению склада. Моргунов колотил боксёрскую грушу, Никулин фомкой боролся с крючками и дверными ручками. Вицын, потряхивая красным носовым платком, «тренировался на кошках». Опять кошки! Толстые гипсовые коты, уложенные в ряд, терпеливо сносили все нападки, улыбаясь грубо нарисованными ртами.

Интересно, а что там во внешнем мире?

Герцензон снял наушники и ужас последних дней ворвался в уютный просмотровый зал.

Уличные коты вопили, как спятившие младенцы. Или — дикие любовники, дорвавшиеся друг до друга через сто лет одиночества. Особенно старался, выл как упырь на луну, один, наверняка самый облезлый, хвостатый тенор. Он, выкаблучиваясь перед стадом, выводил рулады а ля Басков с особым остервенением. Нескончаемая ария облезлого цепляла обнажённые нервы и била по мозгам молотком.

Со всех сторон обложили!

Это кошачье нашествие длилось уже третий день. Вчера пришлось спать в наушниках, от воплей животных не спасали даже плотно закрытые и зашторенные окна. Злобные охранники–доберманы, позорно поджав купированные хвосты, давно и надёжно спрятались от взбесившихся кошек где–то за дальними пристройками. И ведь даже капканы нельзя было поставить — здесь, в Европе, самого нахального кошака и пнуть–то как следует не получится без риска для жизни и свободы. Защитники животных растерзают вмиг.

Что же это за напасть такая? Откуда взялась вся эта кошачья орава? Прямо Хичкок наяву.

Герцензон, морщась, допил пиво и набрал номер внутренней связи:

— Утром выезжаем в Испанию! — беспрекословно приказал он.

24 января 2003 года,

Москва

Всё–таки триммер — великое изобретение для бородатых мужчин. Стрижёт быстро, ровно, аккуратно и чаевых не ждёт.

Жемчужников включил аппарат, но тот, жалобно потрещав, работать отказался.

— Щ-щёрт побери! — пробормотал Питер и поплёлся на кухню.

Там в холодильнике всегда хранился запас новых батареек. Стратегический запас мужчины двадцать первого века: упаковка презервативов, початая бутыль «рашн водки» и батарея батареек. А что? Каламбур, однако — Питер довольно улыбнулся. Как он любил русский язык за многогранность и вечную радость всё новых и новых открытий!

И ещё Питер Жемчужников был большим поклонником Козьмы Пруткова. Встречаясь в России с людьми образованными и не обделёнными чувством юмора, он даже иногда представлялся его прямым потомком. Что было в некотором роде чистой правдой.

Корреспондент солидного американского журнала «Фэйс», Питер Жемчужников происходил из семьи русских эмигрантов первой волны. И воспитан был, что называется, в русском духе. По–русски он говорил практически без акцента. Особенно теперь, когда год прожил в Москве. Иностранца в нём выдавали иногда проскальзывающие в речи старомодные слова и сочетания, и слишком правильная артикуляция сложных русских окончаний.

Насчёт Козьмы Пруткова всё было вовсе не шуткой. Как известно, образ великого поэта, директора пробирной палатки, создали Алексей Константинович Толстой и два брата Жемчужниковых. Один из которых, Алексей Михайлович, и имел честь быть прапрадедом Питера по мужской линии.

К большому удивлению Питера знаменитые афоризмы Козьмы Пруткова были до сих пор очень популярны в России. Правда, далеко не все знали, кому именно принадлежат те или иные крылатые слова.

Любимых афоризмов у Питера было три, из самых известных: «Если хочешь быть счастливым, будь им»; «Бди!», ну и самое классическое «Никто не обнимет необъятного!». Ещё один, гораздо менее известный афоризм Питер примеривал непосредственно «на себя»: «Перо, пишущее для денег, смело уподоблю шарманке в руках скитающегося иностранца». И очень надеялся, что высказывание предков устарело. По крайней мере, по отношению к нему. Конечно, ему платили очень хорошую зарплату, но свою работу в России он любил не только за это.

Ещё с начала девяностых Питер приезжал в Москву в качестве разового корреспондента от разных газет и журналов. Но год назад ему предложили стать собкорром «Фэйса» в Москве. Как выяснилось совсем недавно, это оказалось предложение, от которого нельзя было отказываться. В феврале этого года должен был выйти первый выпуск русской версии «Фэйса», главным редактором которого и был, естественно, назначен Питер Жемчужников.

Первый русский выпуск «Фэйса» обещал стать событием. Потому как в нём впервые должен был появиться список первой сотни самых богатых людей России. Материалы готовились под покровом тайны.

Однако, как выяснилось, в России никакая редакционная тайна вовсе не тайна, когда о ней знают более двух человек. Так что по поводу намечавшейся публикации Питер уже сейчас получал массу комментариев как по телефону, так и в виде электронных писем. Ему даже пришлось прикупить в книжном на Тверской словарь ненормативной лексики, чтобы докопаться до смысла некоторых из этих посланий. Хотя словарь помог мало. Если смысл отдельных слов прояснялся, то общий смысл некоторых фраз всё равно оставался загадкой. Понятнее всего были прямые, не прикрытые даже матом, угрозы.

Но: волков бояться — в лес не ходить. Питер так и объяснил по телефону своей сестре Марии, которая пока не решилась перебраться на родину предков. Побывала лишь два раза в качестве туристки, накупила книг и матрёшек с лицами американских президентов, но приехать на более долгий срок отказалась наотрез.

Несмотря на все издержки опасной журналистской профессии выпуск был уже свёрстан и отправлен в финскую типографию. В Финляндии печатать было не в пример дешевле. И сей факт являлся одним из тех удивительных парадоксов, которые были неподвластны русско–американскому уму и сердцу Питера Жемчужникова.

Многих из «золотой сотни» Питер знал лично. У кого–то брал интервью, с кем–то познакомился на приёме в посольстве, третьим был представлен на очередной светской вечеринке.

Сегодня Питер договорился о встрече с Георгием Сидоровым, который значился в списке «Фэйса» под девятым номером. А поговорить с ним Жемчужников хотел о проблемах номера восьмого, господина Герцензона, нефтяная империя которого, кажется, трещала по всем швам. Встречу Сидоров назначил на подмосковном аэродроме «Мячиково».

Питер переключил триммер на «троечку» и начал подравнивать бороду, всматриваясь в худощавое лицо в зеркале. Пожалуй, ему нравилось это лицо. Триммер, снабжённый новыми батарейками, жужжал, как рассерженная пчела.

Сен — Тропез

— Эй, кто–нибудь есть живой? — в дверь садового домика колотили так, будто хотели её напрочь высадить.

— Иду, иду! — закричал Патрик Мерсье. Что ж за напасть такая! Кошки со всей округи с ума свернулись. Хозяин, считай, с ночи, всех гоняет. Так, в общую копилку, ещё кого–то принесло с утра пораньше! — Уже открываю!

Открыв дверь, Патрик остолбенел — перед ним стоял толстяк Жан — Марк по прозвищу «Свинья Садовая». А он–то уже успел чуть ли не всему посёлку раззвонить, что Свинья, толстый и ленивый работник фирмы «Гарден» из Ниццы, похоже, помирает.