Рождение и смерть похоронной индустрии: от средневековых погостов до цифрового бессмертия - Сергей Мохов

специальных людей, которые занимались бы похоронами при церкви или вне ее, у нас нет. Мы не знаем об уровне доходов этих людей и о престижности данной работы. Организацией похорон вместе с секстоном долгое время занимались местные религиозные общины, в обязанности которых входил поиск упряжки для перевозки тела, организация траурного шествия, поиск необходимых ритуальных атрибутов и т. д. Многие из необходимых атрибутов хранились на церковных складах под надзором секстонов.

Говоря об организации похорон, необходимо сказать не только о церковных общинах, но и о первых проявлениях профессиональной и социальной солидарности. В эпоху Средневековья европейская цивилизация начинает формироваться как городская культура. Население городов составляли различные ремесленники и торговцы, которые объединялись в союзы и гильдии. Город становился особым пространством, где происходит разделение труда, складываются рыночные и обменные отношения, формируются ремесленные союзы. Именно профессиональные средневековые гильдии были первыми, кто обеспечивал достойное проведение похорон своим членам[13]. По сути эта структура аналогична крестьянском сообществу, однако сформирована она по профессиональному признаку[14]. Как отмечает Гарри Ричардсон: «Гильдии нанимали для служб священников, платили за службы своим святым покровителям, организовывали похороны, принимали участие в управлении приходами, оплачивали мессы и заупокойные службы» (Richardson 2005:145). Например, гильдия кожевенников в Кембридже выплачивала 16 пенсов в год за то, что в храме Св. Катарины постоянно стояло 3 восковых свечи за упокой погибших товарищей. В 1409 году гильдия обувных мастеров города Осло договорилась с монашеским орденом доминиканцев, чтобы те взяли на себя функции погребения и поминовения членов их гильдии (Korpiola and Lahtinen 2015:163).

У каждой гильдии в средневековом Лондоне был свой фонд, в который члены вносили по 1–2 пенса в месяц и который целиком шел на оплату похорон. В малочисленных гильдиях обычно хоронили не более 2–3 человек в год, в то время как в больших объединениях хоронили по несколько десятков. Для не пришедших на похороны членов гильдии предусматривались разные виды штрафов и наказаний. Цеховые фонды являлись прообразом будущего похоронного страхования и кооперативных похорон, о которых я еще буду говорить в следующих главах.

В организации похорон принимали участие братства и общества милосердия. Филипп Арьес отмечает: «Создание братств отвечало трем стремлениям людей того времени. Первое — обеспечение гарантий для потустороннего мира: умершим гарантированы заупокойные молитвы их собратьев, захоронения происходят в часовне братства, где будут совершаться богослужения, дабы души усопших обрели вечный покой. Если приходское духовенство и монахов завещатели подчас подозревали в том, что те способны пренебречь своими обязательствами перед донатором, то молитвенное заступничество членов братства считалось делом надежным» (Арьес 1992:179).

Самым знаменитым из подобных обществ милосердия была «Мизерикордия», учрежденная в 1244 году монахом доминиканцем Пьером Босси во Флоренции. Братство существует и в наши дни. В Средние века эта организация объединяла представителей самых разных слоев общества, объединенных идеями милосердия и благотворительности. Члены общества носили черные капюшоны, скрывающие лица, что должно было обеспечить анонимность и равенство внутри братства. Одной из функций братства являлось сопровождение мертвых к месту упокоения — чаще всего жертв чумы и других смертельных болезней или бедняков, не имевших средств для достойного погребения (Strocchia 1992). «Мизерикордия» до сих пор организует похороны для членов своего братства, а также предлагает услуги организации похорон на коммерческой основе. В собственности братства есть два собственных кладбища. Очевидно, «Мизерикордия» — это одна из старейших организаций в мире, которая занимается похоронами.

«Ни живые, ни мертвые»: бессмертие и мертвое тело средневекового человека

Ответ на вопрос, почему именно так было организовано похоронное дело в Средние века, лежит в особом отношении к телу и к смерти как таковой. Именно из особой мортальной картины мира и вырастают административные практики и устройство похоронной инфраструктуры.

Начать стоит с того, что Средневековье — это время повсеместной, повседневной, неконтролируемой смерти (Гуревич 2005). Люди умирали рано и по самым разным причинам. Например, в английском высшем обществе в период между 1350–1500 гг. только половина его представителей перешагивала 50-летний рубеж (Jones 2000: 126). Крайне высок был уровень детской смертности: каждый второй рожденный ребенок умирал в течение первого года жизни (Harper and Row 1987: 199). Миллионы жизней уносили эпидемии, такие как тиф или чума, последняя всего за два десятилетия XIV века уничтожила около 35 миллионов человек по всей Европе (Kiple 1993: 663)[15]. Смерть в Средние века была привычной частью повседневной жизни человека, близость смерти усиливалась социальной структурой средневекового общества, когда люди жили в небольших и замкнутых сообществах, зная друг друга буквально в лицо. Возможно поэтому неизбежный средневековый макабр, memento mori («помни о смерти»), и другие иконографические сюжеты, такие как ars moriendi, проходят красной нитью через все Средневековье. «Увы, удел назначен нам и недостойный, и обманный! Деревья листьям и плодам дают начала, ты же — вшам и гнидам лишь приют желанный. Вино, елей или бальзам они приносят; ты же — срам, мочу, блевоту, кал поганый», — писал средневековый поэт Эсташ Дешан. Непредсказуемость смерти и ее угрожающая повсеместность и непредсказуемость осмыслялись через идеи фортуны, веру в судьбу и ожидание скорого конца света.

«Ни одна эпоха не навязывает человеку мысль о смерти с такой настойчивостью, как это делает XV столетие», — пишет Йохан Хёйзинга в «Осени Средневековья» (Хёйзинга 1988: 149). Средневековая иконография вполне намеренно делала акцент на неминуемости смерти и ее ужасающей биологичности. Как отмечает Михаил Майзульс, «высокий градус визуального насилия — это важная черта всей позднесредневековой европейской иконографии. Это насилие нужно для того, чтобы через созерцание страданий Христа, Богоматери и святых прийти к состраданию, а страдание и сострадание — это путь к покаянию, очищению и спасению. Позднесредневековая иконография делает ударение на боли, страдании, смерти, крови сакральных персонажей. Это всевозможные изображения тел мучеников — распиленных, сожженных или расчлененных» (Майзульс 2015). Церковь полагала, что подобная биологичность спасительна для души человека. Очевидно поэтому торчащие из земли кости на церковных погостах и общая запущенность мест захоронений воспринимались как вполне нормальное дело.

Согласно учению Церкви причина человеческой смертности заключается в его греховной природе: человек смертен по наказанию божьему за грехи Адама и Евы. Поэтому тело человека, как источник греха, не вызывало должного почтения у благочестивых христиан. Зачем проявлять уважение к тому, что является первоосновой страданий и отдаления от Бога? Христианство требовало укрощения плоти усердной молитвой, изнуряющим постом, физическим самоистязанием, ограничением комфорта (Корбен, Куртин, Вигарелло 2002: 112). Средневековый человек стыдился своего тела, которое было ему неведомо и непонятно, в том числе из-за низкого уровня