Элли и арфист - Прайор Хейзел

Томас поглядывает на часы. Я продолжаю.

Пяти-, десяти– и двадцатифунтовые банкноты смешны. Как они могут стоить в сотни раз дороже монет? Я, конечно, люблю бумагу – бумага великолепна, сделана из деревьев, а кто усомнится в величии деревьев? Но бумажные деньги – это тонкие полоски не самого лучшего качества. А новые банкноты вообще делаются из какого-то мерзкого и скользкого материала. С какой стати они считаются более важными, чем крепкая и блестящая монета?

Томас открывает дверцу своего фургона и садится внутрь. Из задней части авто доносится лай его собак, американских овчарок, очень крупных и слюнявых тварей. Я продолжаю объяснять свою теорию Томасу через открытое окно.

Еще более нелепой, чем бумажные деньги, является маленькая карточка, сделанная из самого отвратительного вещества, известного человеку: пластика. А люди, судя по всему, ценят его превыше всего остального.

Томас качает головой, глядя на меня из окна фургона.

– Кредитная карта, – говорит он, – потрясающее изобретение!

Я спрашиваю, почему.

– Ну, приятель, – отвечает он, – в основном потому, что с ней можно приобрести потрясающие вещи.

Я спрашиваю его, какие такие потрясающие вещи.

– Например, потрясающие большие дома и, э-э… потрясающий отпуск за границей.

Но для чего, спрашиваю я, мне большой дом? Большие дома трудно убирать, трудно отапливать, в них трудно ориентироваться. Если бы у меня был большой дом, я бы тратил уйму времени на то, чтобы ходить из одного конца в другой, а я не хочу бродить так много внутри, если можно гулять снаружи. И зачем мне отпуск за границей? Отпуск за границей – это лишние хлопоты, смена часовых поясов, солнечные ожоги и диарея. Гораздо веселее можно провести время, оставаясь дома в своем амбаре, делая арфы и полируя пенни.

– Занимайся чем угодно, лишь бы это делало тебя счастливым, приятель, – отвечает Томас, разворачивает фургон и уезжает по аллее.

Моя сестра Джо говорит, что мне следовало бы беспокоиться о деньгах. Она утверждает, что все беспокоятся о деньгах, особенно те, у кого их нет. Она говорит, что, глядя на меня, ей всегда хочется кричать и рвать на себе волосы, хотя я сомневаюсь, что это правда; по мне, так ее волосы выглядят ухоженными. У Джо много представлений о том, что я должен (и не должен) делать. Она ведет себя в точности как мама.

Но все равно Джо добрая. Она создала для меня на компьютере веб-сайт. Я увидел это однажды, когда она привезла свой ноутбук. Мой сайт называется «Эксмурский арфист». Надпись в начале гласит: «Добро пожаловать в Амбар «Арфа». На сайте размещено двадцать пять фотографий моих арф, которые Джо сделала на свой очень хороший и очень большой фотоаппарат, и рядом с каждой фотографией указана цена. Там также есть снимок, на котором я изображен в профиль, с токарным станком в руках. На нем я склоняюсь над наполовину сделанной арфой. Еще там есть вторая моя фотография, на ней у меня застенчивое лицо: Джо настояла на том, чтобы разместить ее на сайте, потому что, по ее мнению, я красавчик, и это заставит женщин покупать мои арфы. Женщинам, по-видимому, нравятся арфы, изготовленные застенчивым на вид арфистом.

Джо сначала сказала, что я должен обзавестись деревянной табличкой и повесить ее в конце аллеи, а на табличке написать: Амбар «Арфа». Эксмурский арфист. Арфы высшего качества, местного производства. Что я и сделал. Я изготовил табличку из соснового дерева и вырезал буквы тонким, витиеватым шрифтом.

На следующий день в мой амбар пришли семь человек. Они купили у меня четыре арфы. «Как хорошо», – подумал тогда я. Но позже Джо сказала, что увидела две арфы из четырех на eBay. Затем Джо добавила, что если я не знаю, как продавать свой товар за достойные деньги, то было бы лучше, если бы люди не знали, что здесь располагается мастерская. Она велела мне снять табличку. Что я и сделал.

Спорить с Джо бесполезно.

Я не помню, сколько денег я получил за те четыре арфы. Меня это не интересовало. Я делаю арфы, потому что мне нравится делать арфы, а не потому, что я люблю зарабатывать деньги. Джо этого не понимает. Она указала на моем сайте адрес своей электронной почты, чтобы люди, пожелавшие купить арфы, сделали это через нее. Я не против. Конечно, нет. До тех пор, пока мне позволено изготавливать арфы.

Я не сказал своей сестре Джо о том, что подарил арфу женщине в вишневых носках, которую впервые увидел в своем амбаре. Что-то мне подсказывает, что моя сестра этого не одобрит.

Сегодня я ходил в лес и считал поганки. За время своего пребывания там я насчитал в общей сложности триста семнадцать грибов. В основном они были белесыми, телесного или чернильного цвета. Некоторые из них походили на блюдца, а некоторые – на миски для пудинга. День выдался сырой, но им это не мешало, как и мне. Завершив подсчет, я сел на замшелый пень и некоторое время слушал звуки Эксмура: то, как шуршит белка, как стучит дятел, как на землю падает желудь, как воркует вяхирь, как мяукает канюк, как жужжат пчелы, как где-то вдали блеет овца, урчит комбайн и как где-то не очень далеко урчит мой живот.

Когда я вернулся в Амбар «Арфа», увидел женщину в вишневых носках, эксмурскую домохозяйку по имени Элли Джейкобс. Она неподвижно ждала у двери. Когда она обернулась и увидела меня, ее лицо сказало о многом, но сама она произнесла:

– О, здравствуйте, мистер Холлис! Рада видеть вас снова. Я как раз собиралась идти домой. Извините, что вторгаюсь. Я не была до конца уверена, что вы имели в виду, когда говорили об арфе… Когда вы сказали, что вы не против, если я буду приходить сюда учиться играть?

Я объяснил, что всегда имею в виду то, что говорю.

– О, здорово! Какое облегчение! Можно мне войти? Или сейчас вам неудобно?

Я сказал, что мне всегда удобно, достал ключи и открыл Амбар «Арфа». Предполагается, что помещение нужно запирать, если внутри него находятся тридцать семь драгоценных арф, а ты вышел на час или два считать поганки.

– Как приятно снова оказаться здесь! – воскликнула она. Носки на Элли сегодня были не вишневые, а синие. И синий хлопковый шарфик в тон. Когда она двигалась, он трепетал. Я наблюдал за его трепетанием, когда она переходила от арфы к арфе. Затем Элли остановилась перед моей пробковой доской с фотографиями и стала внимательно ее рассматривать. Я решил, что она задаст вопрос, но она промолчала. Я ждал.

Наконец она обернулась и произнесла:

– Итак, э-э… арфа, которую я увозила на днях домой… Гм… Где она?

Я сказал, что перенес ее в верхнюю комнатку, которая теперь является ее комнатой для занятий, и спросил, не хочет ли она, чтобы я ее туда проводил.

– Да, пожалуйста, – ответила она.

Я повел ее вверх по деревянной лестнице (семнадцать ступеней) в ее новую комнату для занятий, которая раньше была моей кладовой. Если пройти через нее, попадешь в мою спальню, а рядом с ней находится моя ванная комната. С другой стороны от комнаты для занятий располагается кухня, где я готовлю бутерброды и все остальное. До всего этого можно добраться, поднявшись по семнадцати ступеням деревянной лестницы. Я спросил Элли, не против ли она подняться по семнадцати ступеням, и она ответила, что нет. Затем она сказала, что беспокоится о том, что никогда раньше не играла на арфе и не сумеет правильно воспользоваться таким прекрасным инструментом. Я ответил, что она играла на арфе шесть дней назад, когда впервые вошла в Амбар «Арфа». Она согласилась, но подчеркнула, что то была лишь пара нот и она совершенно не знала, как это делается. Я понимаю, каково это – совершенно не знать, как что делается, поэтому я ощутил к ней сочувствие и сообщил ей об этом. Затем она сказала, что, поскольку игра на арфе значилась в ее списке, а я был так любезен, что предоставил ей эту возможность, по отношению к ней и ко мне было бы справедливо, по крайней мере, попробовать. Я сказал, что полностью с ней согласен. И она ответила, что если она не станет арфисткой, то надеется, что я не буду чувствовать себя подавленным. Я заверил ее, что нисколько не буду чувствовать себя подавленным, если она будет иногда заходить сюда и дергать за струны. К этому времени мы достигли самой верхней из семнадцати ступеней.